Выпуск № 1 | 1956 (206)

Другой «полюс» в музыкальной драматургии оперы — тема вражеского нашествия, связанная в ходе событий с личностью капитана Незеласова и бронепоездом. Ее ближайшим прообразом явилась, несомненно, тема фашистского нашествия из оперы «Семья Тараса», но присоединение нового начала и по-петушиному горделивого окончания ассоциируется, пожалуй, с заносчивостью Незеласова, мнящего себя «спасителем России»:

Пример 1

Как молния, прорезает эта тема всю музыкальную ткань при упоминании о бронепоезде и его командире, говоря о борьбе с врагами. Ее интонации играют существенную роль и в вокальной партии Незеласова, сообщая ей изломанность, болезненную напряженность. Кульминации достигает тема в симфоническом антракте между пятой и шестой картинами, после чего исчезает навсегда (Незеласов погиб; бронепоезд, захваченный партизанами, перестает быть «злой силой»).

Если рассматривать музыкальную драматургию оперы в целом, то ясно ощущаются два контрастных «мира»: мир Вершинина и всех, кто с ним (крестьяне, восставшие рабочие), и мир врагов, оторвавшихся от народа, продавшихся интервентам. Но композитор не ограничивается плоским противопоставлением этих двух групп, находя внутри каждой из них множество разнообразных характеров, настроений, красок.

Рядом с монологами Вершинина и народными хорами звучит нежная, чистая лирика Кати и Знобова (их любовный дуэт в четвертой картине), появляется трогательный образ Син Би-у, для характеристики которого композитор создает на основе подлинной китайской мелодии колоритную музыкальную «акварель»:

Пример 2

С этим персонажем связаны лучшие страницы оперы — глубокий и выразительный монолог Вершинина с хором над героически погибшим Син Би-у:

Пример

Вместе с тем образ самого Вершинина нельзя признать полной удачей композитора. В операх Д. Кабалевского наиболее глубокие психологические характеристики обычно рождались из речитативов, интонации которых обобщались в мелодии скорее декламационного, чем кантиленного склада. Таким ариозо, выросшим из речитативов, порой не хватало мелодического распева. Но зато каждый образ сохранял в них прелесть своей естественной, неповторимой индивидуальности. Так обрисованы самые глубокие в музыкальном отношении персонажи «Семьи Тараса» — Настя, Тарас, Андрей, в некоторых сценах Павка. Что касается бодрых боевых песен, характеризующих сразу многих людей, их общие чувства, думы, намерения, то они оставляют подчас «за бортом» их личные черты. И не случайно, например, в первой картине Настя сначала выражала свои чувства в речитативно-ариозном монологе, а затем вместе с подругами пела «Комсомольскую песню».

Видимо, в образе Вершинина композитор сознательно подчеркивает песенное, общее, народное, почти повсеместно отходя от прежнего речитативно-ариозного принципа. И все же наиболее сильные страницы его партии — арии у пожарища (в третьей картине) и на насыпи (в пятой картине), которые служат кульминациями трагических переживаний. Многочисленные же песни, сливая его с массой партизан, иногда противоречат его характеру (такова, например, веселая плясовая, которую запевает Вершинин после митинга в четвертой картине, — она представляется все же чересчур легковесной для него). Осложняет дело обилие призывов, митинговых патетических фраз, которые часто встречаются в партии Никиты Вершинина. Не особенно вяжутся с ними распевно-степенные интонации, вызывающие некоторые аналогии чисто оперного порядка (Сусанин, Шакловитый).

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет