Народ — великий учитель

Р. ГЛИЭР

— Откуда это у вас?

Вопрос этот был задан мне Н. А. Римским-Корсаковым в достопамятный вечер 11 марта 1904 года после первого исполнения в Петербурге моей Первой симфонии.

Николай Андреевич смотрел на меня испытующим взглядом. Вокруг нас (разговор происходил в фойе зала Благородного собрания) образовался небольшой кружок — Н. Римская-Корсакова, А. Глазунов, А. Лядов, В. Стасов и другие.

— Откуда это у вас?

Я с трепетом ожидал приговора своему сочинению. Вопрос Римского-Корсакова мог относиться только к одному: откуда у меня — ученика С. Танеева, о котором в Петербурге сложилось тогда определенное мнение, как об убежденном стороннике классицизма в искусстве, — откуда в моей симфонии столь явно ощущаемое русское народно-песенное начало.

— А хорошо это или плохо, Николай Андреевич? — спросил я.

— Хорошо, хорошо, — улыбнулся Римский-Корсаков...

Откуда это у меня? Вопрос этот я задаю себе сегодня — почти 50 лет спустя после знаменательной беседы с Римским-Корсаковым, так глубоко запавшей мне в душу.

Музыкой я начал заниматься относительно поздно; одиннадцати лет я впервые взял в руки скрипку. Занятиям в Киевском музыкальном училище у знаменитого О. Шевчика очень мешала учеба в гимназии, требовавшая усидчивого труда и отнимавшая очень много времени. Мысль стать профессионалом-музыкантом сложилась у меня только в шестнадцатилетнем возрасте.

Однако с самого раннего детства я жил в обстановке, насыщенной музыкой. Ежегодные летние выезды семьи в деревню под Киевом, где, казалось, самый воздух звенел песнями, сдружили меня с богатейшим музыкальным фольклором Украины, обогатили глубокими, незабываемыми впечатлениями. Это была стихийная сила народного искусства, которая непроизвольно овладевала моим сознанием, формировала мои музыкальные представления.

В украинской деревне предо мною всегда было обширное поле для музыкальных наблюдений. Вспоминаю, как красиво певали по вечерам парни и девушки, какие чудесные, раздольные песни неслись с полей во время сенокоса и уборки урожая, как увлекательно задористо звучали народные оркестры на сельских праздниках, на свадьбах. А кобзари!..

Музыка постоянно звучала и в Киеве. Здесь, наряду с украинской песней, я познакомился с русской народной песней и русской оперой. Ярко запомнились спектакли «Русалки», «Евгения Онегина», «Князя Игоря». Наибольшее впечатление осталось от Бородина, музыка которого оказала, как мне кажется, очень сильное влияние на мое творчество.

Занятия в музыкальном училище открыли предо мною мир западной музыкальной классики — Бах, Моцарт, Бетховен, Шуман, Шопен, Лист. Из русских композиторов учебные программы музыкальных училищ в те времена включали только Глинку и Чайковского.

Я очень дружил тогда с талантливым музыкантом, известным впоследствии театральным композитором Ильей Сацем, также занимавшимся в Киевском

музыкальном училище. Сац страстно увлекался народной музыкой. Он знал множество народных песен — русских и украинских — и мастерски играл их на двух струнах виолончели, удивительно тонко передавая характерное звучание народных инструментов. Впоследствии, живя уже в Москве, Сац постоянно ездил по деревням и селам, отыскивая исполнителей на народных инструментах, и все мечтал создать оркестр и хор народных музыкантов и певцов...

В 1894 году я поступил в Московскую консерваторию в класс композиции. Полифонию и формы я изучал под руководством С. Танеева, сочинение — у М. Ипполитова-Иванова. Влияние Танеева на учеников было громадным. Его безграничная преданность искусству, его высокая требовательность к себе, его могучий ум и всеобъемлющие знания, наконец, огромное обаяние личности выдающегося художника — все это делало Сергея Ивановича непоколебимым авторитетом, высшим судьею для всех нас. Он умел привить ученику страсть к работе, к глубокому постижению «тайн» композиторского мастерства.

Ученик Римского-Корсакова, М. Ипполитов-Иванов сам много работал над изучением народной музыки. По его совету я начал знакомиться со сборниками русских народных песен Балакирева, Римского-Корсакова, Мельгунова, обрабатывать понравившиеся мне напевы. В Москве я ближе познакомился с музыкой композиторов Могучей кучки, с «Борисом Годуновым» и «Хованщиной», «Псковитянкой» и «Царской невестой», с гениальными симфониями Бородина.

Важным источником познания русской песенности для нас, учеников консерватории, был класс изучения истории духовного пения, которым руководил замечательный знаток этого дела С. Смоленский. Под его руководством мы изучали образцы старинного знаменного пения. Смоленский умел зажигать в своих учениках горячую любовь и уважение к народной музыкальной культуре. Запомнился один из его советов будущим композиторам. «Глубже, внимательней изучайте народную песню, — говорил он. — Именно в ней — неисчерпаемый источник творчества. Не стремитесь пассивно подражать Чайковскому. Его огромная творческая личность вас подавит, вы растворитесь в нем, не сказав своего слова. Ищите себя в народной музыке...»

Мое первое напечатанное сочинение — струнный секстет (соч. 1, 1898 год) — было написано в период, когда тяготение к русской народной песне начало проявляться во мне с возрастающей силой. Однако увязать эти устремления с классическим стилем мне не удалось. Лишь одна тема в финале звучит по-русски.

С гораздо большей свободой и умением я подошел к этой проблеме в Первой симфонии и Первом струнном квартете. Все темы этих сочинений написаны в русском духе; русский народный характер, как мне кажется, удалось выдержать и в полифоническом развитии, и в гармонии, и, наконец, в общем настроении музыки. При этом я не ставил перед собой задачи сочинять обязательно в русском или украинском стиле. Я не примыкал ни к какому кружку или школе. Но меня влекло именно такое направление в музыке. Я не мог и не хотел мыслить иначе, говорить на ином музыкальном языке. Впитанные с детства, обогащенные впоследствии впечатлениями сознательной музыкальной жизни, эти образы и интонации жили в моем сознании. Эти образы и интонации были для меня наиболее естественным способом художественного выражения моих мыслей и чувств.

Вот так я пытаюсь ответить на вопрос Римского-Корсакова. Не знаю, удовлетворит ли такое «житейское» объяснение читателей. Но для меня оно убедительно. Нужно сказать, что в нашей консерваторской среде в те годы уже давали себя знать модернистские влияния западной музыки. Многие молодые композиторы, ученики консерватории, увлекались Регером, Р. Штраусом, Дебюсси и с пренебрежением относились к русской музыке. Помню уничтожающий отзыв о моем квартете виолончелиста М. Букиника: «На русском стиле далеко не уедешь».

Такие настроения, к сожалению, были характерны для многих молодых композиторов, предпочитавших изучению русской народной песни и русской классической музыки бездумное подражание Регеру или Р. Штраусу. Наши доморощенные модернисты объявляли музыкальное наследие Чайковского, Римского-Корсакова, Бородина устаревшим и отсталым, они третировали народную музыку. Лег-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Народ — великий учитель

Р. ГЛИЭР

Содержание