Смелее бороться за народность и высокое мастерство

(Дискуссия по творческим итогам 1951 года)

Доклад М. Чулаки об итогах творчества советских композиторов за 1951 год вызвал на 5-м пленуме Правления ССК оживленную дискуссию, продолжавшуюся четыре дня. В прениях по докладу выступило 47 человек.

Столь широкой и активной свободной творческой дискуссии не возникало еще ни на одном из предшествовавших пленумов. В связи с оценкой сочинений, исполнявшихся на 5-м пленуме, был высказан ряд мыслей по отдельным проблемам советского музыкального творчества. Многие из выступавших настаивали на всемерном повышении требовательности к идейному и художественному уровню советской музыки.

О необходимости более высоких критериев в оценке музыкальных произведений говорил В. Кухарский. По его словам, квалификацию, данную «Правдой» «серой и невыразительной» музыке оперы Жуковского, можно адресовать большому количеству произведений, прозвучавших на пленуме, хотя общий уровень творчества несколько повысился по сравнению с прошлыми годами. Из общей цифры 185 произведений можно выделить примерно 60–70 более или менее удачных (включая новые народные песни).

В последнее время появились некоторые произведения, заключающие в себе явные признаки формализма, серьезный разрыв между словесной программой и содержанием музыки. «Совершенно недостаточно еще взять актуальную тему нашей действительности или объявить программу, волнующую нашего слушателя, — требуется правдивое, мастерское воплощение ее в музыкальных образах, — сказал в своем выступлении композитор А. Штогаренко (Киев). — В тех случаях, когда круг музыкальных образов не соответствует взятой теме или программе и находится в противоречии с ней, мы являемся свидетелями творческой неудачи композитора». В качестве примеров таких неудач Штогаренко называет 3-ю симфонию Б. Лятошинского и струнный квартет Г. Попова — произведения, программы которых связаны с темой борьбы советского народа за мир.

— Вопрос о борьбе с формалистическими тенденциями, за реализм и народность музыки еще не снят, а принимает лишь иные формы,— утверждает музыковед В. Ванслов. — На первый план выдвигается не борьба с внешними уродствами формализма, а борьба за жизненную правдивость музыкальных образов, за полное раскрытие типичных черт нашей социалистической действительности. Жизненной правдивости нет, например, в струнном квартете Попова, где программный замысел остался лишь словесной декларацией.

О рецидивах формализма, проявившихся в квартете Г. Попова, говорили и другие, выступавшие на пленуме, — В. Кухарский, М. Брук, И. Благовещенский, М. Коваль. Остатки формализма, по мнению М. Коваля, сказываются и в инертности творческого мышления отдельных авторов и в недостаточной реалистической образности многих произведений.

— При несомненном творческом росте многих наших композиторов, в частности талантливой молодежи (О. Тактакишвили, В. Мухатов, С. Цинцадзе), в целом от программ пленума остается ощущение неудовлетворенности, — утверждает музыковед Ю. Келдыш (Ленинград).— Причина этой неудовлетворенности в том, что даже лучшие произведения, показанные на пленуме, не решают ведущих, важнейших идейных задач, не выдвигают больших проблем. Очень мало было подлинно новаторских произведений в области крупной симфонической формы, программного симфонизма, в вокальных жанрах. К отставанию этих жанров надо отнестись с не меньшей серьезностью, чем к отставанию оперного жанра. Серьезные трудности в развитии советской музыки связаны с тем, что нами не решен ряд принципиальных эстетических проблем музыкального творчества; в некоторых случаях имеет место упрощенное понимание задач социалистического реализма. Реалистическое искусство нельзя определять лишь по негативным признакам (отсутствие какофонии и др.). Подлинно реалистическое произведение предполагает глубину проникновения в явления действительности, высокий уровень отображения жизни. Этого по большей части нет в сочинениях, показанных на пленуме. И то, что в программах преобладали сравнительно легкие по своим задачам произведения, Ю. Келдыш считает признаком известного неблагополучия в музыкальном творчестве.

Если можно говорить об отдельных успехах советской музыки за истекший год, то в целом, по мнению Д. Кабалевского, пленум не показал большого движения вперед по сравнению с прошлым годом. На пленуме не появилось ни одного симфонического произведения, которое можно было бы поставить рядом с 27-й симфонией Мясковского, и ораториально-кантатного, которое могло бы стать вровень с «Песнью о лесах» Шостаковича. Несмотря на все недостатки и серьезные ошибки, театры в прошлом году показали несколько опер, а в этом году не поставлено ни одной оперы (не считая «Угрюм-реки» Д. Френкеля). Достижения слишком незначительны по

сравнению с тем, что должна была бы дать советская музыка.

Большое место в дискуссии было уделено проблемам музыкального языка, и в частности использованию традиций русского народно-песенного творчества и классического наследия в советской музыке.

— В последнее время, — говорил Л. Данилевич, — наметилось столкновение двух точек зрения, которые кратко можно охарактеризовать следующим образом: одни считают, что нам нужно творчески развивать классические традиции, что это развитие традиций предусматривает использование современной народной песни и того ценного, что создано советской массовой песней. Но некоторые товарищи оспаривают эти правильные мысли, говоря, что никаких современных стилистических признаков в музыке нет и что, отстаивая право на поиски современного стиля, мы якобы признаем музыкальный язык классиков устаревшим. Однако сочинения, исполнявшиеся на пленуме, показывают, какая из двух точек зрения верна. Произведение, в котором композитор, не развивая классической традиции, использовал готовые приемы, штампы, выработанные музыкой прошлого, оказывается нежизненным (5-я симфония А. Артамонова). И наоборот, сочинения, авторы которых, используя опыт нашей современной песенности, развивают классические традиции, оказываются большой удачей. В чем основная причина удачи оратории В. Сорокина «Александр Матросов»? В том, что герой произведения и окружающая его среда так охарактеризованы музыкой, что мы слышим в ней именно живые образы наших советских солдат. И объясняется это использованием современных интонаций, связанных с массовой, и в частности солдатской, песней наших дней.

— Замечательные примеры творческого использования и развития старых музыкальных традиций, — сказал музыковед В. Кухарский, — дает нам народ в своих прекрасных современных песнях. Чем поражают эти песни? Прежде всего тем, что каждая из них индивидуализирована, глубоко своеобразна. При единстве национальной формы, при общем использовании глубоких народнопесенных традиций все песни разные, ибо в каждом отдельном случае создатель песни сумел подчинить элементы традиционной формы выражению данной темы, данного образа. Появляются новые типы оптимистических протяжных песен, каких не знала старая Россия. Как характерный штрих следует отметить проникновение в лирическую песню радостных, бодрых интонаций частушек. Пример — «Пойду, выйду к быстрой речке», песня, созданная талантливым баянистом Поликарповым. Такой новаторский подход к песенным традициям народа должен быть усвоен и нашими профессиональными композиторами.

Ю. Келдыш останавливается на вопросе национальной формы. Вопрос этот, как часть проблемы народности, имеет большое принципиальное значение — не только теоретическое, но и практическое. Именно в вопросе национальной формы у нас много неясного. Партийной печатью за последнее время отмечались ошибочные тенденции в этой области, проявившиеся в различных национальных культурах Советского Союза (консервация отживших национальных форм, архаизмы в воплощении современной тематики). Эти недостатки в общем не характерны для русской советской музыки. Но у нас есть одно тревожное явление: имеется много хороших реалистических сочинений на темы народов СССР и почти отсутствуют хорошие сочинения на русские темы. Большинство композиторов не владеет живым интонационным строем современной народной песни, которая сейчас переинтонируется и звучит иначе, чем старая русская песня.

— В произведениях на русские темы, — продолжает Ю. Келдыш, — мы встречаемся с двумя видами ошибок: это либо пассивное следование за сложившимися нормами (5-я симфония Артамонова), либо формалистическая модернизация народной песни. Вторую ошибку мы наблюдаем в «Фантазии на русские народные темы» Б. Чайковского. В этом произведении есть подкупающая талантливость, но в целом оно противоречиво, так как простое и ясное изложение тем чередуется в нем с экспрессионистски усложненными эпизодами, не гармонирующими с основным тематическим материалом. Проблема народности удачнее решается в оратории В. Сорокина «Александр Матросов», которая волнует и захватывает слушателя правдивостью и жизненностью интонационного стиля.

Поддерживая тезис о необходимости творческого отношения композиторов к народным темам, музыковед С. Скребков возражает против оценки, данной Ю. Келдышем «Фантазии на русские темы» Б. Чайковского. Обвинение композитора в модернистическом искажении народных тем несправедливо. В «Фантазии» ощущаются индивидуальность автора и своеобразное творческое отношение к темам. По этим же мотивам заслуживают одобрения «Русские картинки» К. Молчанова, в которых чувствуется стремление обновить фортепианную музыку средствами народной песни.

Свою точку зрения на взаимоотношение образа и интонации С. Скребков кратко формулирует так: в единстве содержания и формы основой является содержание; поэтому в реалистической музыке интонация подчинена образу. Не должно быть монополии образа, игнорирующего интонацию, и монополии интонации, объявляющей себя единственным полномочным представителем образа. С. Скребков говорит о необходимости провести широкую дискуссию о теории интонаций академика Б. В. Асафьева.

— Вопрос о народной песне наших дней, — указывает композитор Андрей Новиков (Новосибирск), — должен был бы занять на пленуме не меньшее место, чем вопрос об опере, так как ни крупные произведения, ни произведения малых форм нельзя рассматривать вне сферы современного народно-песенного творчества. Однако о народном творчестве на пленуме говорится мало.

Композитор М. Гнесин в своем выступлении предостерегает против излишних ограничений путей развития советской музыки. Не следует устанавливать искусственных пределов, за которые композитор не должен выходить. Часто в силу определенных социальных причин типы произведений утрачивают чистоту, обрастая новыми элементами. Создаются новые типы. Иногда молодым композиторам, когда они показывают свои работы, говорят: это не наши интонации. Определенные композиторы очертили своим творчеством известный интонационный круг. Если будут найдены новые интонации, этот круг расширится. И это будет только хорошо.