Выпуск № 12 (157) | 1951 - страница 19

Института истории искусств Академии наук Казахской ССР, объявившая себя ученицей Жубанова, на экзамене в Институте истории искусств Академии наук СССР обнаружила отсутствие элементарных знаний (ей, например, было неизвестно, что в опере «Иван Сусанин» есть увертюра).

Таковы плоды педагогической деятельности Жубанова.

Будучи только способным мелодистом, Жубанов считался автором крупных оперных сочинений, хотя, по свидетельству знающих его музыкантов, он не в состоянии грамотно написать самый простой аккомпанемент к своим мелодиям. Таким образом, в течение многих лет он беззастенчиво присваивал себе труды своих «соавторов», пользуясь своим высоким административным положением. Руководители Казахского Государственного театра оперы и балета имени Абая, зная о «возможностях» Жубанова как оперного композитора, закрывали глаза на эти недостойные методы «соавторства», рекламировали Жубанова в качестве автора оперных произведений.

Жубанов ухитрялся также занимать пост председателя музыковедческой секции Союза советских композиторов Казахстана. Поэтому вместе с руководством республиканского ССК он несет ответственность за слабый рост молодых музыковедческих кадров в Казахстане, за неверное, идеологически извращенное воспитание молодежи. Как единственный музыкант — действительный член Академии наук Казахской ССР он влиял на все направление весьма скудной деятельности сектора искусствоведения Академии наук Казахской ССР, создавая там, так же как в консерватории и Союзе композиторов, атмосферу подхалимства, чинопочитания, зажима критики и самокритики. Помимо этого, он представительствовал еще во многих учреждениях, везде сея яд своих реакционных «концепций», везде создавая ту же атмосферу чинопочитания и зажима критики. Нарождение такой атмосферы вполне логично — там, где практика исходит из ложных и фальшивых идейных позиций, сама практика тоже становится фальшивой, а фальшь, ложь приходится скрывать, маскировать. Там же, где начинается такая маскировка, немедленно выявляются все атрибуты неправильного руководства: и бюрократизм, и зажим самокритики, и методы запугивания.

Даже на совещании в казахстанском ССК, посвященном обсуждению разоблачительных статей советской печати, в выступлениях отдельных ораторов сказывалась эта атмосфера запуганности и подхалимства. Собравшимся было стыдно слушать подхалимскую речь композитора Л. Хамиди, которого Жубанов нещадно эксплуатировал в качестве «соавтора» ряда музыкальных произведений. Л. Хамиди сообщил о своей «творческой дружбе» с Жубановым и заверил аудиторию в том, что этой дружбы ничто не разобьет. Вместо критики реакционных теорий и вредных практических деяний Жубанова Хамиди пытался представить положение в ССК Казахстана в розовом свете.

Тов. Гировский, заместитель директора Казахской консерватории по научной и учебной части, несущий ответственность за плохую постановку музыкально-теоретического образования в консерватории, не нашел в своем выступлении должных слов самокритики и больше всего волновался о том, чтобы на совещание не попали студенты консерватории и не услышали горькой истины о своих педагогах. Однако вопреки его желанию молодежь все же услышала истину.

Причины чрезмерной почтительности к Жубанову пытался объяснить в своем выступлении председатель Союза композиторов Казахской ССР тов. Брусиловский:

«...Мы знали давно о всех пороках этой книги, но не могли говорить о них вслух ни в Союзе, ни в консерватории. О чем это говорит? Раньше всего о грубейшем зажиме критики и в Союзе, которым я руковожу, и в консерватории, которой руководит А. К. Жубанов. Даже теперь многие товарищи, сидящие здесь, гадают на кофейной гуще, как быть. Выступить хочется, правду сказать хочется, ну, выступишь, а потом что будет? Критика у нас не в почете, ее боятся, ее различными путями и методами сдерживают или вовсе глушат».

Однако, призывая участников совещания к смелым выступлениям, сам Брусиловский не проявил этой смелости. Линия общественной деятельности самого тов. Брусиловского, к сожалению, не отличается необходимой твердостью и последовательностью, Еще в 1947 году он

совместно с В. Мессманом выступил на страницах «Казахстанской правды» с резкой критикой деятельности Жубанова. В этой статье, озаглавленной «Лженаучные упражнения», говорилось: «По мнению А. Жубанова, казахская музыкальная культура — вся в прошлом... А. Жубанов не вскрывает влияния социальных противоречий в жизни дореволюционного аула на развитие казахской народной музыки. Все старания Жубанова направлены на идеализацию прошлого». В статье вскрывался буржуазно-националистический характер деятельности Жубанова, рассказывалось о его невежестве и клеветнических измышлениях, о вреде, принесенном им казахскому музыкальному искусству. Статья заканчивалась призывом «решительно вести борьбу со всевозможными антинаучными реакционными теориями, тормозящими поступательное движение казахской советской национальной культуры».

Однако вскоре под нажимом Жубанова и его покровителей Е. Брусиловский публично отрекся от этой правильной статьи.

В 1949 году в журнале «Советская музыка» № 1 была опубликована статья «Необходим решительный перелом». Статья эта, подписанная пятью видными композиторами — А. Малдыбаевым, З. Шахиди, М. Тулебаевым, А. Кулиевым и М. Бурхановым, ставила вопрос об отставании музыкального искусства среднеазиатских республик от требований жизни.

Вместо того, чтобы принять с благодарностью критику, Брусиловский, к этому времени окончательно объединившийся с Жубановым, обрушил громы и молнии на осмелившегося подписать эту статью своего бывшего ученика — М. Тулебаева. В ответе, посланном в журнал от имени Правления ССК Казахстана (фактически состряпанном Жубановым и Брусиловским), позиция Тулебаева объявлялась «ложной и вредной для развития нашего искусства».

На вторую статью редакции, «Против зажима самокритики» (№ 10 за 1949 год), уже совершенно не последовало ответа. Даже и теперь, выступив на совещании в ССК, Брусиловский, только что воспевший хвалу смелости, объявил несостоятельной свою статью 1947 года «Лженаучные упражнения», так как в ней якобы был серьезный недостаток, заключавшийся в «вызывающем тоне, в недоброжелательном характере критики».

Полемичность и верная направленность в теперешнем представлении Брусиловского именуются «вызывающим тоном», разоблачение крупнейших политических ошибок — «недоброжелательным характером критики».

Вот к какой оппортунистической позиции приводят половинчатость и непринципиальность. Роль Е. Брусиловского в становлении профессиональной музыкальной культуры Казахстана и создании казахского оперного искусства весьма значительна. В частности, будучи талантливым педагогом, он сумел воспитать целую плеяду молодых казахстанских композиторов. Однако в музыкально-общественной жизни он последовательным не был. Вместо того, чтобы руководить Жубановым по праву человека, владеющего настоящей культурой, и направлять его по верному пути, Брусиловский сам попал под тлетворное влияние Жубанова. Такое положение неминуемо отразилось и на плохом состоянии композиторской организации Казахстана, по существу лишенной твердого организационного и идейного руководства, и на музыкальном творчестве самого Брусиловского, который стал создавать песенки сомнительного вкуса, держаться за устарелые нормы прошлых достижений, не развивая прогрессивные стороны своего оперного творчества.

К совещанию в Союзе композиторов Казахстана, сыгравшему большую оздоровительную роль для казахского музыкального искусства, не было проявлено должного внимания со стороны местных организаций; результаты его не нашли широкого освещения в прессе.

Газетой «Социалистический Казахстан» была напечатана «саморазоблачительная» статья Жубанова (на казахском языке) в день (!) выхода в свет статьи Тулебаева в «Казахстанской правде» (на русском языке). Никакой пользы для дискуссии эта поспешная вылазка Жубанова не принесла, а действия редакции газеты «Социалистический Казахстан» были правильно охарактеризованы как своеобразная попытка зажима критики, как желание оградить Жубанова от излишней критики. Видимо, и теперь имеется стремление замолчать истинный характер

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание