Выпуск № 9 (130) | 1949 - страница 18

безумных кошмаров Евгения, страшных черных сторон действительности, Глиэр утверждает в сознании слушателей прекрасный и светлый образ любви двух юных существ. Этот контраст между лирической озаренностью основных образов поэмы и их трагической судьбой рождает у слушателя отчетливое сознание исторической несправедливости общественного строя, отнимающего у человека право на счастье и любовь. В балете Глиэра торжествуют высокая гуманистическая идея, образы глубокой человечности и красоты, близкие мировоззрению нашего времени.

Почти четверть века отделяют «Медного всадника» Глиэра от его первого крупного произведения на пушкинскую тему (музыка к «Египетским ночам» для Театра им. В. И. Немировича-Данченко) и от его выдающегося балета «Красный мак». Сравнение «Медного всадника» с прежними его работами свидетельствует о неуклонном стремлении композитора к целостному реалистическому мировоззрению. При всем мастерстве партитуры «Египетских ночей», при всех художественных достоинствах «Красного мака» — первого советского балета, приблизившегося к воплощению образов современности, оба произведения не были свободны от «экзотики», от некоторой искусственной выспренности. «Медный всадник» говорит о зрелости реалистического стиля композитора, о его прочной связи с лучшими традициями русской классики¹.

Партитура «Медного всадника» знаменует значительную победу реалистического направления советской музыки.

Постановка балета коллективом Большого театра СССР (балетмейстер Р. Захаров) решалась в плане монументального историко-психологического спектакля. Впервые на балетной сцене сделана попытка показать реальный, исторический персонаж — образ великого деятеля русского государства. Самый образ Петра (В. Радунский и А. Томский), решенный исключительно средствами пантомимы, обязывал постановщика к монументальности сценических форм, к верному изображению историко-бытового фона, к поискам нового хореографического языка. В то же время авторам спектакля предстояло показать мир интимных чувств Евгения и Параши, оставаясь в пределах большой социально-философской темы.

Режиссеру Р. Захарову это во многом удалось. Образы Петра и Петербурга, затем трансформированные в образ Медного всадника в спектакле более, чем в либретто, связаны с судьбой лирических героев. В этом заслуга и художника спектакля М. Бобышева, великолепно воплотившего стиль старого Петербурга, сумевшего передать дух великого города, его монументальные перспективы, создать реалистическую картину наводнения.

Когда в прологе вырастает величественная панорама ночного Петербурга на берегу красавицы-Невы, когда при поднятии занавеса открываются перспективы Сенатской площади со знаменитым памятником Фальконета, контуры Биржи, — образы великого города, дорогие сердцу каждого русского человека, — ощущение исторической реальности утверждается в сознании зрителя. Лишь в последних эпизодах пролога образ Петра дан несколько наивно и схематично. Не удовлетворяют его внешняя картинность, искусственность жестов, отсутствие реальной действенности. Зато Евгений и Параша — великолепное достижение и режиссера, и исполнителей. Бытовые персонажи русской исторической действительности едва ли не впервые нашли на балетной сцене столь правдивое и поэтичное воплощение. Особенно это ртносится к образу Евгения.

Пушкинские темы в советском балете выдвинули целую галлерею реальных мужских образов. Однако ни хан Гирей в «Бахчисарайском фонтане», ни молодой офицер, герой «Кавказского пленника», ни Алеко в «Цыганах», ни Алексей в «Барышне-крестьянке», трактованные в более традиционном, обобщенно-романтическом плане, не получали такого индивидуализированного характера, как Евгений в исполнении В. Преображенского и А. Ермолаева. Талантливый А. Ермолаев, несколько увлекшись сценической задачей, правда, приблизил своего героя скорее

_________

¹ Показательны сроки, в которые был написан балет. Клавир «Медного всадника» был закончен композитором менее чем за семь месяцев (с сентября 1948 года по март 1949 год), партитура — в пять месяцев. Эти сроки создания монументального произведения в 4 актах и 13 картинах говорят об огромном мастерстве композитора, о четкости и зрелости его идейной концепции.

к типу гоголевского чиновника, нежели к пушкинскому образу. В пушкинском Евгении нет той забитости, подавленности, которую с самого начала хочет показать Ермолаев. Однако артисту помогает его художественный такт, и его герой не теряет в своей душевности и человечности. Еще более обаятелен образ Параши, поразному представленный О. Лепешинской и Р. Стручковой. Лепешинская стремится приблизить Парашу к ее быту, к ее окружению; героиня Стручковой больше привлекает нежной красотой юности, свежестью наивного, едва расцветшего чувства. Все лирические сцены Евгения и Параши — их первая встреча, адажио, вариации и вальс — напоены этой ласковостью юных чувств, целомудренной чистотой молодости. Теплота и человечность их образов, «душой исполненный полет», привлекает сердца зрителей. Этому всемерно способствует и замечательный оркестр Большого театра (дирижер Ю. Файер), раскрывающий партитуру Глиэра во всей ее мелодической красоте и тембровом богатстве.

Иногда лишь ощущается некоторое однообразие в сценическом претворении партитуры, более богатой, нежели хореографический язык спектакля. Хочется больше раздолья и силы, более яркого национального колорита в русской пляске второй картины пролога, большего разнообразия и богатства в танцах на ассамблее, где, к сожалению, преобладает натуралистическая пантомима. Более интересно и ярко, в более подчеркнутом русском стиле могли бы быть показаны выход и танец Царицы бала (М. Семенова и С. Головкина). Непонятно, почему режиссер отказался здесь от русского исторического костюма и поставил Царицу бала на пуанты; было бы уместнее дать на ассамблее яркий русский танец.

Требует новой редакции — и по идее, и по сценическому решению — апофеоз спектакля, в котором балетмейстер полностью отказался от хореографии, переведя все действие в скучную, ничего не объясняющую пантомиму. Малоубедительна по идее новая пара влюбленных, начинающая свой любовный круг у подножия памятника Петру, как некогда Евгений и Параша. Совсем нелепо появление у памятника фигуры Пушкина — спиной к зрителю. Вероятно, авторы спектакля хотели этим отдать дань юбилею великого поэта, которому был посвящен спектакль. Но лучшим почтением памяти великого русского гения было бы полное воплощение в спектакле его поэтической идеи.

Спектакль «Медный всадник» в Большом театре — серьезное событие в истории советского балета. И театр, и авторы балета создали спектакль волнующий и страстный, подкупающий своей поэзией, своим патриотическим пафосом. Это тем более обязывает авторов балета, — прежде всего либреттиста и балетмейстера, — создать новую редакцию отмеченных сцен, более точную по идее, более выразительную по языку.

Этого требует Пушкин, этого ждет советский зритель.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание