Выпуск № 7 (128) | 1949 - страница 40

А в следующем письме к В. В. Стасову Балакирев сообщал: «Руслан — окончательно покорил себе чешскую публику. Восторженность, с которой его приняли, не уменьшается и теперь, хотя я его уже дирижировал 3 раза... 1-й акт производит впечатление потрясающее В партере слышны возгласы: «Необычайно грандиозно», «это точно летопись Нестора»¹. Песнь Баяна приводит их в восторг, на улицах распевают:

Ке slave ruske otciny
Zavznete, slavne struny zlate,
Jak na sich dedu v vojne svate
Na Carhrad sly druziny².

«Вы не можете себе представить, какое действие потрясающее производит весь «Руслан»... Замечательно и то, что при вызовах после 1-го действия не забывают и Баяна»³.

С редким единодушием откликнулась на постановку «Руслана» чешская печать. Все газеты сходились в оценке оперы и писали, что «более блестящие костюмы и более изящная постановка едва ли когда бывали на чешском театре»⁴.

Газета «Политика» писала: «Если когда-нибудь будет стоять во всей полноте совершенства здание, называемое "славянская оперная школа", то о Глинке будут с благодарностью вспоминать, как о самом первом между теми людьми, которые, взяв за основание бесконечно богатые музыкальные элементы своей нации, ступили первые шаги для того, чтоб воплотить идею, воодушевляющую теперь уже весь славянский мир и обещающую такие последствия, которых и высчитать нельзя. В "Руслане и Людмиле", точно так же, как и в "Жизни за царя", мы имеем перед глазами борьбу компониста со всеми трудностями вновь расчищаемого пути, им предпринятого, и постоянно видим, как он справляется с теми условиями, которые считает необходимыми для основания славянского оперного направления. Кто только не станет умышленно уменьшать трудность глинкинского предприятия, тот ясно увидит, что обе оперы этого композитора образуют Постройку, поднявшуюся уже на значительную высоту. Кто будет продолжать строение после этого гениального человека, томy будет уже гораздо легче, пока, наконец, черед дойдет до тех, кому придется довершать здание. В "Руслане и Людмиле" нам является роскошно-свежее растение, которое хотя и какой-то чуждой нам породы, но благоухает для нас чем-то столь родным, что тут затрагиваются самые глубокие стороны нашего чувства. Оттого-то публика так единодушно и так восторженно приняла замечательнейшие нумера оперы»⁵. «Пражский дневник», отзываясь на премьеру оперы, прямо заявил, что «великолепное создание» Глинки «в отношении национальном может служить нашим композиторам за образец»⁶.

Роли Руслана и Людмилы прекрасно исполнили Лев и Елинек. От них не отставали Полак и Дубровский (Баян и Светозар), Ркжауф (Горислава) и Штаудингер (Наина). Об исполнителе Финна — Лукесе критика писала, что он «создал образ, который останется неизгладимым в памяти»⁷, Фарлафа «с высшим совершенством» играл Палечек. В сохранившейся черновой записи М. А. Балакирева, сделанной им в Праге и предназначавшейся, видимо, для чешской газеты, мы читаем: «Г. Палечек чрезвычайно талантливо воспроизводит личность Фарлафа, именно таковою, какой она сделана у Глинки, да и в самой поэме Пушкина личность Фарлафа та же самая, только с несколько большими подробностями»⁸.

Ратмира исполняла талантливая певица и актриса Беневиц-Мик, о которой Балакирев еще во время репетиции писал своим русским друзьям, что она поет свою партию «очень исправно», «восхитительно», «талантливо» и т. д. Она «при каждом своем появлении приводила в восторг зрителей прекрасною, глубоко-продуманною и прочувствованною игрой» и придала этой роли «все волшебство, которым наделил ее гениальный композитор»⁹.

«Наибольшая заслуга», — читаем мы в газете «Народни листы», — принадлежит г-же Беневиц-Мик; эта замечательная артистка умела вдохнуть столько глубокой и богатой души в свою роль, что производит на всех самое непосредственное и неодолимое действие. Ее Ратмир полон юношеского жара и вместе нежной грации, которая была в высшей степени мягко выражена в ариях 3-го и 5-го акта»¹⁰.

Восторгаясь артистами, публика, разумеется, не забыла главного инициатора постановки — Балакирева. Многочисленными вызовами она выразила ему свою благодарность за доставленное художественное наслаждение. «Я получил здесь 2 венка от публики как представитель Глинки и русской музыки», — писал он Стасову 10 февраля 1867 года.

В знак благодарности за великолепно поставленную в Праге оперу «Руслан и Людмила» Балакиреву в 1867 году, на концерте в честь славянских гостей, чешские и словацкие представители преподнесли дирижерскую палочку, по описанию Стасова, «всю резную из слоновой кости, такой чудной работы, что эта вещь наверное заняла бы видное место на парижской всемирной выставке. Внизу выпуклыми буквами написано: Прага 1867 г. Немного выше, на ручке: Пушкин, Глинка. Отсюда кверху вьющейся ленточкой идут имена всех главных действующих лиц оперы "Руслан и Людмила". На превосходном ящике из деревянной необыкновенно изящной мозаики написано резными буквами:

_________

¹ Именно в 1867 г. «Летопись» Нестора была переведена на чешский язык.

²Про славу русския земли
Бряцайте, струны золотые,
Как наши деды удалые
На Цареград войною шли.

³ Переписка М. А. Балакирева с В. В. Стасовым. Письмо от 10 февраля 1867 г.

⁴ В. В. Стасов, Собрание сочинений, т. III, стр. 210.

⁵ Там же, стр. 209.

⁶ Там же, стр. 212.

⁷ Там же, стр. 210.

⁸ Центральный государственный литературный архив. Фонд Балакирева.

⁹ В. В. Стасов, Собрание сочинений, т. III, стр. 212.

¹⁰ Там же, стр. 215.

Славянскому умельцу (художнику) М. А. Балакиреву»¹.

Пражские постановки опер Глинки имели большое значение как для чешской, так и для русской музыкальной культуры. В России оперы Глинки явились важным звеном в общей борьбе за утверждение на родине его творчества. Это особенно относится к опере «Руслан и Людмила», судьба которой на протяжении нескольких десятилетий была поистине печальной. «Опера "Руслан и Людмила", — писал В. Стасов, — настоящая мученица между всеми произведениями русского искусства: с самого появления ее на свет, ее постоянно преследуют такие неудачи, несчастия и гонения, которых никогда не испытывало у нас ни одно другое художественное произведение»².

Но как же доказать достоинства оперы, если она редко ставится и при этом страшно урезывается и сокращается и подается в таком виде, который не может увлечь публику? Это и явилось главной причиной, побудившей Л. И. Шестакову осуществить постановку «Руслана» в Праге. Взоры многих были тогда направлены на Прагу. Как чехи отнесутся к «Руслану»?

Стасов был непоколебимо уверен в успехе: «Как не позавидовать Праге!»... «Руслан будет там дан, как никогда еще не был дан у нас здесь»³. Гордый успехом «Руслана», Стасов пишет статью «Чехи и русская опера», в которой он, высказывая свою радость, бичует тех, кто до сих пор не желал видеть гениальности глин кинского творения.

Пражские постановки опер Глинки не прошли незамеченными для западноевропейской критики. Даже немецкие реакционные газеты, враждебно настроенные против России, не могли обойти их молчанием. Говоря об операх Глинки в Праге, В. Стасов подчеркивал, что «представления русских опер на чешской сцене казались многим патриотам чешским, даже чем-то в роде политического события, началом тесного единения славянских племен, и это не раз высказывалось среди чешского общества с такою настойчивостью и силой, что иностранные газеты, враждебные русской и чешской национальностям, схватились за этот мотив, как за новую исходную точку для своей клеветы и выдумок»⁴. Но не имея возможности отрицать художественный успех оперы, они старались всячески снизить его, прибегая для этого к постыдным измышлениям. «Кельнская газета» и «Познанский дневник» даже заявляли, что это-де царское правительство ассигновало в целях пропаганды крупную сумму денег на постановку опер Глинки в Праге. Абсурдность этих утверждений становится особенно очевидной, если учесть печальную судьбу «Руслана» на его родине.

Однако с отъездом Балакирева из Праги русская печать, ранее так широко освещавшая пражские постановки опер Глинки, перестала почти уделять им внимание, так что дальнейшая судьба «Руслана» в Праге была по сути дела неизвестна.

Между тем, как явствует из архивных данных Чешского Национального театра, «Руслан» шел в 1867 году 9 раз, в 1868 — 5 раз, в 1869 — 2 раза, а с 1872 по 1879 — 6 раз, то есть всего 22 раза. Эти цифры свидетельствовали о большой победе русского искусства.

Благородной и увлекательной задачей было бы обстоятельно проследить и выяснить значение творчества Глинки для чешской музыкальной культуры. Большой интерес представляет также вопрос об отношении Дворжака к музыке Глинки. В то время, когда Балакирев дирижировал в Праге «Русланом», еще никто не мог предвидеть, что находящийся в оркестре 26-летний музыкант-альтист Антонин Дворжак станет крупнейшим после Сметаны чешским композитором. Как относился Дворжак к музыке Глинки? Несомненно, что его юношеские впечатления должны были благотворно отразиться на его музыкальном развитии.

Пражские постановки опер Глинки прложили начало дальнейшему распространению на Западе произведений русской музыки. На чешской оперной сцене вслед за операми Глинки вскоре были поставлены оперы Даргомыжского, Римского-Корсакова, Направника, Чайковского, Рубинштейна, Мусоргского, Бородина, утвердившие мировую славу русского музыкального искусства.

_________

¹ В. В. Стасов, Собрание сочинений, т. III, стр. 219.

² Там же, стр. 203.

³ Там же, стр. 217.

⁴ Там же, стр. 207.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание