Выпуск № 5 (116) | 1948 - страница 18

Вот переход ночи в зимнее утро и восходы зари в «Ночи перед рождеством», восходы солнца в «Снегурочке», «Младе», «Царе Салтане», «Китеже», «Садко». Наступление утра в «Майской ночи» и наступление весны в «Снегурочке» и «Кащее». Ночь и сказы-шелесты камышей возле Ильмень-озера («Садко»), лебеди-девушки. Ночь на горе Триглаве («Млада») с ее колдовскими чарами, — а в существе своем это все музыка внутренней органической жизни природы и внезапные наступления новых состояний: вот расцвел цветок, вот внезапно рассеялась мгла, вот блеснул луч солнца и повеяло свежестью утра, а вот движется волна за волной:

В синем небе звезды блещут,
В синем море волны плещут...

и композитор мерным ритмическим рисунком и вскидывающейся интонацией вызывает иллюзию энергии волн и звуковое пространство моря.

Море в «Садко» — в величавых переливах волн вступления, в морской тиши среди безграничной дали и неподвижности воздуха в картине с остановившимся кораблем, в плясовых ритмах бури в подводном царстве. На всем громадном развитии оперы «Садко» «явления звучащего моря» составляют подтекст действия былины и даже своего рода действующий драматургический образ, вызванный весьма простыми средствами: мерный ритм повторного движения трех звуков, и в этой мерности то рокот волн, то спокойное плескание, то разбег и грозный набег, то сила, то нега, то ласка, то суровость!.. В симфонической поэме «Шехеразада» музыка моря ведет за собой сознание слушателя из странствия в странствие, манит за собой, как сказ о далеких странах, как голос умиротворенной до поры до времени стихии. В прелюдии-кантате «Из Гомера» также образ моря, стихии, соблазняющей странников жизни.

Нельзя также пройти мимо мощного выражения этих мощных закономерностей моря в музыке Чайковского. В своей симфонической поэме «Буря» (по Шекспиру) Чайковский дал образно-реалистический пример музыки моря: тут больше экспрессии моря и корабля — слышно, как снасти корабельные стонут и как кряхтит кузов корабля! — чем красочного описания. Подмеченная Чайковским синкопа в ритме сопротивления корпуса судна упорству волны, когда корабль напрягает всего себя, — делает честь его слуховой наблюдательности.

Как ни мало отдал внимания морю симфонист Чайковский (напоминаю еще о сказочной картине счастливого плавания в «Щелкунчике» в начале второго акта), внимание такой силы и точность наблюдения просто покоряют. Принято мало ценить «Бурю» среди остальных поэм и фантазий, каприччио и увертюр Чайковского. Это несправедливо. Помимо яркой экспрессии картины моря, замечательна очень проницательная волевая техника в том, как композитор своим воображением громадной силы сплел шекспировские драматургические линии и образы в музыкально-эмоциональный клубок. Развитие темы любви (тоже бури) между морской «заставкой» и «концовкой» и концентрация собственно стихии бури внутри поэмы насыщены достойной Шекспира конфликтностью человеческого чувства и сил природы. Причем над всем еще господствует умная, властная воля Просперо — личности эпохи Ренессанса, в духе великого мага точных наук Леонардо да Винчи.

В музыке чувство природы находит себя во множестве отображений — от почти натуралистических звукоописаний к любованию всем, что волнует нас, как проявление прекрасного в стихийно-величавых состояниях природы. Или — наоборот: музыка есть в сочетании стройности, в мягких оттенках красочности и зыбких свето-теней, в передаче пейзажа чуть ощутимым движением звуков. Это мир тихих впечатлений — преобладания созерцательности и красоты созерцаемого над стремлением и отождествлением волнений психики человека с беспокойными ритмами и резкими сменами и контрастами в явлениях природы. Наконец, на примере воспроизведения ритма образами музыки шекспировской «Бури», во включении растущей любовной страсти в метаморфозы окружающей влюбленных стихии проявляется многообразие и вместе с тем родство природы и человеческой душевной жизни. Они слиты в одном порыве — жить, жить, жить, чувствовать ритм волн, радость света и роскошь красоты и красоту расцветающей любви. Чувство природы переходит на этой стадии в раскрытие жизнеощущения действительности, в поглощение

всего мимолетного и отдельного в великом цельном чувстве. Можно наблюдать это чувство страстного напряжения и полноты жизненных сил как в себе, так и вокруг в мире.

Оно и в силе полета птицы, и в стремительном взлете стрелы. Оно в восходе солнца. Оно в простоте восклицания восторга, вылившегося у Снегурочки: «Ах, что со мной! Какой красой зеленый лес оделся!... А небо, мама, небо!» Оно в восхищенном оцепенении старости перед возникшей неотразимой красой природы в ассоциации «ландыш — девушка» (Берендей перед Снегурочкой). Оно выражено одной фразой Бородиным в «Князе Игоре», фразой речитатива Владимира Игоревича: «Теплая южная ночь», аналогично — Чайковским: «В синий воздух окунусь» (Солоха в первой картине «Черевичек»).

Чувство ночного воздуха — чувство воздушности, чувство атмосферы проявилось в русской музыке впервые с необычайной ясностью в увертюре Глинки «Ночь в Мадриде» и способствовало нарождению и развитию «оркестра тончайших впечатлений» (достаточно взглянуть и вслушаться в первую же страницу партитуры этого произведения). Этому потом следовали и Римский-Корсаков в ночном полете Вакулы и в осенней ночи в «Кащее бессмертном», и Глазунов в снах Раймонды, и Бородин в различных моментах музыки ночи в половецком стане, и Мусоргский в «Хованщине» — в «Рассвете на Москве-реке», где уже одной чуткой интонацией колокольного звона, разливающегося в утреннем воздухе, дано верное, чуткое ощущение перехода с ночи на день, то же как и в заключительной фазе фантастического ночного бдения в «Ночи на Лысой горе». Во всем подобном русские композиторы искали не только изобразительности и передачи музыкой ночных видений, ночных миражей сознания. Им как бы непрерывно хотелось совершенного отождествления музыки с природой через внутренне ощутимую тесную связь дыхания с воздухом. Отсюда тяга к ночи, ночному, ночной атмосфере, так как в ней для музыки слышнее ночные «шаги жизни». Только надо уметь их слышать, как и уметь дышать вместе с ночной природой и ночным воздухом.

Неверно, совсем неверно, что инструментальная музыка не дышит и что она безвоздушна. Наоборот, безграничность дыхания смычковых и органичная связь дыхания с колоритом в интонациях духовых предоставляет оркестру не одни только внешне звуко-изобразительные возможности, но передачу состояний природы. Музыка может быть дыханием жизни, а через то и вызывать ощущения воздуха, конечно, прежде всего вокалом, голосом человека, человеческой грудью (отсюда неотъемлемая жизненная прелесть таких восклицаний, как «теплая южная ночь», «в синий воздух окунусь», «взгляни, вон там над головой прозрачно небо, как шатер» из арии Марфы в последнем акте «Царской невесты»). Но и человек, интонирующий через инструмент, дышит и передает дыхание оркестру. Оно в оркестре глубже, мощнее, неограниченнее. Ощущение воздуха, воздушности так понятно симфонистам, и ведь самая передача колорита в музыке органично связана не только в техническом, но и психологическом смысле, в живых оттенках интонаций с ощущениями и образами воздуха, воздушности и насыщенной или разреженной атмосферы.

Этим объясняется у величайшего по ощущениям градаций воздушности колориста русской музыки Римского-Корсакова его тщательнейшая заботливость об инструментальном составе, строении и буквально почти атмосфере аккордов. Чтобы убедиться в этом, достаточно вникнуть в многочисленные проявления такого рода детальных забот в его книге «Основы оркестровки с партитурными образцами из собственных сочинений». Или вслушаться в своеобразие прозрачных аккордовых сочетаний в его музыке, из тех, что глубоко ему свойственны и оригинальны. Это последования аккордов, выражающие ощущение воздуха, атмосферы или воздушного пространства, в котором развернется «звуковое действо». Примеры — в «Шехеразаде», начало вступления к «Ночи перед рождеством» и ряд подобных моментов, — призрачные выдержанные аккорды там же в «полете», не однажды упомянутом. В целом, за немногими исключениями, для юмора, что ли, где Римский-Корсаков вводит ритмы танцев (хоровод, мазурка звезд и т. п.), полет этот — образная симфония воздуха.

Интересно обратить внимание на одно явление, связанное в русской музыке с интонациями атмосферности: русские композиторы

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание