Выпуск № 5 (116) | 1948 - страница 16

звуковом пространстве («слыхала я, слыхала я и жаворонка пенье...»).

Интервал уменьшенной кварты звучит щемящей свирельной интонацией и далее, через все движение созерцательного напева. Снегурочка словно вслушивается и вглядывается в даль, вспоминая. Каждое появление данного интервала стимулирует длительность напева. Это ядро интонации — эта уменьшенная кварта — остается для слуха звенящим в воздухе и повисающим в сознании обобщенным отголоском русских птичьих весенних зовов!..

В «Снегурочке» — опере Римского-Корсакова — все обаяние русской весны сплетено в музыке с тонкими личными ощущениями композитора и стремлением к тому, чтобы звуками не только рассказать, но и показать русскую природу. Вступление к опере сразу вводит слушателя в звукоатмосферу особенного напряжения. Понятно, что воображение композитора было согрето чувством любви к природе. Он сам прекрасно свидетельствует об этом в «Летописи моей музыкальной жизни»:

«Первый раз в жизни мне довелось провести лето в настоящей русской деревне.¹ Здесь все мне нравилось, все восхищало. Красивое местоположение, прелестные рощи ("Заказница" и Подберезьевская роща), огромный лес "Волчинец", поля ржи, гречихи, овса, льна и даже пшеницы, множество разбросанных деревень, маленькая речка, где мы купались, близость большого озера Врево, бездорожье, запустение, исконные русские названия деревень, как, например, Канезерье, Подберезье, Копытец, Дремяч, Тетеревино, Хвошня и т. д., — все приводило меня в восторг. Отличный сад со множеством вишневых деревьев и яблонь, смородиной, земляникой, клубникой, крыжовником, с цветущею сиренью, множеством полевых цветов и неумолкаемым пением птиц — все как-то особенно гармонировало с моим тогдашним пантеистическим настроением и с влюбленностью в сюжет "Снегурочки". Какой-нибудь толстый и корявый сук или пень, поросший мхом, мне казался лешим или его жилищем; лес "Волчинец" — заповедным лесом; голая Копытецкая горка — Ярилиной горою; тройное эхо, слышимое с нашего балкона, как бы голосами лесных или других чудовищ. Лето было жаркое и грозовое...»

Среди произведений русской музыки, темой своей имеющих озвучиваемое чувство природы, вызывает глубокое восхищение Волшебное озеро А. К. Лядова. Это краткая симфоническая поэма о лесном, где-то затерявшемся озере. На такие озера натыкаешься обычно случайно и чаще во время прогулки, — в состоянии творческой предрасположенности. «Они волшебные, — такие озера, — не потому, что в них есть что-либо необъяснимо таинственное, а потому, что все безусловно реальное, вдруг поражающее воображение и выделяющееся как предмет созерцания, становится тем самым волшебным, то есть бесполезным своей красотой...»

Я сообщаю одно из признаний композитора, очень скупого на психологические отчеты по поводу тех или иных явлений в своей творческой лаборатории. Он еще говорил: «Ах, как мало было бы в музыке, если бы композиторы только развивали подсказанную природой или народом художественную идею (ну, где ее кто сам-один выдумает!). Вот только бы не сказать лишнего, когда этот волшебный, неожиданный подсказ переводишь на музыку. Вот, к примеру, "Снегурочка" Римского-Корсакова: встреча с ландышем на лесной тропе, не успевшим сокрыться от человеческого взора, — могла доразвиться во встречу Берендея со Снегурочкой (знаменитое ариозо с виолончелью) и стать вместе с двумя-тремя секвенциями леса ядром всей музыки».

Тут Лядов приводил очень ему по нраву пришедшуюся интонацию из пролога оперы, из диалога Весны с птицами: «Под снегами опущены густые лапы елей», и особенно: «В глухой тиши, в трущобах непроходных...» — «Трудной задачей бывает вырастить вот из таких кратких, непосредственно заблестевших в голове подсказов природы музыку громадных полотен: судите, сколько неизбежно уже надуманных дополнений содержит каждая четырех-пятиактная опера или громадная симфония».

Далее Лядов рассуждал, что в своем, мол, субъективном мире всяк хозяин, и можно насочинять столько, сколько угодно в смысле длительности «анданте и адажьо», якобы созерцаний природы. Но ведь созерцание длится обычно не так томительно

_________

¹ В деревне Стелёво, в 30 верстах от города Луга, Ленинградской области. «Летопись», Музгиз, М. 1935, стр. 192. — Б. А.

растянуто. «Вот как было у меня с озером. Знал я одно такое, — ну, простое лесное русское озеро (Лядов обычно живал летом в Новгородской губернии в деревне Полыновка, Боровичского уезда. — Б. А.) и в своей незаметности и тишине особенно красивое. Надо было почувствовать, сколько жизней и сколько изменений красок, свето-теней, воздуха происходило в непрестанно изменчивой тиши и в кажущейся неподвижности! Начал я искать описания вот такого подходящего мне озера в русских народных сказках. Искал, искал, чтобы опереться. Но не любят русские сказки останавливать действие и ход сказа на описаниях явлений природы вот так, как нужно было мне для музыки: движения будто нет, а мысль — все время, и порой будто совсем уходит. Все останавливается, всякое шуршание. Нет, оказывается что-то где-то копошится. Вдруг скользнул ветер...»

Очень поучительны были беседы с Лядовым о природе и о том, как о ней передавать в музыке с наибольшей объективностью, так чтобы своим было ощущение, но не психический личный мир и не переходящие настроения: «Песни, они из и от природы, но в них чувство человека, а не природа, становящаяся музыкой, независимой от того, как зовут композитора: Иван Иванович или Иван Сергеевич!..»

И когда, наконец, «Волшебное озеро» зазвучало, как одна из ароматнейших по цвету и нежнейших по нюансам свето-теней партитур русской симфонической музыки, «тишайший» в ней композитор был рад, что запечатлел как раз то, что и слышал, видя, но ничуть ни в чем не пожертвовал музыкой в пользу натуралистических звукоподражаний...

В прологе к «Снегурочке» поэтически передано, как ранней, ранней весной можно услышать, уловить слухом чуть-чуть себя выдающий весенний трепет жизни. Кому знакомы состояния леса ранней, чуть пробирающейся ощупью весной, и то, как зима держит еще весну вечерней и ночной порой и как в предутренней мгле перевес начинает вновь склоняться к весеннести, — тот, конечно, чувствует, что в лесу весной каждый шелест, шорох, треск сука, птичий лет или вскрик, наконец, воздух — воздух ведь тоже живое, тоже существо! — все звучит совсем иначе, чем зимой, для чуткого слуха. «Весна идет, весна идет...» — Тютчев прав, весна, конечно, идет, но шаги ее, движение жизни, пробуждающейся словно бы еще с раздумьем, не веря теплу солнечных лучей, лучше всего учуяны русской музыкой. От звонких детских! — будто грачиных — кличей и игровых «припевок» и закликаний дождя до прорезывающей вешнюю вечернюю атмосферу девичьей веснянки в «Майской ночи», и до вешней тишины украинской ночи возле пруда (в той же опере уловлен в начале III акта момент, когда, чуется, в природе все насторожилось: подождем, мол, что будет дальше!).

Но, повторяю, в прологе «Снегурочки» шаги весны ощущаются наглядно: от хрупких шелестов, от предутреннего крика петухов, трепета бесчисленных птичьих крыльев до обаятельно приветливой мелодии полета Весны. И вот дальше и дальше, пока не наступает утро, когда уже только появление людей должно замкнуть своим «говором» это одушевленное пробуждение природы. В конце пролога, наконец, происходит передача лесом людям девушки Снегурочки, дочери Мороза и Весны.

В своей «Снегурочке» Римский-Корсаков шел путем глинкинского опыта изобразительности к стилевой закономерности в музыке природы и к выделению в ней русской интонации. И время «зеленых святок» (Троица) и поры солнцестояния («купальские игры»), и наступление осени и зимних вьюг, и, наконец, зимние святки и поворот солнца на тепло, — словом, весь русский крестьянский календарь, от Снегурочки до Снегурочки, годовой круг метаморфоз природы был из оперы в оперу прослежен Римским-Корсаковым. И всюду наряду с картинами быта и за образами народных мифов возникала музыка русской природы в различных «звуковых аспектах»: слыша, видеть и осязать!

То на первый план выступает ритмика орнаментов и узоров, напоминающих народные стилизации элементов природы в вышивках, резьбе, набойках и т. д.; то господствуют в живых выразительных, красочных интонациях ритмы стихий: моря, речек, вьюги, буйного ветра, облаков. Чуткий колорист, он, Римский-Корсаков, из причуд звучаний порождает фантастические сказочные существа и явления,

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание