Выпуск № 3 (108) | 1947 - страница 36

Орфей сходит в царство теней! Нет радости, нет цветов, нет зелени луга и хороводов смеющихся девушек. Наступает «ночь души» и среди нее — погоня воображения за ускользающей тенью Эвридики, за миражем полного воплощения любви... Но призраки исчезают. Взрыв буйного веселья юности, хороводы боттичеллиевской весны возрождения, звон заздравных песен и праздничное задорное ликование, как на картинах деревенского упоения «сытостью, жизни» у старых фламандцев. Вновь тени, вновь облачность... Это, если вслушиваться в мазурки подряд opus за opus’oм.

Есть и иной путь проникновения в них. Путь импрессионистски-красочный: связывать их в тонально-объединенные букеты цветов, а вернее — по оттенкам кустарников. Помню, весной, в одном из прекрасных парков взор мой был поглощен обширным лугом цветущих рододендронов и невдалеке — поляной многочисленных сортов роз. Сперва всё сливалось в общий звонко-цветовой ковер; лишь постепенно во время странствований по тропинкам внутри стала выделяться группа тонально-родственных, но и тут не одинаковых по детально красочным нюансам «цветений». То же с мазурками Шопена: в них и соки, и песни земли, и ум садовода, и оранжерейность художественного интеллектуализма одушевлены пульсом, жизнью сердца композитора, оттененными красочностью чувствований и сменой настроений — «часами души»! Вот цикл ля-бемоль-мажорных мазурок. Это очень жизнерадостный куст. Правда, краски его цветов не ослепляют, не дурманят и не утомляют глаз, но в них пленяет общий тонус приветливой, радостной, даже порой простодушной открытости человеческой души навстречу свету и ласкам природы и людей. Они — общительны, они свежи своим не вызывающим сомнений душевным теплом. Напоминаю о мазурке ор. 7 № 4 (Presto ma non troppo), с ее капризно порывистой попевкой, словно «всплеск девичьего бега» в игре в горелки. Внутри мазурки — передышка: нежнейшее dolcissimo, словно «ласки украдкой», и на миг мечта — чудесное отклонение в ля-мажорность — словно действительность изчезла, остановилась. И вдруг вновь — «горелки»!.. Мазурка ор. 24 № 3 (Moderato con anima) дает иной оттенок ля-бемоль-мажорности: томный, с замедленной интонацией мадригала — признания в атмосфере салона. Мадригал прерывается время от времени резкими и о: возражениями на ферматах, оттененными словно бы и жестом (sforzando). Несколько салонно-льстивый тон мадригала сменяется внутри нежно-настоятельной, изысканночувствительной интонацией просьбы (фа-минор), застывающей в нерешительном ожидании... Вновь мадригал, и в коде — таяние недоступной чувственному огню Снегурочки (dolcissimo, perdendosi).

Этой мазурке соответствует ор. 7 № 3 по образному впечатлению (не по характеру тона, ибо тон ее — страстного признания!) любовной беседы, то шопотом, то лирически напевной (dolce) — своего рода серенады, прерываемой акцентами и «шумами» танца, но среди танца же ведущейся. Ее тональность — фа-минор. Поступь ее импульсивнее, дыхание прерывистее, ферматы — протяженнее, ярче в явном контрасте с вкрадчивыми моментами sotto voce — «интонациями наедине друг с другом», не для подслушивания.

Мазурка ор. 17 № 3 принадлежит к «сорту составных кустарников», будто вплелись друг в друга соседние кусты. Собственно ля-бемольмажорная мазурка обнимает своими двумя крылами центральную, «фронтальную» часть — мазурку ми-мажор, с ее пленительными гаммообразными интонациями: четыре «недосказанных» взлета мысли, падающей

каждый раз, не достигая цели! Основное качество музыки — dolce — при неторопливой поступи (lento) лишь дважды переходит в желание порыва (stretto, crescendo), но кратковременное. Поэтому впечатление созерцания, лирического воспоминания, наконец, письма, в котором, как некая неодолимая неотвязная мысль, преследует начальная попевка мазурки, — довлеет над танцовальной действенностью.

Неотвязная мысль, образ, идея, видение не раз устанавливает у Шопена весь строй пьесы, являясь сущностью высказывания, то развиваемого, то резко сменяемого на некоторый момент вторжением иного или даже инакого постороннего мира звучаний, — с тем, однако, чтобы опять занять главенствующее место в сознании. Иногда подобного рода idee fixe вместо сжатой попевки воплощается в целую лирическую фразу, как, к примеру, в одной из замечательных «пространных» мазурок из серии «мазурок mesto», мрачных, напоминающих о «жизни теней в душе» (разумею ор. 33 № 4, си-минор).

Мазуркой типа лирических ариозо и тоже рождающейся из одной посылки, попевки-идеи является ор. 41 № 3 (Peters, — ор. 41 № 4; dolce, темп не обозначен, но в издании, например, Peters‘a стоит Allegretto, что, мне думается, неверно, ибо придает ей «двусмысленно-пошловатую поступь» — движение польки-мазурки, для Шопена немыслимое). Здесь ля-бемоль-мажорность оттенена красиво-меланхоличным отклонением в до-минор. Не в пафосно-напыщенный quasi-трагический, а в сущности, всего-навсего «покрывающий» мелкое сентиментальное чувствование с-moll многих произведений, даже именитых, — а в до-минор напевный, в тонах Чайковского и русской демократической романсности. Раскрытием такого до-минора является задумчивая мазурка ор. 30 № 1, в характере элегического ариозо, из числа мазурок-раздумий «непротивленческого склада»: в них мало контрастности, нет резких срывов, или же соп mo to умеряется быстро вступающим diminuendo и «сдачей перед грустным вопросом к сфинксу — судьбе» (этого рода фатализм, несомненно, обитает в романтической душе Шопена, быть может, вызванный его болезненностью). Ведь и мазурка ля-бемоль-мажор ор. 41 № 3 заканчивается «кадансом вопроса», из чего возникает ее сопринадлежность к серии «круговых мазурок», не знающих окончания, мазурок с постоянным возвращением к Da capo или, как здесь — с остановкой на недосказанной фразе. Но есть и еще более заинтриговывающая не столько своей формой, сколько заглушенным, «сдержанным» настроением, при всей своей приветливо ясной колоритности и очень остро-ритмически подчеркнутой танцовальной средней части, где отметается всякая, казалось бы, созерцательность! Это мазурка ор. 50 № 2, с поступью allegretto и оттенком едва ли не беспечности и с ясной улыбкой жизни. Ее хочется играть бодрой поступью, оттенить средину жизнерадостным forte, увлекательным con brio. Но характер звука указан mezzo voce, на всем протяжении мазурки не сменяемый. В издании Peters’a изложение расцвечено внутри росо crescendo и diminuendo, ritenuto и a tempo, но piano всюду подчеркивается опять и опять. В оксфордском издании, под редакцией чуткого писателя о Шопене Edouard’a Ganche, издании, основанном на первом оригинальном издании и манускриптах, во всей мазурке при данном mezzo voce и очень широко-протянутых лигах дано лишь одно, выступающее среди полагающихся мазурочных акцентов sforzando в средине средней части, при возвращении первой мелодии этой части: больше оттенков нет. Мазурка получает колорит светлой элегии-воспоминания, причем лиги-арки словно бы указывают на эпичеоки-песенный характер всего

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание