Выпуск № 3 | 1947 (108)

ние песен. Успехи одной зависят от успехов другой: чтобы найти правильные методы записи песни, нужна большая работа по ее изучению, для изучения же необходимы правильно записанные песни. Самые ценные работы в области музыкальной фольклористики сейчас даст тот исследователь, кто является одновременно и практиком-фольклрристом, и опытным и смелым в анализе теоретиком.

Особенно же большое значение для музыкальной фольклористики будет иметь привлечение к записи и изучению музыкального фольклора композиторов. Композиторская практика может иногда подсказать то, что не удается раскрыть при самом добросовестном, кропотливом теоретическом исследовании. Большие скрытые сейчас потенциальные возможности музыкального фольклора могут раскрыться при творческой обработке народной песни.

Вполне своевременно было бы в настоящее время осуществить уже много раз выдвигавшуюся мысль о создании самостоятельного центра для изучения народного музыкального творчества, изучения его не только как музейной ценности, айв процессе его развития, в связи с возможным перерастанием какой-то части народной музыкальной культуры в культуру композиторскую, — о создании «Института национальной народной музыкальной культуры».

Борьба за лучшие, наиболее реалистические формы музыкального отражения в большой степени связана с борьбой за полноту и сохранение своеобразия национального музыкального языка. Товарищ Сталин сказал на XVI съезде ВКП(б), что мы должны «дать национальным культурам развиться и развернуться, выявив все свои потенции, чтобы создать условия для слияния их в одну общую культуру, с одним общим языком». Разрешению этой гигантской задачи должны способствовать все, кому дорого развитие музыкальной культуры нашего Союза.

Особенности латышской народной песни

Я. ГРАУБИНЬ

Музыкальная фольклористика — наука молодая, она не успела еще исследовать и с точностью определить особенности песен отдельных народов. То, что сделано в этом отношении, можно назвать лишь более или менее удачными попытками, не имеющими достаточно устойчивого фундамента предварительных исследований в области музыкального фольклора народов всего мира. Установить особенности фольклора того или иного народа можно лишь путем взаимного сравнения. Для этого нужно располагать специальными трудами, где были бы сводки фольклористических особенностей разных народов; тогда, в результате сравнения, можно было бы установить, что является общим для всех или многих народов и что составляет принадлежность только одного, — интересующего нас в данном случае. Таких трудов, однако, нет. Разобраться же в необъятности музыкально-фольклористических материалов различных народов и вывести заключение о характерных чертах фольклора того или другого народа — одному человеку не под силу. Получается заколдованный круг: без рассмотрения особенностей всех народов нельзя установить особенности отдельного народа, — и наоборот. Выход из этого круга один: преодолевая боязнь возможных ошибок, изучать музыкальный фольклор хотя бы одного народа, чутким ухом улавливать всё, что представляется характерным, фиксировать свои наблюдения, не держать их под спудом и давать, таким образом, возможность сравнивать их с наблюдениями, касающимися фольклора других народов; на основании сравнения можно будет уже сделать те или иные выводы. Ошибки, конечно, неизбежны: то, что на первый взгляд покажется исключительной чеотой одного народа, потом окажется чертой, принадлежащей нескольким, и т. д.

Настоящий очерк об особенностях латышской народной песни представляет сводку наблюдений, которые, может статься, потом окажутся недостаточно многочисленными или поверхностными, или просто ошибочными... Эти ошибки да послужат стимулом к проверке затронутых сторон латышского музыкального фольклора и фольклора других народов, к новым, более тщательным наблюдениям и, в результате, — к более обоснованным, правильным выводам со стороны других фольклористов.

Всех собранных и записанных латышских народных мелодий с их вариантами в латвийском фольклорном хранилище насчитывается более 10.000. А если за отдельный вариант считать каждую разновидность мелодии, с измененными двумя-тремя интервалами, то названное число возрастет, пожалуй, до 30.000. Но и это количество, по сравнению с сотнями тысяч собранных текстов, покажется небольшим. Это несоответствие, однако, естественно и понятно: латыши поют многочисленные тексты на одну и ту же мелодию. Так как латышские народные песни имеют только два главных стихотворных размера (своеобразные хорей и дактиль), с удивительно строгой законностью господствующих в подавляющем большинстве текстов, то каждая мелодия, прилаженная, например, к одному хореическому тексту, пригодна и для других; точно так же большинство дактилических мелодий легко соединяется с любым дактилическим текстом народной песни. Другая причина меньшего количества мелодий по сравнению с текстами та, что многие тексты латышской народной поэзии никогда не распевались, а только «сказывались», декламировались. Многие тексты, имевшие значение наговоров или заклинаний для исцеления людей и животных от болезней, предотвращения напастей и т. д., произносились шопотом, еле слышно, так как волшебные слова, подслушанные посторонним, уже теряли свою силу. Без напева произносились и многие тексты, предназначенные для развлечения детей. В большинстве случаев они связывались с жестами, — например, с хлопаньем в ладоши и проч. Можно с достаточным основанием предполагать, что так же не распевались, а только произносились многие стихи, сопровождавшие пляски кумушек с новорожденными на руках, — обычай, имевший тоже заклинательное значение (пожелание всяческих благ для ребенка). В недавнем прошлом некоторые фольклористы полагали, будто народные стихи немыслимы без напевов; ныне это мнение не представляется бесспорным; во всяком случае, в отношении латышской на-

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет