НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО

К вопросу об изучении народной песни

Н. БРЮСОВА

Интерес к народной песне в наши дни очень велик. Но даже специалисты-теоретики не всегда знают ее в подлинном виде, без схематизации, без прикрас концертной эстрады, без подлаживания ее своеобразного строения к формам композиторской музыки. В результате дальнейшего изучения народной песни многое должно будет измениться и уточниться в привычных взглядах на нее.

Прежде всего, окончательно отойдет в прошлое взгляд на нее как на искусство наивное, и станет совершенно ясно, что творцы народной песни влагали в свою работу такую же напряженную, углубленную творческую энергию, как и творцы композиторской музыки.

Создастся также правильное представление о народной песне в крестьянском быту в пцошлое и настоящее время.

Музыкальный быт старой деревни имел много общих черт с музыкальным бытом «культурного» городского общества. И там, и здесь существовало деление на так называемое простое «музицирование» и «концертное исполнение». Только в деревне «музицированию», — пению за работой, на отдыхе, на гулянье, — отдавалось гораздо больше места. Но и своеобразное «концертное исполнение» всегда существовало. В старое время это были, главным образом, обрядовые песни, — на свадьбах, на похоронах, на традиционных, сохранившихся с языческих времен играх. Сейчас, конечно, все это стало музейной редкостью, колхозники исполняют «свадебный обряд» или «представление о Костроме» на сцене, перед зрителями, как воспоминание о чемто давно прошедшем. Но существовали и другие виды «концертного исполнения». Певец поет иной раз как будто для самого себя. Но его слушают, и слушают с таким вниманием, какое только можно пожелать концертному залу. О том, как поют и как слушают, хорошо рассказывают наши великие писатели. Вспомним хотя бы «Певцов» Тургенева, Горького в целом ряде его произведений: «И все пустяки, вся дрянь слов и намерений, все пошлое, трактирное — чудесно исчезало дымом, на всех веяло струей иной жизни — задумчивой, чистой, полной любви и грусти» (рассказ о пении Клещева из повести «В людях»). Помнится мне еще устный рассказ исполнительницы народных песен О. В. Ковалевой о том, как в саратовской деревне, откуда она сама родом, пел «дядя Яков»: «Сидит в избе один и поет. Мы все соберемся под окнами его слушать. А мать говорит нам, ребятишкам: «Тише, тише, дядя Яков поет». И нам кажется, что и стол, и лавки, и вся изба притихли, слушают, как поет дядя Яков». Так, как поют в таких случаях народные певцы, исполняют музыку только самые талантливые концертные исполнители.

И в наши дни, в советской деревне, можно услышать таких же замечательных певцов, с такой же высоко развитой техникой исполнительства. Особенно широко развернулась в советской деревне организация «хоров народной песни». Некоторые из них зарегистрированы Домами народного творчества, иные никем не учтены. Характерно для нового быта колхозной деревни, что многие хоры возникли из певцов, спевшихся на работе, в звеньях колхозных бригад. Большое внимание и здесь отдается технике исполнения. Мастер гордится своим искусством, серьезно огорчается при случайной неудаче. Хороший ансамбль не примет в свой состав не спевшихся с ним певцов; певцы одной деревни могут не захотеть петь даже с признанными хорошими певцами другой деревни: «они к нашему голосу не подладят». Трудно даже бывает иногда преодолеть эту местную замкнутость при создании больших объединенных народных хоров.

Качество исполнения и отдельных певцов, и хоров, с замечательной тонкостью и мастерством поющих у себя, в своем быту, — на смотрах и олимпиадах обычно сильно снижается.

Главная причина здесь не обстановка — концертный зал, или театральная сцена, масса зрителей и т. п. (исполнители «Костромы» в московских концертных залах, когда это было им нужно, не смущаясь, поворачивались спиной к зрителям). Гораздо значительнее то, что песня переносится в мир иной, непривычной музыкальной культуры, более сложной и многообразной, которую они слышат от других исполнителей с той же концертной эстрады и которой невольно хотят подражать. Часто на смотрах народным певцам давались даже специальные учителя, обучавшие, как исполнять песню на эстраде.

В наших филармониях есть высококвалифицированные хоры и исполнители-солисты народных песен. Но это уже новая ступень исполнительства народной песни. Как бы ни велика была художественная ценность их исполнения, но ни оно, ни исполнение народных певцов на эстраде в смотрах и олимпиадах не могут в полной мере заменить для изучающего народную песню ее исполнение непосредственно в быту.

А только в этих условиях можно достичь безусловной точности в записи песни, то, чего до сих пор тоже еще не достигла наша музыкальная фольклористика.

Народная песня от ее зарождения до появления в сборнике песен проходит ряд этапов.

Первый этап, который в прошлое время не только не исследовался, но даже не признавался («песня творится народом коллективно»), — самое создание песни народным композитором. Многое здесь утеряно навсегда для научного исследования: мы знаем сказительниц наших дней — Крюкову, Голубову, но, мы, вероятно, никогда ничего не узнаем об авторах таких песен, как «Исходила младенька» или «Подуй, подуй, непогодушка».

Второй этап — естественная жизнь песни в быту: ее изустная передача, ее творческая переработка, ее занесение в другие районы, ее изменения во времени. Этот этап также не был изучен в прошлое время. Громадный по ценности вклад в его изучение внесен комментариями 3. Эвальд ко II тому «Песен Пинежья». Но эта работа должна продолжаться и развиваться.

Третий этап резко отрывается от первых двух, перенося песню из устной передачи в условия нового существования, — записанной музыки.

Четвертый этап — при фонографической записи — ее расшифровка. Иногда этот четвертый этап тоже оторван от предыдущего, третьего. Часто расшифровывает песню не тот, кто ее записывает. Он сам не слышал песни и не может воспоминанием о непосредственном впечатлении дополнить запись. Легко могут ускользнуть от слуха тембровый характер песни, детали звучности. Во многих расшифровках вовсе нет динамических, агогических, обозначающих характер звука и т. д. обозначений. Не обозначается также иногда, какой голос пел песню. Очень редко к записи присоединяется описание того, когда, где, в каких условиях пелась песня.

Но даже и самые точные расшифровки далеко не всегда являются точным отражением песни такой, какой ее создал народный певец.

Прежде всего, мы почти не знаем народной песни как целого художественного произведения.

В сборниках прошлого времени, до сборников Линевой, почти всегда давалась мелодия одой первой строфы. (Исключение составляет лишь сборник Пальчикова, где дан ряд вариантов каждой песни. Но где появляются эти варианты, в каких голосах, каких строфах, Пальчиков не обозначает, так что формы целого здесь также нет).

Так же записаны песни в сборниках собирателей-компознторов, Балакирева, Римского-Корсакова, Лядова. Народная песня была для них, в первую очередь, материалом для собственного творчества. Им нужна была короткая мелодия, тема, первичное ядро музыкального произведения, которое можно по желанию произвольно изменять (как изменена, например, песня «Про татарский полон» в «Сече при Керженце» Римского-Корсакова). Они по существу были не записывателями, а талантливыми соавторами народного композитора.

Особенно недостаточное внимание отдавалось во многих случаях тексту. Очень часто он не выписывается до конца (РимскийКорсаков зачастую отмечает просто: «текст по Прачу», «по Якушкину» и т. д.). Встречаются даже записи, где слова в некоторых строках не подходят точно к мелодии. Для музыкальной темы важны были только одна строфа текста и общее представление о дальнейшем содержании слов.

Далеко не совершенен даже один из лучших в этом отношении сборников ‒ Лопатина и Прокунина, хотя в нем и дано часто по две строфы мелодии (в некоторых песнях, например в замечательной песне «Не шуми, мати, зеленая дубравушка», вторая заметно, соответственно значению слов, отличается от первой), и в ряде песен выписан до конца текст с точной подтекстовкой. Это, конечно, был шаг вперед. Но тпудно предположить, что приведенный Прокуниным один вариант ‒ единственный во всей песне.

Первая реальная попытка записи песни от начала до конца осуществлена в сборниках песен, фонографически записанных Е. Э. Линевой. Но и здесь нет полной уверенности в действительно полной записи пеечи. В сборниках Линевой дано по трниетыре, самое большее пять строф песни. Обычно же в протяжных песнях число строф бывает гораздо больше. Может быть. Линева и не сокращала сознательно песни, но певцу, или певице давалось понять, что песню не надо петь очень длинно, иначе ее трудно записать, и т. д. Право на такие сомнения в точности записей и расшифровок Линевой дает проверка этих расшифровок, проводившаяся Е. В. Гиппиусом; при этом выяснилось, что в них есть иногда неточная запись высоты звуков, ритмические изменения мелодии и даже в некоторых местах произвольные купюры.

Даже и в записи лучших советских фольклористов последних лет, безусловно научно обоснованных, песня иногда записывается не такой, какой она живет в народном быту, а такой, какой она нужна запигывателю для его научных исследований. Так, например, даже в таком солидном академическом сборнике, как «Песни Пине-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО

К вопросу об изучении народной песни

Н. БРЮСОВА

Содержание