Выпуск № 2 | 1944 (92)

Через прошлое к будущему1

ИГОРЬ ГЛЕБОВ (Б. АСАФЬЕВ)

ИХ БЫЛО ТРОЕ...

(Из эпохи общественного подъема русской музыки 50–60-х годов прошлого столетия)

Трое — это три энергичных, сильных талантом, духом, предвидением и энергией личности. Три выдающихся деятеля русской музыки, выступившие в момент, когда проснувшиеся демократические разночинные слои проявили живой интерес к музыке и к музыкальному просвещению. Речь пойдет об Антоне Григорьевиче Рубинштейне, Николае Григорьевиче Рубинштейне и Милии Алексеевиче Балакиреве. Деятельность их, как строителей русской музыкальной культуры, оспаривали Александр Сергеевич Даргомыжский и Александр Николаевич Серов. Затравленный Глинка замыкался в себе и вскоре умер на чужбине, при крайне подозрительных обстоятельствах и далеко еще не выясненной ситуации2.

Как ни поверхностно пока обследована музыкальная жизнь нашей страны, а не только столичная музыкальная культура 50-х годов, — контуры происходивших процессов становятся яснее и яснее. Старобарская, дворянская культура уступала свое привилегированное положение демократическим разночинным слоям слушателей. Хирело усадебное музицирование. Передовой пост интеллигенции дворянской, накапливавшей свои интеллектуальные, жаждой просвещения порожденные, потребности с XVIII века, особенно в годы «либеральничанья» Екатерины II, — пост этот — декабризм — был разгромлен, и разгром длился долго. Неудача восстания на Сенатской площади, допросы, суд, казни, высылка — в сущности, лишь начальный период ликвидаций декабристского интеллигентства, а за ним и вообще русского просвещения XVIII века...

После ссылки декабристов началось «хождение соискателей-ищеек» по следам декабризма и погоня уже не за людьми только, а даже за «интеллектуальной атмосферой», содержащей, по анализам химиков III отделения, декабристско-культурные элементы... Глинка обязан был ростом своего выдающегося таланта и ума (о солидной образованности Глинки и его любопытствующем сознании принято забывать) еще красовавшимся, как осенние цветы при первых заморозках, культурным отложе-

_________

1 См. сборник «Советская музыка» № 1. Музгиз, М. 1943.

2 На этом подробно останавливаюсь в заканчиваемой третьей книге о Глинке.

ниям XVIII века и великолепной новой вспышке просвещенчества дворянского в первую четверть XIX века, — вспышке, которая была усилена патриотическими чувствами и патриотической гордостью, вызванной военными победами.

Но лучшие умы, воспитанные в годы вспышки, или погибли в первой стадии разгрома, или гибли постепенно, преследуемые медленной травлей разноликих ищеек. Для подобной участи не требовались масштабы дарования и ума Пушкина, Грибоедова, Лермонтова... Гибло много талантливых людей всех «гуманитарных» областей труда, просто задыхаясь от «некуда приложить силы». В области музыки судьба Глинки тоже была суровым испытанием. Рассорившись с аристократической и высокочиновной средой, диктовавшей вкусы, и попытавшись скрыться в пестром окружении российской художественной богемы, Глинка вскоре почувствовал, что значит потерять свой круг слушателей. Но не растерялся: он, все-таки, взрастил свой музыкальный интеллектуализм и свое высокое чувсто художественно-народного до вершин, достойных вновь, с неожиданной стороны, поднимавшейся русской культуры — демократической культуры разночинной интеллигенции. После провала «Руслана» в кругах правительственных и дворянско-чиновной знати, Глинка ощутил одиночество еще острее: он не мог распознать те новые жизнеспособные, рвавшиеся к культуре слои, которые готовы были «подхватить» его музыку и частью ее уже освоили. Мне теперь стало ясно, что ощущавшаяся Глинкой потеря слушателей имела своей основной причиной вовсе не давние его счеты со знатью, а безусловно переросший отсталые вкусы дворянского последекабристского слоя, сверкающий творческой мыслью художественный интеллектуализм «Руслана» и последующих opus'ов в области красочного симфонизма.

Музыка Глинки, включая и фрагменты «Руслана», начала, между тем, распространяться в широких демократических кругах страны уже давно, приветствуемая и любимая, как свое родное народно-национальное искусство. Отсюда еще далеко было до осознания разночинной интеллигенцией высот художественного интеллектуализма Глинки. Идейно-эмоциональный «состав» его музыки и ее интонационная задушевность воспринимались как вполне доступный язык звуков, согревающий сердце и обогащающий сознание. Так обстояло дело с Глинкой...

...А в широком масштабе с музыкальной культурой творилось нечто сходное с тем, что происходило с русским языком, литературой и поэзией: решительная демократизация — путь, на который вступили и передовые проницательные умы служилого дворянства, все-таки цеплявшиеся за декабристские традиции. А им навстречу поднималось мощное движение разночинства. Когда это началось и где две линии встретились, пусть даже не совпадая целиком, — трудно сказать. На мой взгляд, пушкинское выступление с «Повестями покойного Ивана Петровича Белкина», особенно в качествах изумительного языка, было уже не началом, а «закреплением» совершающегося переворота: демократизировался язык, демократизировались искусства, истоком которых является человеческая интонация, эмоционально-осмысленная направленность «произнесения» звуков и качественный тонус речи (и речи «вокализационной», тоновой, и речи словесной, но тоже имеющей под собой некую голосовую настройку и тембр, как смысл; отсюда идет узнавание голоса близких людей и узнавание родного языка почти по намекам, по неразличимым еще отдельным словам и их связям).

Боровшаяся за свои права на участие сперва лишь в культурном строительстве родины, разночинная интеллигенция невольно говорила и пела (здесь истоки городской песне-романсовой демократической лирики)

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет