Мухтар Ашрафи и узбекская народная музыка

АЛЕКСЕЙ КОЗЛОВСКИЙ

Мухтар Ашрафи рос и воспитывался в семье своего отца — известного бухарского певца-музыкаита. Изо дня в день, из года в год присутствовал он на домашних музыкальных собраниях, на которых знаменитые в то время исполнители бухарской классической музыки Ата-Гияс, Ата-Джалал, Леви и другие играли и пели классические макамы — многочастные, сложные произведения сюитного типа, образцы высокого и не каждому музыканту доступного в своей изощренности искусства.

С этими музыкальными собраниями, с этой средой замечательных исполнителей связаны первые музыкальные впечатления Ашрафи. Здесь, под влиянием высоких традиций бухарской музыки, и формировались его творческие воззрения и устремления.

Мне довелось присутствовать при исполнении макамов в доме отца Ашрафи и записывать их. Исполнения эти проходили в торжественной обстановке.

Когда дойра (бубен) уже достаточно прогрета на солнце или у очага, а тамбуры, снабженные передвижным «огарда» (ладом), настроены в соответствии с ладом распеваемого макама, — начинается исполнение. И когда певец, переводя дыхание после сложной фиоритуры, замолкает, и продолжает звучать только ритмическое сопровождение дойры, — присутствующие глубоким вздохом или традиционным отрывочным восклицанием — «Ой, дост!» выражают свой восторг. В этой атмосфере глубокого и трогательного восхищения исполняемой музыкой, бережно пронесенной сквозь столетия, протекало детство Мухтара Ашрафи.

Начав свою музыкальную деятельность с собирания и обработки узбекских песен, он сразу же обнаружил активное творческое отношение к народной музыке. Он чувствовал и понимал, что, подобно тому, как в живописи фотографически точное фиксирование всего, что видит художник, не есть еще подлинное искусство, — так и в подходе к музыкальному фольклору фотографически точная запись не является еще творчеством.

Уже в своих первых сочинениях (марш «Курулыш» и, несколько позднее, 3-актная музыкальная драма «Ичкарида»¹) Ашрафи стремился к своеобразному претворению фольклора в своем собственном мелосе

_________

¹ «Музыкальной драмой“ в данном случае я называю драматическое представление, сопровождаемое музыкой. — А. К.

в ладовой его основе, в вытекающей отсюда гармонической и полифонической ткани; в сложнейших ритмических рисунках, основанных на народных ритмических формулах «усуль», в тембре, форме и, наконец, в отношении к тексту вокальных произведений, в манере распева слогов.

В 1934 году Ашрафи пишет комсомольские и пионерские песни, составившие сборник; в 1935–1936 годах — ряд лирических песен на слова Рузули, попутно работая над своей первой, так и не завершенной оперой.

В те годы в Узбекистане было два типа музыкантов, называвшихся композиторами. Композиторы-«обрабатыватели» — умели подбирать инструментальное сопровождение к известным песенным мелодиям. Композиторы-«мелодисты» — сочиняли одноголосные, часто прекрасные мелодии, сопровождение к которым уже поручалось делать другому музыканту. Существовал и иной тип композитора-«мелодиста»: певца-этнографа, собирателя песен, часто не умевшего их записать. Такой музыкант не без успеха выступал опять-таки в роли «обрабатывателя» народных мелодий; обрабатывая их, он не выходил за пределы одноголосия, ограничиваясь лишь небольшими изменениями мелодического рисунка.

Таким образом, неудивительно, что появление первых опытов Ашрафи, например, его известного в свое время трио «Гул-Узорим» для сопрано, тенора и баритона в сопровождении симфонического оркестра, явилось большим событием в музыкальной жизни Узбекистана. Это трио пользовалось значительным успехом у узбекских исполнителей.

В дальнейшей творческой работе, в поисках оригинального и в то же время народного в своей основе музыкального языка, — Ашрафи столкнулся с любопытным и весьма характерным явлением. Одно и то же его произведение, построенное на народных мелодиях, в исполнении национальных музыкантов глубоко трогало узбекского слушателя, а в исполнении певцов европейской школы — производило на него впечатление чего-то чуждого, непонятного. Раздавались голоса: «Это не наше, не узбекское!» Или даже: «Это совсем другая мелодия!». Слушатель не всегда мог отдать себе отчет в том, что его родная мелодия в обоих случаях остается буквально той же и что изменяется лишь характер ее интерпретации.

Аналогичное явление имело место и при исполнении народной музыки симфоническим оркестром. Новое, непривычное звучание иногда заслоняло народную основу исполняемого произведения и часто даже отпугивало неискушенного слушателя. В частности, долгое время недоумение слушателей вызывал низкий регистр оркестра. Это станет понятным, если вспомнить, что нижний звуковой горизонт в узбекской народной музыке никогда не спускается до глубоких басов.

Уже в 1937 году Ашрафи добился больших успехов на пути создания своего, национального, музыкального языка. В его «Песне о Сталине», с большим подъемом прозвучавшей на декаде узбекского искусства в Москве и многократно исполнявшейся в последующие годы, — музыкальный язык прост и понятен слушателю любой национальности.

Совершенствуясь, как композитор, под руководством профессора С. Н. Василенко, Ашрафи постепенно овладевал европейской музыкальной культурой. Совместно со своим учителем С. Н. Василенко он написал первую узбекскую оперу «Бурон», с постановки которой — 11 июля 1939 года — ведет свою историю Узбекский Театр оперы и балета.

Опера имела большой успех (свыше 40 аншлагов подряд!) и вскоре была поставлена на сцене Русского оперного театра в Ташкенте.

Появление первой узбекской оперы сыграло огромную роль в развитии узбекской музыкальной культуры. Основываясь на принципах

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Мухтар Ашрафи и узбекская народная музыка

АЛЕКСЕЙ КОЗЛОВСКИЙ

Содержание