Выпуск № 5 (90) | 1941 - страница 27

(Andante) и т. д. С другой стороны, вспоминаются скептическое отношение Г. Л. к Регеру, его досада и недоумение от множества плоских мест у Р. Штрауса, его холодность к «Петрушке» Стравинского («ослепительная оркестровка его не создает все же настоящей музыки и не прикрывает художественную бедность»), малое сочувствие к «эскизности» позднего Скрябина и пр.

Для полной характеристики принципиальности и четкости художественных убеждений Г. Л. приведу один интереснейший факт. Весной 1926 г. в Москву прибыл с концертом представитель «шестерки» молодых французских композиторов — Д. Мийо. Перед концертом должна была быть зачитана декларация «шестерки», перевести которую было предложено Катуару. Он сначала согласился, но, ознакомившись ближе с музыкой «шестерки» и тезисами декларации, бесповоротно и гневно отказался, заявив в своем письме следующее:

«Я так решительно отрицаю, прямо-таки ненавижу пошлое творчество теперешней кучки молодых французских композиторов, представителем коих выписан сюда Мийо, что положительно заболеваю от мысли, что должен итти им теперь навстречу, оказывать им какие-то услуги. Поэтому, отрекаюсь сегодня от высказанной опрометчиво вчера готовности быть переводчиком их антихудожественных, совершенно для меня не приемлемых тезисов. Думаю, впрочем, что французская речь всем настолько понятна, что всякий может это сделать успешно вместо меня, не кривя душою»¹.

Большая прогрессивность Катуара сказалась в его горячей борьбе за Вагнера, которую он настойчиво вел в 80–90-х годах. Занимаясь долгое время у Карла Клиндворта (известного пианиста и друга Вагнера), Катуар через его посредство сумел понять и глубоко полюбить творчество Вагнера. Пропагандируя с искренней горячностью и увлечением музыку Вагнера, Катуар, по его признанию, быстро приобрел прозвание «бунтаря», поскольку пропаганда им Вагнера шла вразрез со вкусами и традициями московских музыкантов. Известно, что даже выдающиеся русские музыканты того' времени, плохо зная и понимая Вагнера, все же боялись его, видели в нем лишь разрушительные тенденции, «опасные» для судеб музыки. Катуар же своей пропагандой содействовал постепенному освоению вагнеровского творчества в России, и это нужно признать его большой исторической заслугой.

Прогрессивность Катуара сказывается также в горячем признании им и более поздних сложных музыкальных явлений вроде «Экстаза» Скрябина и др., в чем он также не всегда сходился со своими современниками.

С другой стороны, показательна та творческая заинтересованность, которую вызвал в нем призыв Политпросвета ЦК ВЛКСМ написать песни на революционные тексты. Катуар с большой ответственностью и любовью начал думать об осуществлении этой сложной задачи, ибо непринципиального, приспособленческого и неискреннего отношения он допустить не мог. Работа двигалась медленно, и Г. Л. успел написать лишь одну мелодию песни «Мы вестники новых времен» (Уитмен)². Как первый его опыт «массовой» песни, она, пожалуй, оказалась не вполне удачной, но в то же время она показывала искреннее стремление Катуара принять активное участие в разрешении самых насущных творческих задач, выдвигаемых советской действительностью.

_________

¹ Концерт Д. Мийо и Ж. Вьенера состоялся 6 апреля 1926 г. в Большом зале консерватории, переводчиком был покойный проф. Г. Э. Конюс.

² Эта песня в моей обработке для хора a capella была напечатана в виде приложения к № 7–8 журнала «Музыка и революция» за 1926 г. — С. Е.

В «музыкальном самоопределении» Катуара решающую роль, как известно, сыграл П. И. Чайковский. Если судить по переписке Чайковского с Н. Ф. фон-Мекк, Катуар познакомился с П. И. в 1885 г. Чайковский положительно оценил первые опыты Георгия Львовича, нашел в них яркое проявление талантливости и несколько лет внимательно следил за его судьбой, помогал ему в его композиторском развитии. В письме к фонМекк от 27 октября 1885 г. П. И. пишет: «Как я уже, вероятно, писал вам не раз, меня одолевают разные юные композиторы, желающие советов и указаний. По большей части, это бывают заблуждающиеся на счет размера своих способностей юноши. Но на сей раз я напал на молодого человека, одаренного крупным творческим талантом. Это сын... Катуара».

В письме к М. И. Чайковскому от 3 сентября 1886 г. П. И. писал: «... у Юргенсона в магазине при Танееве и Губерте был сыгран квартет Катуара. Они, как и я, в совершенном восторге (особенно Танеев) от его талантливости». В 1888 г. Чайковский, желая помочь Катуару в завершении им своего теоретического образования, направляет его в Петербург к Римскому-Корсакову. В своем рекомендательном письме к Римскому-Корсакову от 17 сентября 1888 г. он пишет: «... по-моему Катуар очень талантлив и ему непременно следует пройти серьезную школу». Через три недели, 11 октября 1888г., он пишет новое письмо Римскому-Корсакову, где справляется: «...был ли у Вас с моим рекомендательным письмом некто Катуар, очень даровитый молодой человек, стремящийся учиться у вас?¹. Я очень рекомендую его вам. Кроме того, что он талантлив, он вообще мне очень симпатичен». Уже из этих нескольких кратких фраз видно, какое горячее и искреннее участие принимал П. И. в судьбе Г. Л. Катуара и как чутко он отметил выдающееся его дарование. Примечательно и то, что Чайковский впоследствии просил С. И. Танеева наблюдать за Катуаром и поощрять его в творческой работе. Танеев непреложно выполнял волю своего великого учителя и до последних своих дней всячески помогал Катуару в его творческих начинаниях.

Восторженное, благоговейное отношение Танеева и Катуара к Чайковскому сблизило их и окрасило в особо трогательные тона их дружеские отношения. Несмотря на то, что в ряде вопросов они не сходились и крепко спорили — это не помешало их прочной дружеской связи. С. И. Танеев, будучи уже зрелым и законченным мастером, воздействовал на Катуара дисциплиной своего труда и теми сторонами своего творчества, которые были у него так высоко развиты: искусством тематической работы, фактурно-полифонической техникой, органичностью и ясностью формы. Советы Чайковского, плодотворное влияние Танеева и самостоятельная вдумчивая, усиленная работа сказались быстро. и заметно: Катуар скоро вырос в большого мастера, овладел сложным искусством композиции. Здесь очень уместно вспомнить один любопытный и загадочный случай из его жизни. В 1904 г. в Петербурге был объявлен конкурс на сочинение струнного квинтета. Катуар послал на этот конкурс свой g-moll’ный квинтет. А. К. Глазунов, как эксперт при жюри конкурса, просмотрел квинтет и, найдя в нем совершенно исключительное мастерство, приписал его С. И. Танееву, которому и отправил немедленно восторженное письмо с предсказанием премии. Разумеется, потом все дело разъяснилось, автора «отыскали», но, несмотря на высокое качество музыки и блестящую оценку эксперта, — квинтет Катуара премирован не был. Сейчас трудно, разумеется, установить истинную подоплеку этого действительно невероятного конкурсного эпизо-

_________

¹ У Н. А. Римского-Корсакова Катуар взял всего один урок, а затем занимался с А. К. Лядовым контрапунктом; несколько позже еще занимался с А. С. Аренским (главным образом, по инструментовке).

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание