Выпуск № 7 (80) | 1940 - страница 25

как принципы художественного воспроизведения реальной действительности. Законы искусства были для Танеева средством художественного воплощения закономерностей самой жизни. Все, что носит на себе покров какой бы то ни было мистики, ирреальности, случайности — решительном образом отвергалось Танеевым. Чрезвычайно важное и показательное в этом смысле высказывание мы находим в дневнике Танеева за 1896 г.: «После ужина, во время шахматной игры, кончили чтение повести Тургенева «Первая любовь». Лев Николаевич находит, что конец сделан классически и что смерть старухи излишня. Я заметил, что не люблю снов в повестях, потому что можно писать, что угодно»¹.

Этими словами Танеев хотел сказать, что он противник таких художественных произведений, в которых автор заменяет художественное воспроизведение действительности произвольными сочетаниями, свойственными сновидениям.

Обращение Танеева к античной тематике в опере «Орестея» нельзя не рассматривать как показатель его разлада и скепсиса по отношению к идейным устоям русского общества того времени. «Его темперамент, его силы, все его духовное направление толкали его к практической жизни, а практическая жизнь, которая его окружала, была жалка»², — эти слова Энгельса о Гете могут быть вполне применены к Танееву.

Пошлому и ограниченному бытию господствовавшего общества и всей его художественной культуре Танеев противопоставлял идеальные, возвышенные образы и суровый пафос античной трагедии. Привлекший его древнегреческий сюжет использован отнюдь не для каких-либо исторических аналогий и параллелей с современной действительностью. Наоборот, античная трагедия Эсхила, переведенная Танеевым на язык музыки, была той, наиболее идеальной сферой, которая позволила ему уйти от ограниченного и жалкого содержания современной жизни. Вечные общечеловеческие идеи и образы, заложенные в искусстве древних греков, послужили источником творческого воодушевления Танеева в его страстном стремлении к тому, чтобы предотвратить грозящее музыке разложение. Так классическая античная тема давала выход прогрессивным устремлениям художника.

Обратившись к античной драматургии, этому неиссякаемому вместилищу возвышенных идей и обобщений, Танеев, как истинный художник, верный своим эстетическим принципам, увидел в ней не только наиболее совершенное произведение древнего искусства, сохраняющее «значение нормы и недосягаемого образца»³ (разрядка моя. — Гр. Б.), но и ту живую оплодотворяющую силу, в которой так нуждалось оскудевающее музыкальное искусство современности.

Выдающийся интерес представляет педагогическая деятельность Танеева. Было бы глубоко ошибочным думать, будто суровые принципы танеевской педагогической школы, зиждившиеся на всесторонне усовершенствованной рациональной основе, — исключали индивидуальные приемы и личные вкусы самого Танеева. При этих условиях любая педагоги

_________

¹ См. «Историю русской музыки в исследованиях и материалах», стр. 198.

² К. Маркс и Ф. Энгельс, Собрание сочинений, изд. ИМЭЛ, т. V, стр. 143. «Немецкий социализм в стихах и прозе».

³ К. Маркс, К критике политической экономии. Введение. Гос. Изд-во политической литературы. 1938, Стр. 156.

ческая система, как бы она ни была универсальна и всеобща, неизбежно свелась бы к чистейшей метафизической абстракции.

Говоря о Танееве-педагоге, часто указывают на якобы иссушающее влияние тех математических приемов, которые применялись Танеевым в его классе контрапункта. Стремление Танеева рационально обосновать музыкальное творчество и педагогическую практику рассматривалось как разрушение музыки и низведение музыкального искусства до уровня нивелирующего ремесленничества.

Действительно, для многих, не выдержавших «искуса», танеевская педагогика, оперировавшая математикой, казалась каким-то противоестественным явлением (хотя, как известно, математические приемы, применявшиеся Танеевым, не шли дальше простейших алгебраических формул).

Танеев явился создателем и главой крупнейшей русской (московской) композиторской школы, подобно Римскому-Корсакову, возглавлявшему петербургскую композиторскую школу.

Из танеевской школы вышел ряд блестящих музыкантов, сыгравших и продолжающих играть исключительную роль в истории русской музыкальной культуры. Это факт общеизвестный. Но замечательнее всего то, что все эти музыканты, пройдя через властную школу своего учителя и усвоив ее, нисколько не утратили своей творческой индивидуальности. Скрябин, Рахманинов, Кастальский, Николаев, Палиашвили, Глиэр, Станчинский, Василенко, Конюс, Ан. Александров, Яворский — уже одно только сопоставление этих имен говорит о разносторонности, жизненности композиторской школы С. И. Танеева, бережно взрастившей поколение замечательных музыкантов.

«Базой Римского-Корсакова, педагога, — писал Б. В. Асафьев, — все время продолжает оставаться личный композиторский опыт, а базой Танеева — все большее и большее обоснование своей работы универсальными принципами мастерства. Ученики Танеева, каждый, получая технику, остаются сами собою. Ученики Римского-Корсакова воспринимают его манеру сочинения и в большинстве случаев пишут под Корсакова. Метод Танеева становится диалектически-живым, внеличным, независимым от консервативных вкусов его создателя. Метод Римского-Корсакова после смерти композитора и потери личного обаяния и воздействия мертвеет и превращается в «дедуктивные предпосылки», выведенные из творческого опыта одной местной школы, — предпосылки, идущие в разрез с живым потоком музыкальной действительности»¹.

В этих словах прекрасно уяснены основные принципы и черты обеих русских композиторских школ.

«Это был учитель поистине идеальный, — писал Ю. Д. Энгель, — каких мало в мире, какие рождаются только поколениями. Учитель зреющих, как и учитель зрелых; учитель словом, как и учитель делом; учитель контрапункта, как и учитель жизни.., ибо и в этом важнейшем и труднейшем деле — деле приятия жизни и определения себя в ней, — Танеев стоял на той же высоте как и в своем творчестве, и в своей науке».

Танеев был выдающимся пианистом. Рано постиг он живительную силу виртуозно-исполнительского искусства, еще в юношеском возрасте изум

_________

1 См. Б. В. Асафьев (Игорь Глебов), Русская музыка от начала XIX столетия. Изд. «Academia», М. — Л. 1930, стр. 188−189. Разрядка моя. — Гр. Б.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание