Выпуск № 6 (283) | 1962 - страница 54

ведено для него теплое местечко. С интересом и волнением улавливал я в его игре, как и в игре других советских скрипачей, животворную силу традиций, не просто сохраненных, но творчески преображенных поколением советских музыкантов.

Я доволен, что юные Ирина Бочкова и Йоко Кубо удостоены высокой награды. У Бочковой, кроме таланта, замечательная школа, а маленькая Йоко Кубо, пожалуй, одно из самых интересных открытий конкурса. Она очень даровита, обладает огромным темпераментом, большой музыкальностью, красивым звуком. Я не сомневаюсь, что она вырастет в совершенно замечательную артистку. Сочетание свежести чувства с яркой виртуозностью покоряет в ее игре. И, конечно, меня очень радует успех моего ученика Шмуэля Ашкенази, который финишировал рука об руку с советской скрипачкой. Когда я говорю «мой ученик», я всегда думаю и о своем учителе, Леопольде Ауэре, класс которого в Петербургской консерватории был поистине мировым центром скрипичного искусства, чьи педагогические принципы и исполнительское искусство усовершенствовались и развивались в атмосфере великого подъема русской музыки второй половины прошлого века. Сколько лет занимается у меня Ашкенази? Шесть, и должен отметить, что первый год он был довольно строптивым учеником, но это уже давно позади. Сейчас мне трудно определить, сколько он еще останется со мной. У нас в институте срок обучения обычно определяет сам педагог.

Еще один мой ученик, японец Хидэтаро Судзуки, вышел в третий тур и удостоен диплома. У них, у Ашкенази и Судзуки, очень различные артистические индивидуальности, различные темпераменты, и я всячески старался развить неповторимое своеобразие каждого, научить каждого говорить своим голосом.

Тем, кто слышал игру Нины Бейлиной четыре года назад, на Первом конкурсе им. Чайковского, и мне в том числе, радостно было отметить развитие ее таланта, совершенствование техники и углубление той выразительности, которая характерна для ее исполнения.

Приятная скрипачка — канадская артистка Бетти-Джин Хейген. Она умеет по-своему чувствовать то, что играет, а этого иногда очень не хватает исполнителям и с более ярким виртуозным блеском.

Я с удовольствием следил за игрой талантливых молодых советских скрипачей — Маркова, Мельникова, Селицкого. Очень одаренный исполнитель, по моему впечатлению, Эдуард Грач.

Не все играли одинаково хорошо во всех турах, здесь были порой и приятные неожиданности, и неожиданные огорчения. Но ни один из советских скрипачей не уронил чести советской скрипичной школы.

Удалось ли мне послушать виолончелистов и пианистов? К сожалению, я побывал на конкурсе виолончелистов лишь один раз, утром, во время второго тура, когда у скрипачей был свободный день. Тогда играл советский музыкант Хомицер, в дальнейшем занявший вместе с Наталией Гутман третье место. Я рад за него, потому что он мне очень понравился. Поблагодарив Хомицера за доставленное удовольствие, я, кроме того, заверил, что маленькая заминка в его памяти, произошедшая во время выступления, может случиться с каждым музыкантом. Помню, как-то во время исполнения скрипичного концерта Глазунова Леопольд Ауэр останавливался три раза, и

каждый раз, когда это происходило, преспокойно вытаскивал часы из жилетного кармана и смотрел на них. Это было очень забавно.

Э. Грач

Я застал лишь начало первого тура конкурса пианистов, но несколько раз мне все же удалось послушать их.

Хотелось бы еще добавить, что я никогда не участвовал как член жюри в каких-либо конкурсах и никуда, кроме Москвы, не поехал бы. Но иногда мне приходится слышать от некоторых выдающихся музыкантов, частых членов жюри музыкальных конкурсов, возражения против самой идеи проведения таких соревнований. По-моему, для развития исполнительского искусства, для того, чтобы познакомить мир с выдающимися, интересными артистическими индивидуальностями, конкурсы необходимы. Ведь известность Ойстраха и Когана тоже началась с конкурсов, не говоря уже о Вэне Клайберне.

К конкурсу им. Чайковского я надеюсь еще вернуться в своих воспоминаниях, к работе над которыми думаю приступить в ближайшем будущем. Жизнь прожита долгая, было много встреч, много событий, и для меня было бы естественным начать и завершить мои мемуары рассказом о конкурсе им. Чайковского.

Где мне удалось побывать за этот мой приезд?

Вы ведь знаете, что у члена жюри мало свободного времени: нас призвали слушать молодые таланты и о.ценивать их, и это было нашей единственной обязанностью. Все же мне удалось кое-что увидеть и услышать.

Огромное впечатление на меня произвело само открытие конкурса во Дворце съездов в Кремле. Скажу откровенно, такого здания мне еще не доводилось видеть. Ну а балет «Лебединое озеро»... трудно найт.и слова, которые воздали бы должное этому чарующему зрелищу, а Майя Плисецкая была просто божественна.

В Большом театре я слушал «Бориса Годунова». Какая постановка! Только в России можно так поставить «Бориса»! Когда-то я видел в этой роли гениального Шаляпина, единственного певца, которому Тосканини разрешал петь так, как ему хотелось: Шаляпин всегда был совершенен. И теперь в Москве я вновь услышал эту грандиозную оперу после стольких лет. И. Петров — прекрасный Борис, его голос, игра глубоко захватили меня, я получил поистине огромное удовольствие.

Я имел также счастье насладиться игрой ваших замечательных исполнителей — Гилельса, Шафрана, Флиера.

Кроме того, я побывал на чрезвычайно интересной постановке «Медея», от души смеялся блестящим остроумным выдумкам «Необыкновенного концерта» и любовался ловкостью артистов вашего непревзойденного цирка. Ужасно жалко, что не удалось посмотреть драматические спектакли. Я еще и теперь не могу забыть впечатления от виденной в Москве в 1958 году мхатовской «Анны Карениной».

В мой прошлый приезд мне не удалось побывать в Клину. Зато теперь я был там, где жил и творил гениальнейший русский композитор. Это незабываемое переживание: я мог взять в руки и перелистать рукопись Шестой симфонии! Но меня охватило такое волнение, что я бережно закрыл драгоценную рукопись и просто подержал ее в руках...

В доме Петра Ильича я увидел много фотографий тех, кого я лично знал: моего учителя Леопольда Ауэра, Рахманинова, Зилоти, знаменитого в дни моей молодости пианиста Иосифа Гофмана. Помню, как в 1925 году мы, ученики и друзья Ауэра, отмечали в Карнеги Хол в Нью-Йорке его восьмидесятилетие. Концерт для трех скрипок Вивальди исполняли сам Ауэр, Хейфец и я, а в сольных выступлениях нашими аккомпаниаторами были Гофман, Рахманинов.

На вырученные от концерта средства был куплен дом для Ауэра. С Иосифом Гофманом я был весьма близок в дальнейшем: он был первым директором Музыкального института Кэртис в Филадельфии, а после него директором стал я.

Много ли перемен я заметил . в Москве с 1958 года?

Москва стала еще больше, еще красивей и многолюдней, культурная жизнь бьет ключом. И

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Э. Грач

Содержание