Если не было оркестров, то хотя бы под барабан — сей нехитрый музыкальный инструмент — да под походную песню шли отряды солдат, рабочих, матросов штурмовать твердыни самодержавия в семнадцатом году. И так от рубежа к рубежу по всей истории советской страны звучала музыка — и в гражданскую, и в годы восстановления разрушенного народного хозяйства, и когда строили Волховскую станцию, и воздвигали стальные твердыни Магнитки, и перекрывали Днепр, и сметали единоличные межи, и отражали на границах налеты вражеских банд.

Может быть, кто-нибудь из композиторов напишет когда-нибудь симфонию или ораторию о восхождении советских людей к коммунизму, и тогда вновь зазвучат мелодии равных лет, и снова, волнуясь и радуясь, люди старших поколений будут слушать мотивы, окрылявшие нас, когда строили социализм, шли в бой на фронтах Отечественной войны.

Помню ту завьюженную, морозную пору, когда страна провожала эшелоны энтузиастов на целину. Шли маршрутные поезда, и в каждом лились песни —героическая юность связала свой порыв, свое стремление к подвигу с музыкой. И как должен быть счастлив тот композитор, чьи произведения звучат в сердцах и эфире в пору народного подъема!

В лютый мороз из Кулунды к Малиновым озерам выходил своеобразный поезд: несколько тракторов тянули цугом окованные железом сани с палатками, в которых разместились целинники со своими вещами. Моторы глохли, их с трудом заводили, они вновь глохли, и опять запускали дизеля, и белый от снега и инея необычайный поезд продолжал свое движение к цели. В брезентовых палатках, установленных на тракторных санях, сидели разные люди: москвичи и горьковчане, ленинградцы и уральцы, и всех их в эту люто холодную пору объединяла и согревала песня. Николай Чегодаев, курчавый слесарь, служил на границе, демобилизовался, работал на Нижнетагильском вагонном заводе, а как только партия призвала комсомол, молодежь на целину, первым явился в комитет комсомола. И вот он нашел в себе силы одолеть морозное оцепенение и запеть веселую русскую песню. Это было, как искра в моторе: замерзшие парни и девчата ожили, и начался удивительный концерт, который забыть невозможно. Пели «Катюшу», пели «Взвейтесь кострами…», и каждый предлагал другую, любимую им мелодию, и в палатках стало теплее, и уже не страшен был рев и гул снежного бурана в открытой степи, и тракторы, казалось, изменили свой норов и больше не останавливались.

А первая борозда на целине! Бескрайний степной простор, плоская, словно укатанная тракторами, равнина с белыми пятнами еще не сошед шего снега, и там, в бесконечном далеко, на грани земли и неба, едва видимые маяки — шесты с пучками перекати-поля для ориентировки трактористов. Перегоны на целине столь велики, что без таких ориентиров капитаны степных кораблей могут заблудиться и уйти бог знает куда в сторону.

— Ширь-то какая!.. — сказал Чегодаев, сев в кабину новенького «ДТ-54», — песня под такую ширь нужна…

И он запел… Я сидел рядом, смотрел на скуластое лицо тракториста, на открывавшиеся раздольные просторы, и мне было понятно состояние юноши, ознаменовавшего торжественный день в его жизни — первую борозду на целине — душевной песней. Знаете, что он пел? Исчерпав известный ему песенник, он стал сам сочинять мелодию, такую же долгую и широкую, как степь, такую же величавую, как целина, и такую же торжественную, как историческое время,

События и люди

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

События и люди

Содержание