Выпуск № 7–8 (25) | 1935

Я не останавливаюсь сейчас на влиянии теософии, этой наиболее вульгарной формы современной ему мистики; Скрябин увлекался теософией и прочно усвоил ее фразеологию, но все, что ему дала теософия, в сущности, уже изложено выше. Эклектическая оболочка теософии приводила в удобное для Скрябина единство его разрозненные высказывания. «Лярвы», «элементалы», «астральные тела» и вся подобная теософская галиматья играла роль скорее иллюстрации к его мистическому мировоззрению, роль слов для обозначения мистических фикций. Эта теософская настроенность соответствовала всей глубокой реакционности его мышления.

Итак, собственно философские корни творчества Скрябина в основном сводятся к фихтеанству и ницшеанству, принявшим своеобразный вид в условиях предреволюционной России и в атмосфере буржуазного мракобесия. Насколько сильно было это мракобесие, можно судить хотя бы по тому, что Скрябин приветствовал империалистическую войну, как источник «новых ощущений», как непосредственно преддверие «мистерии»: «Мистик должен приветствовать войну!»

До сих пор еще имеет распространение неправильная мысль, что у Скрябина не было «ни определенной идеи мистерии, ни определенной философемы... Было лишь некоторое "общее настроение", сотканное из нескольких элементов, больше психологических, чем логических...» Между тем даже записи Сабанеева, не говоря уже о записях Скрябина, резко противоречат этому положению. Все изложенное выше составляет подлинную философему Скрябина, логически продуманную до конца и в известном смысле более систематически построенную, чем, — говоря словами Энгельса, — эклектическая похлебка многих эпигонов, занимающих философские кафедры капиталистического Запада. Но с известным направлением современной западной мысли у Скрябина есть много точек соприкосновения. Я имею в виду философию фашизма!. Один из важнейших представителей идеологии немецкого фашизма Рихард Кронер в своей книге «От Канта к Гегелю» идет следующим путем: сознание творит объект; время и пространство остаются субъективными категориями, как у Канта; «я» и «не я» образуют единство противоположностей, — но это единство остается застывшим, не образуя новых качеств. Кронер называет эту фактически неподвижную систему сознания «интеллектуальной диалектикой». Весь эмпирический мир, — «не я», — с точки зрения Кронера подчинен исключительно законам; формальной логики: вещь есть вещь и ничего более. Принцип объективного развития решительно отпадает. Процесса нет. В этом смысле Кронер критикует Гегеля, для которого самодвижение «абсолютного духа» являет собой диалектический процесс развития космоса. Все революционные принципы гегелевской диалектики: переход количества в качество и обратно, и, тем самым, нарождение новых качеств, скачок, отрицание отрицания и т. д., Кронер подвергает резкой критике. Из гегелевской же системы принимается им целостность государства, нации и органическая неразрывная связь философии с религией. Отсюда — возврат к средневековью. Если диалектика Гегеля определяла собой процесс развития, то интеллектуаль-

ная «диалектика» Кронера, представляя собой как бы «бег на месте», превращается в софистику, допускающую какой угодно эклектизм, — чем фактически, богат фашизм, включающий все и какие угодно реакционные элементы. У Кронера, как и у всех философов фашизма, основным принципом является «актуализм». Раз нет процесса, то, естественно, все пребывает в актуальном состоянии. По сути дела нет прошлого, естественно, нет и будущего, есть одно настоящее, но это настоящее представляет собою один миг, фактически неопределенный, являя собой «мистическую целостность», — по выражению этих «философов». Но в своей социально-политической практике — фашизм определяет это актуальное состояние как активность. Действенность исключает всякую направленность на творчество будущего, которое философски принципиально отвергается, — и сосредоточивает все свои усилия на борьбе в настоящем. Целью этой борьбы является уничтожение всех корней и основ, ведущих к осуществлению идеалов будущего, т. е. — к борьбе с коммунизмом. Читателю легко установить почти в каждом пункте изложенной философии фашизма аналогию со взглядами Скрябина. «Интеллектуальная диалектика» — «я» и «не я», отрицание развития, крайний эклектизм, дающий возможность включать клочки разных реакционных систем, мистический активизм, «творчество» без прошлого и будущего, субъективизм времени и пространства — все это сближает Скрябина с Кронером. Правда, Скрябин не призывал открыто к борьбе против масс и как будто признавал будущее. Но это «будущее», поскольку речь идет о «мистерии», представляет собой уничтожение... всякого будущего.

Итак, основная точка соприкосновения между философией Скрябина, с одной стороны, и «теорией» фашистских идеологов, с другой, — это субъективный идеализм, коренящийся в учении Фихте и приведший фашистов к утверждению реакционных элементов гегельянства, Скрябина же — к откровенному солипсизму. Но в мировоззрении Скрябина содержится важное отличие от философии Фикте. В то время как у Фихте сознание имеет нравственную цель, у Скрябина сознание и преодоление объекта преследует цель эстетическую. Высшим завершением творения является экстаз, выраженный в танце. Если прибавить к этому ряд уже перечисленных черт этики и социологии Скрябина, то данная сторона без труда выводится из философии Ницше, этого предтечи немецкого фашизма.

Таким образом, Скрябин по своим философским воззрениям оказывается близким фашизму. В сущности, группа ренегатов русского марксизма — Струве, Булгаков, Бердяев — уже давно формировалась в фашистов. Кстати, Скрябин был знаком с Булгаковым и ценил его за то, что он «преодолел» идеи социализма и перешел к мистике. Ибо Скрябин признал за социализмом значение той необходимой для человечества в его жизни эпохи, «когда материализация достигает полной меры». Это было «необходимым», но это не было, по Скрябину, заключительное и конечное нечто, а только переходный этап «вроде необходимого зла».

Итак, философское мировоззрение Скрябина воспроизводит в основных чертах наиболее реакционные стороны идеализма XX в. Субъективной особенностью Скрябина является то обстоятельство, что этот замечательный музыкант серьезно уверовал в «истинность» идеалистического мировоззрения, результатом чего явился его законченный солипсизм. Скрябин совершенно искренно был

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание