нальные классические традиции (порой — даже излишне пассивно). Наиболее творчески значительной представляется вторая часть, пронизанная песенностью и отчетливо выраженным русским колоритом. В музыке ее подкупает поэтичность и лирическая непосредственность. К большому сожалению, солист Рудольф Баршай, хороший, культурный музыкант, был, по-видимому, «не в форме». Он играл как-то несобранно и порой даже нечисто. Главное же — в игре Баршая не чувствовалось артистической увлеченности и ясно выраженного художественного замысла. А ведь он был первым исполнителем Концерта Бунина.

В ряду дирижеров, обращающихся к интерпретации сочинений Шостаковича, имя Константина Иванова фигурирует довольно редко. Не гадая о причинах этого явления, порадуемся, что творческой индивидуальности талантливого музыканта оказалась близка Одиннадцатая симфония Шостаковича, впервые исполненная в Москве Натаном Рахлиным. О художественной мощи этого выдающегося произведения говорилось уже неоднократно. И, быть может, поэтому особенно трудно анализировать исполнительскую трактовку Н. Рахлина и К. Иванова: при тех или иных различиях оба дирижера верно передают основное содержание симфонии, выраженное в необычайно отчетливых, предметных музыкальных образах. Пожалуй, всё же в истолковании Константина Иванова больше уравновешенности. Это было особенно ощутимо во второй части, где дирижер естественно и пластично провел динамические нарастания и спады. Слабее других частей прозвучал финал Симфонии. Последний его эпизод — «Набат» — не возвысился до обобщения героики и революционного пафоса, содержавшегося в авторском замысле.

Сюита Респиги «Праздники Рима» — увлекательно-яркое сочинение. В партитуре его своеобразно претворены влияния «оркестровой эквилибристики» Рихарда Штрауса и чувственно-праздничной красочности Равеля.

Дирижер Геннадий Рождественский легко справляется с техническими трудностями партитуры и в общем живо передает художественное содержание Сюиты. Но вот — странное дело: глядя на Геннадия Рождественского, даже в моменты самых, кажется, напряженных, красочно-экстатических кульминаций, невольно поражаешься несоответствию между характером звучащей музыки и равномерно-аккуратными, правильными, но сухими и неодухотворенными жестами. Не этим ли объясняется, что в исполнении Г. Рождественского нередко ощутим академический «холодок»?

В заключение — несколько слов о двух классических произведениях: Четвертой симфонии Чайковского и Втором концерте Рахманинова, исполненных в рецензируемых концертах. Дирижер Ниязи провел Четвертую симфонию весьма музыкально и мягко. Хорошо известное произведение доставило слушателям искреннее эстетическое удовлетворение. Жаль, что этого нельзя сказать об игре Е. Малинина, выступившего в концерте под управлением К. Иванова. Его исполнение огорчило своей претенциозностью и искусственностью. Е. Малинин играет Концерт Рахманинова, — даже такие поэтичные эпизоды, как побочная партия в первой части, — аффектированно, с ложным пафосом. Беспрерывные, ничем не оправданные ускорения чередовались с вычурными замираниями и сентиментальными замедлениями темпа. Как случилось, что талантливый музыкант, заслуживший международное признание, стал настолько бездумно относиться к своему творческому развитию? А ведь уже несколько лет назад в отдельных рецензиях проскальзывали упреки в адрес Е. Малинина в неправомерных вольностях агогики, в пренебрежении к кантилене и т. п. Жаль, что пианист не внял тогда добрым советам.

Концертный сезон в разгаре, впереди много новых, интересных впечатлений. Пусть же их не омрачат никакие погрешности — ни организационные, ни творческие.

Юрий Корев

КАМЕРНЫЕ ВЕЧЕРА

Квартет имени Бородина познакомил слушателей со своей интерпретацией произведений Брамса. Это — серьезное испытание для молодых артистов. В музыке Брамса простота и непосредственность сочетаются с глубокой художественной мудростью, классическая соразмерность и отточенность деталей — с романтическим дыханием. Выявить это ее своеобразие — задача не из легких. Отчетная программа показала, что решение такой задачи вполне по силам ансамблю.

И все же исполнение Квартета ля минор воспринималось скорее, как талантливый эскиз, нежели законченная работа. Несомненно, «бородинцы» могут достигнуть значительно большего совершенства. Чуткий лирический тонус, найденный в экспозиции первой части Квартета, был в значительной мере утерян артистами при повторении тех же тем в репризе. Некоторая расплывчатость ощущалась в глубокой по содержанию медленной части, требующей особой собранности и цельности. Третья часть — Moderato quasi menuetto — могла быть оттенена большей легкостью штрихов. Зато отлично передали квартетисты музыку финала, в частности его начало, в котором

интонации предыдущей части наполняются волевой активностью.

Во втором отделении концерта при участии С. Рихтера был сыгран Фортепьянный квинтет фа минор Брамса. Ансамблевой игре С. Рихтера свойственна особенная убедительность художественной трактовки, и это — при полном отсутствии преград между художественным намерением и его выполнением! В концерте сказалось редкое умение этого замечательного музыканта быть «душой» исполняемой музыки, окрашивать ее своей творческой индивидуальностью, не умаляя при этом роли своих партнеров. Даже в эпизодах, где пианист как бы отходил в сторону, создавая лишь мягкую фигурационную канву для мелодических узоров струнных, — даже здесь мы неизменно ощущали присутствие его властно организующей воли. Глубокое и сильное впечатление оставило исполнение этой музыки. С наилучшей стороны показал себя и коллектив квартета, игра которого отличалась большей зрелостью и законченностью, чем в первом отделении концерта.

*

С. Фурер и Р. Брановская играли сонаты Гречанинова, Франка и Брамса. Исполнению С. Фурера, не часто выступающего, к сожалению, на московской эстраде, присущи большой артистический темперамент, звуковая полнота и выразительность. Но с некоторыми чертами его исполнительской манеры трудно согласиться. Отличное решение отдельных технических задач нередко заслоняло единый авторский замысел; порою создавалось впечатление разорванности, «самоцельности» звуковых эффектов. Вызывают возражение также чрезмерная форсировка звука в forte и fortissimo и, пожалуй, некоторое сглаживание звуковых контрастов. В Сонате Гречанинова артисту порой изменяло ансамблевое чутье; Сонату он трактовал скорее как сольное скрипичное произведение с сопровождением фортепьяно. На самом же деле в этом эффектном, хотя и не слишком оригинальном по музыке сочинении обе партии нисколько не уступают друг другу в смысле тематической насыщенности и сложности фактуры.

Может быть, поэтому исполнение Р. Брановской в начале программы показалось недостаточно ярким и выпуклым. Впрочем, в техническом отношении игра пианистки была безупречна (блестяще сыграла она, в частности, заключение финала Сонаты Гречанинова). Однако в полной мере развернулось ее дарование в завершавшей программу Сонате Франка, свободно и одухотворенно прозвучавшей у обоих партнеров. Из частных недостатков интерпретации Франка отметим лишь недостаточно поэтичное, лишенное «звукового ореола» исполнение начала первой части, некоторую вялость в речитативно-спокойных эпизодах. Этот последний недостаток совсем не ощущался в медленной части ре-минорной Сонаты Брамса. Ее умиротворенный характер, так же как и капризное изящество скерцозной третьей части, особенно удались исполнителям.

*

В теплой обстановке прошел авторский вечер Ю. Шапорина. Отличная музыка, участие первоклассных исполнителей — все способствовало успеху концерта.

Круг взволнованных образов, напряженность которых умеряется монументальностью общего замысла, преобладает во Второй фортепьянной сонате композитора. В исполнении М. Юдиной чувствовалось стремление сосредоточить все детали музыки вокруг основного драматического стержня. Впечатление от ее игры снижалось, однако, недостаточной выявленностью контрастов и утверждающего начала, присутствующих в многослойной «партитуре» Сонаты.

В концерте широко была представлена вокальная лирика Шапорина. В исполнении В. Борисенко романсов на слова Пушкина, Фета и Блока пленяет верная передача замыслов автора, соответствие исполнительских данных требованиям музыки. Артистка вдохновенно исполнила знаменитое «Заклинание» на слова Пушкина.

Разнообразен был круг произведений, прозвучавших в исполнении С. Шапошникова. Для двух обработок народных песен («Не одна во поле дороженька» и «Бурлацкая песня») певец нашел яркое и убедительное истолкование. Его лирический дар раскрылся в исполнении романсов из циклов «Далекая юность» на стихи А. Блока и «Элегии». Три романса из нового цикла на слова Ф. Тютчева «Память сердца» интересны философской углубленностью музыкальных образов. С. Шапошников спел эти романсы с большой психологической тонкостью. Пожелаем скорейшего исполнения нового цикла полностью.

Пять пьес для виолончели и фортепьяно написаны недавно, но уже получили широкое признание. Перед слушателем проходят спокойная и светлая Прелюдия, ориентально окрашенное Интермеццо, грациозный ритмически прихотливый Вальс, патетически взволнованная Ария — кульминация всего цикла и, наконец, легкое, виртуозное Скерцо. Превосходно исполнил эти пьесы М. Ростропович; с феерическим блеском сыграл он заключительное Скерцо, дважды повторив его по настоянию публики.

Д. Благой

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Юрий Корев

КАМЕРНЫЕ ВЕЧЕРА

*

*

Д. Благой

Содержание