не заметил автор статьи об этой опере И. Нисневич («Советская музыка» № 4), хотя отдельные частные недочеты произведения подмечены рецензентом правильно.
Оратор отметил плодотворную роль старейшего композитора и педагога В. Золотарева в развитии музыкальной культуры Белоруссии, а также рассказал об успехах молодежи, назвав ряд новых сочинений Е. Глебова, Э. Тырманд и других воспитанников Минской консерватории.
Е. Тикоцкий резко критиковал Секретариат ССК за формально-бюрократическое руководство композиторскими организациями республик. В течение ряда лет белорусская композиторская организация третировалась, как отстающая во всех отношениях. В то же время Секретариат проявлял нетерпимость к критике по своему адресу.
Новый состав Правления и Секретариата ССК должен строить работу на основе уважения к национальным традициям, на основе внимательной и любовной помощи, сочетающейся, конечно, с высокой, принципиальной требовательностью.
Композитора А. Лобковского (Ленинград) не удовлетворил отчетный доклад Т. Хренникова: в нем недоставало самокритики, чувствовалось стремление сгладить ряд серьезных недостатков в работе Секретариата. Оратор упрекнул докладчика в нивелированном подходе к творчеству советских композиторов; зачитав длинный перечень фамилий и произведений, он не раскрыл значения крупнейших наших мастеров в развитии мировой музыкальной культуры. Солидаризируясь с докладчиком в высокой оценке творчества ряда композиторов, А. Лобковский сказал: вне зависимости от своих личных вкусов мы все должны испытывать чувство гордости и огромной радости оттого, что наша Родина дала миру таких композиторов, как Сергей Прокофьев и Дмитрий Шостакович.
В докладе Т. Хренникова непростительно мало места уделено было ленинградской композиторской организации, обойдено молчанием творчество ряда известных ленинградских композиторов. Это явилось следствием того равнодушия к делам Ленинградского союза, которое Секретариат проявлял на протяжении ряда лет.
Выражая тревогу по поводу многих неполадок в работе музыкальных учреждений, А. Лобковский привел в качестве примера факт ликвидации симфонического оркестра Ленинградского радио. Сейчас есть возможность возродить оркестр, однако руководство Ленинградского радио противится этому.
Хорошим примером может служить Ленинградская филармония, неустанно и с любовью пропагандирующая советскую музыку.
В начале своего выступления музыковед Ю. Кремлев (Ленинград) затронул вопрос о формализме. — В основе формализма, — сказал он, — лежит опасная возможность человеческого мышления превращать средства отражения мира в самостоятельные сущности. Например, музыкальные звуки являются результатом идейного отражения человеком мира. Но эти звуки хороши по-настоящему только тогда, когда они связаны в музыкальном произведении с немузыкальными, т. е. с реальными интонациями. Почему мы так восхищаемся лучшими произведениями Бетховена. Шопена, Глинки, Чайковского, Грига? Потому что в этих произведениях интонации подлинно содержательны, потому что мы в каждом такте за музыкой чувствуем отчетливо выраженную эмоцию, душевное движение, жанр, пейзаж И т. д.
Но можно в самых широких масштабах оперировать музыкальными звуками как таковыми — без сознательного и ясного учета их внемузыкального содержания. Это и есть путь к формализму. Конечно, вовсе нейтральных по содержанию результатов при этом получиться не может, — но результаты эти будут случайными, не теми, каких хочет композитор.
— Формализм, — подчеркнул оратор, — постоянная опасность всякого человеческого мышления, в том числе и музыкального. С этой опасностью надо бороться всегда.
Конечно, следует различать формальное и формалистическое. Первое — как бы нечаянно, второе — злостно. У классиков (даже величайших) встречаются моменты формальной музыки, а у таких композиторов, как Брамс или Танеев, подобных моментов даже немало. Но Брамса и Танеева нельзя назвать формалистами. Формализм возникает только тогда, когда формальное становится «принципом» творчества. Поэтому надо отличать формальное от формалистического, но надо и помнить, что между
ними нет непроходимой (исторической или личной) границы. Формальное при своем особом развитии становится формалистическим. Формалистическое при своем изживании может пройти стадию формального. Борьба и с формалистическим и с формальным — не кампания, а постоянная задача.
— Одним из весьма ложных положений нашей критики, — сказал Ю. Кремлев далее, — является положение о так называемой «сложности» музыкального языка. Это — «старая теория», и теперь она, к сожалению, опять вытаскивается наружу. Прежде всего есть сложность в искусстве, которую стоит преодолевать, а есть и «сложность», которую преодолевать не стоит, так как плоды такого преодоления невелики.
Нельзя ведь забывать, что коренная, неотъемлемая воспитательная задача вся кого искусства — делать сложное простым, а не простое сложным и непонятным. Только тогда искусство выполняет свою миссию учителя жизни, только тогда оно обогащает и укрепляет душу.
Наши композиторы и музыковеды, к сожалению, нередко замыкаются в узких рамках наличного состояния музыки и не хотят ничего видеть вокруг. А между тем сопоставление поучительно. Например, «Тихий Дон» Шолохова — произведение чрезвычайно сложное, с огромным числом действующих лиц, с богатейшей интригой, с великолепно и мастерски развитой психологией. Почему же оно понятно самым простым советским людям? Кто теперь из литературоведов решится, например, утверждать, что сочинения Марселя Пруста сложнее «Тихого Дона» Шолохова? Кто скажет, что стихи Пастернака сложнее стихов Твардовского? Не сложнее, а неопределеннее, сбивчивее, запутаннее, туманнее. Для того, чтобы написать «Запорожцев» Репина, необходимо огромное знание жизни, но высшая сложность переходит тут в простоту. В кубизме — наоборот — самое простое становится «сложным» и непонятным. Быть может, атональная пьеса Шёнберга сложнее «Евгения Онегина» Чайковского? Также нет. Только та сложность ценна, которая добивается простоты и ясности.
Вопрос со «сложностью» обстоит одинаково и в музыке и в музыковедении. Так называемые «сложности» Асафьева есть просто туманности и неясности. Лучшее у Асафьева просто и доступно.
Ориентироваться всегда надо не на достижения данного искусства, а на достижения искусства вообще. Написать, например, симфонию, которая была бы так глубока по содержанию, так жизненна и так доступна, как «Тихий Дон» Шолохова, — вот достойная и благородная задача! Плестись же за наличным состоянием симфонической музыки — значит плестись в хвосте нашего искусства.
Ю. Кремлев привел в пример своих соседей — членов рабочей семьи, которые очень любят классическую музыку, а также сочинения некоторых советских композиторов, например, Т. Хренникова, И. Дзержинского, А. Хачатуряна, многие песни, но вот Скрипичный концерт Шостаковича вызывает у них чувство горечи, им непонятно, зачем пишется такая музыка.
По мнению Ю. Кремлева, в этом следует винить не его соседей, а нашу музыку, которая чрезвычайно отстает от запросов народа и под видом сложности культивирует неопределенность, неясность, субъективность.
— И если нередко говорят, — заметил оратор, — что произведения, подобные Скрипичному концерту Шостаковича, нашли многих и многих ценителей, то этот аргумент несостоятелен, т. к. известно, что многих и многих ценителей находят посредственные эстрадные песенки. Значительный успех того или иного произведения всегда интересен, но он еще не решает вопроса о его действительной ценности. Кто дал советской музыке право быть менее доступной, чем советская литература или живопись? Нет этого права, и надо быть скромнее. Надоеще раз подчеркнуть, что администрирование в искусстве неуместно, но одно дело осуждать администрирование, а другое дело — сдавать идейные позиции.
Далее Ю. Кремлев коснулся антиисторических ошибок критики. — У нас часто забывают, — сказал он, — что жизнь и искусство идут вперед, — и под видом новаторства преподносят неудачное повторение пройденного. Наши композиторы и музыковеды нередко восхищаются регрессивными движениями нашей музыки — такими, скажем, как возврат к тематизму баховского типа, к рационалистическим конструкциям фуги. Между тем после тематического творчества, тематического рисунка Бетховена, Глинки, Чайковского, Шопена, Грига нельзя воз-
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Содержание 3
- Наш фестиваль 5
- Композиторы Ленинграда 10
- Петербург — Петроград — Ленинград 19
- Творческие завоевания молодежи 28
- О симфонии Б. Клюзнера 32
- Филармония и ее друзья 37
- Песни и обряды Эстонии 42
- О состоянии русских народных оркестров 51
- Выступления на Втором Всесоюзном съезде композиторов 55
- Балет «Каменный цветок» в театре имени Кирова 73
- Опера Д'Альбера «Долина» 78
- Балет «Дильбар» и его автор 81
- На распутье 85
- О критическом пафосе и критических приемах 87
- Резко, но метко 90
- Об автобиографии Даргомыжского 93
- Последние годы Шаляпина 104
- Ереванский оркестр. — Генрих Нейгауз. — Глен Гульд. — На симфонических концертах. — Дирижер Малкольм Сарджент. — Вокальные вечера. — Хроника концертной жизни 111
- Рихард Штраус и его время 124
- Музыка в Югославии 133
- Петко Стайнов 137
- История одного соперничества 139
- В Шанхае 141
- Музыкальная жизнь Венгрии 142
- Сезон в Женеве 143
- В возрожденной стране 144
- Краткие сообщения 145
- Ценная книга о Листе 147
- Русский классический романс 153
- О романе О. Черного 157
- Нотографические заметки 159
- Навстречу фестивалю 161
- Хроника 168