Выпуск № 8 (189) | 1954 - страница 28

дает мне сюжетом сказку о «Золушке», но трактует ее человечески-познавательно, как отражение действительности, вовсе и не думая снимать фантастики. Наоборот, он собирает для меня всевозможные иллюстрации сказок Перро и детски-наивно вместе со мной забавляется выдумкой иллюстраторов.

Я ушел далеко вперед. Хронологически — в то же лето 1903 года — у меня, кроме встречи с А. Константиновым, было еще другое знакомство, очень знаменательное.

Заходил к нам в «Старую оранжерею» сослуживец отца моей невесты, некто Мартьянов, очень культурный, степенный человек, тоже большой любитель музыки. Я тогда начал увлекаться музыкой Вагнера, он же был убежденный антивагнерист. Раз спорим мы об образе Венеры в «Тангейзере». Мартьянов находил трактовку отвратительно вульгарной и как-то, развивая свою мысль, сказал:

— Убежден, что и мой старый товарищ по Морскому корпусу Николай Андреевич Римский-Корсаков поддержал бы меня. Говорят, он великолепный теперь музыкант. К сожалению, плохо знаю его вещи.

Я онемел, удивясь. Потом спрашиваю: «А вы давно его не видели?»

— Давно, — следует ответ, — но если вам полезно с ним познакомиться, я могу ему написать. Не сомневаюсь — ответит, мы старинные друзья.

Прошла осень, настала зима. Я с головой ушел в университетские занятия. Думалось: добрый старик либо забыл, либо что-то запамятовал, быть может, не тот Римский-Корсаков.

Ранней весной, в начале марта, приходит Мартьянов и передает, что Николай Андреевич ответил ему приятнейшим письмом, по-товарищески извиняясь за задержку, и просит меня зайти к нему тогда-то и тогда-то.

Я был на седьмом небе от счастья и в одном из кругов дантовского ада среди грешников: за самомнение и гордость. Казалось мне, что зря я все это натворил, что нет у меня настолько дарования, чтобы сметь явиться к такому композитору и тревожить занятого человека. А делать было нечего — идти надлежало. Собрал свои сочинения и отправился на Загородный проспект к дому № 36, где находилась известная множеству людей — не только музыкантам — квартира Н. Римского-Корсакова.

Пришел я часа за два до назначенного срока, постоял у дверей, позвонить не решился и пошел прогуливаться вдоль Загородного с заходом на Гороховую до Фонтанки и обратно. До сих пор в мозгу моем выжжены дома, свет и цвет панелей и камней на улицах, весь облик полукруглой площади у моста через Фонтанку. Наконец, вернувшись на Загородный, я точно в назначенный срок позвонил в квартиру.

Николая Андреевича видел я много раз, и мне очень были знакомы черты его лица и вся его выразительная, характерная внешность. Сейчас же, приветливо и ласково поздоровавшись, ввел он меня в комнату с роялем, усадил за инструмент и спросил, хорошо ли я знаю русскую музыку. С нетактичной наивностью последовал ответ: да, и особенно ваши оперы.

— Нет, о них вспоминать не будем. Что вы больше всего любите и лучше всего знаете?

_________

И зато сколько радостного внимания, когда придешь с «дельным». Досада В. Стасова на Толстого-моралиста прорывалась сходным образом:

— Великий художник, а своего дела не хочет делать. Вот напишу ему: дурь это.

— «Князя Игоря».

— Сыграйте пролог, самое начало.

Волнуясь, я заиграл.

— Спокойнее, не волнуйтесь.

И словно сам с собою:

— Что за прекрасная, величавая музыка.

От робости я что-то напутал, но нашел дорогу.

— Вы думаете так лучше, нет, тут ведь так в оркестре, — и Николай Андреевич показал на рояле, как распределены голоса инструментов.

— Да, Бородина невозможно не любить. И сила, и смелость, и всегда свежесть. Непременно изучайте эту музыку.

И вдруг сразу: — а теперь покажите свое.

У меня с собой были фортепианные вещи, включая «Простую мысль» (Simple pensee), и серия лирических романсов, часть которых была потом издана («Песнь соловья», «Вербы», «Колыбельная», «Успокоение» и т. д.).

Внимательно, деталь за деталью, то одобряя, то споря, то указывая на небрежность и неточность записи («разве так не лучше, не проще?»), Николай Андреевич просматривал и следил за моим исполнением, словно старший опытный друг, а не чтимый всей страной великий музыкант.

Я был будто во сне. Позднее я сообразил, что при просмотре внимание Николая Андреевича сосредоточивалось главным образом на моем голосоведении. Меня поражала заботливость и серьезность вникания в мои юношеские наивности. — Знаете что: так сделать, как сделано у вас, конечно, можно, и не плохо это, но думается, проще и логичнее будет вот что... — подходит и наигрывает мой гармонический оборот, который сразу становится естественнее от двух-трех штрихов мастера.

— Теперь займемся вашим слухом.

Проверка была долгая, обстоятельная. Выводы для меня очень радостные. Передам их вкратце. Если не совсем точно, то все же мне легче говорить словами самого Николая Андреевича, так четко врезавшимися в мою память. Сперва речь шла о деловой стороне.

— Вы обязаны поступить в консерваторию. Но вы без средств. Осенью что-нибудь придумаем. Но к вступительному экзамену вам надо привести в порядок все вами накопленное. Надо вам помочь собрать себя. Достаньте несколько рублей (Н. А. назвал совсем минимальную сумму) , — я дам вам записку к опытному педагогу. Восемь — десять уроков вполне достаточно. Теперь побеседуем о вашем слухе. Слух превосходный. В консерватории с вас потребуют на экзамене меньше, чем вы обладаете. Запомните же — ваш слух для вас даже роскошь, но и вред. Поймите, вред, если вы не будете сами над ним работать, а только пользоваться его благами. Работать упорно, долго. В консерватории этим делом с вами не будут заниматься. Таковы программы. До моего курса вы не сразу дойдете. Так-с. Ну, вот вам советы. Забудьте, что у вас тонкий, абсолютный слух. Не буквально, конечно, а так, чтобы не всегда прибегать к его щедрым услугам. Абсолютный слух подал вам готовой всю систему интервалов. Вы просто слышите любые сочетания. А сделайте так, чтобы вам трудно было постигать расстояния между тонами и связь их. Каждый интервал ведь он особенный. Думайте и думайте. Вам надо уяснить себе трудности и сложности относительного слуха. Поймете, когда начнете следовать моим советам. Например, начните с симфоний Гайдна: попробуйте слышать такт за тактом внутренним слухом, не касаясь фортепиано. Но слышать особенно, не давая пощады своему вниманию, не пропуская ни одной детали: все на отчете. Понимайте слухом, куда идет голос. Можно попробовать и струнные квартеты Гайдна,

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание