Выпуск № 1 (170) | 1953 - страница 31

во сочетающий могущественное, устрашающее со смешным и жалким. Яркость образа оказалась непревзойденной.

Задаче максимальной интонационной правды везде сопутствует у Глинки задача стройности и пластичности. В мелодическом речитативе Глинки, который ближайшими его последователями справедливо был признан одним из высших завоеваний (наилучшие образцы, думается, — в партиях Баяна и Руслана), в сущности, утверждались всеобъемлющие права мелодии как основы музыки. Тут на путях превращения речевого в напевное, реального в художественное возникли очень важные узлы всей эстетики Глинки.

Ожесточенные эстетические споры, развернувшиеся в России в эпоху Глинки, выражали переломность художественных взглядов. Имели место споры «классиков» и «романтиков» по поводу прав разума и чувства, начинались споры сторонников «красоты» и сторонников «правды» за право той или другой на главенство в художественном творчестве. Величие Глинки было, между прочим, в том, что он оказался в силах органически сочетать ценные качества старого и нового, создать искусство, чуждое однобоких тенденций, сильное и лучшими традициями прошлого и смелыми порывами в будущее.

Очень многое взял Глинка от культа разума, господствовавшего в философии и искусстве XVIII века. Искусство Глинки — «умное» искусство, как в плане рациональной продуманности содержания, так и в плане строгой гармоничности, изящества формы. Классицизм — весьма существенная сторона музыки Глинки. Сырым эмоциям, пустой фантастике, импровизационности формы в этом искусстве места нет. Все подчинено ясному контролю разума, все стройно, отчетливо, полно пластической грации.

Но вместе с тем именно Глинка высвобождает чувство, дает ему расцвести с неведомой дотоле силой. Утверждение свободы чувства было одной из важнейших задач эпохи Пушкина и Глинки, одной из форм противодействия общественной реакции с ее ханжеством, лицемерием, показной моралью. Уже в ранних своих произведениях Глинка уверенно идет от романтической чувствительности (ее элементы еще заметны в таких романсах, как «Бедный певец», «Память сердца» и др.) к подлинному чувству. В «Иване Сусанине» оно торжествует, в «Князе Холмском» достигает высокой страстности, в «Руслане» — потрясающей глубины и мудрой просветленности.

Наперекор сентиментализму Глинка выдвинул прямодушие, способность высказываться с глубокой искренностью, верить в лучшие качества человеческой натуры. Тут у Глинки есть свои недосягаемые вершины, как, например, два трио из «Ивана Сусанина» («Не томи, родимый» и «Ах, не мне, бедному»), как каватина Гориславы и пробуждение Людмилы из «Руслана», как романс «К Молли» (называем, конечно, лишь немногое). Вряд ли имеются в музыке примеры более совершенного и естественного единства непосредственности, трогательности, задушевности переживания и, одновременно, стройности, пластичности, лаконизма выражения.

Сам Глинка сформулировал блистательно решенные им творческие задачи немногими словами в письме к В. Кашперову (от 22 июля 1856 года):

«Все искусства, а, следственно, и музыка требуют:

1) Чувства (L’art c’est le sentiment) — это получается от вдохновения свыше.

2) Формы. Forme значит красота, то есть соразмерность частей для составления стройного целого.

Чувство зиждет — дает основную идею; форма облекает идею в приличную, подходящую ризу... Чувство и форма — это душа и тело»¹.

В искреннем выражении чувства Глинка видел основу художественной правды. И хотя на наш нынешний взгляд подобная формулировка недостаточна, она была у Глинки глубоко прогрессивной, поскольку дополнялась и развивалась его реалистическим творчеством.

Глинка никогда не отрывал правду от красоты, видя в красоте, художественном совершенстве, одну из непременных задач искусства. И действительно, его искусство полно красоты, составляет одно из высших достижений прекрасного в мировом искусстве.

Как и в Пушкине, в Глинке чудесно, гармонически сочетались качества, способные вести к совершенству творче-

_________

¹Письма М. И. Глинки, стр. 509.

ства, — вдохновение и труд, переживание и мысль, темперамент и грация, простота и тонкий артистизм.

Гениальное музыкальное дарование Глинки в течение десятилетий шлифовалось напряженными усилиями его ума, чувства и воли.

Уже ранние произведения Глинки (особенно инструментальные — он сам отмечал, что сущность голосов постиг позднее) поражают феноменальной чистотой линий, ясностью рисунка, благородством фактуры. В «Иване Сусанине» и особенно в «Руслане» достигает высшего совершенства и трактовка голосов (пожалуй, лишь Верди впоследствии владел подобной пластикой вокально-инструментальных ансамблей, где тончайшим слухом рассчитан каждый миг совместных звучаний).

Мы говорим как будто о форме; однако такая форма полноценно выражает содержание, способна улавливать и претворять высшую прелесть реальной действительности в гармоническом слиянии красоты и правды. Искусство Глинки убедительно показывает, что реализм только тогда освобождается от всяких элементов натурализма, когда он ставит одной из своих неотступных целей жизненно прекрасное.

Единство разума и чувства, правды и красоты, столь присущее эстетике Глинки, постоянно отстаивалось им не только в личном творчестве, но и в высказываниях о творчестве других композиторов. Поэтому Глинка был против всякой аффектации, равно как и против любого сухого расчета в искусстве, против всего надуманного, фальшивого, внешнего, преследующего эффектность, а не правдивость, против всего, нарушающего прекрасную гармонию ради преувеличенной выразительности, пустой иллюстративности или школярского педантства.

Яркий пример — записанные А. Серовым со слов Глинки (в 1852 году) «Заметки об инструментовке», где в частной области трактовки оркестра скупо изложены общие эстетические взгляды великого композитора на сущность и задачи музыки.

Национальность и народность, реализм и классическая стройность мышления, высшее мастерство в выражении содержания обусловили огромную историческую роль Глинки как основателя русской классической музыки. Глубокое знание современной европейской музыкальной культуры и свободное владение ее ресурсами Глинка сочетал с подлинным патриотизмом и демократизмом творческих порывов, с живым восприятием передовых художественных идей современного ему русского общества.

Но, оценивая Глинку как знаменосца русского музыкального прогресса (нетрудно, в частности, показать, что и русская мысль о музыке времен Глинки росла и развивалась, опираясь преимущественно на его творчество), надо, конечно, видеть и ряд неповторимо своеобразных черт его творческого облика.

Одной из таких черт была чрезвычайная чуткость творческой организации Глинки. Сам он не раз (и в «Записках» и в письмах) называет себя «мимозой». Неверно, конечно, преувеличивать это качество и упускать из вида присущие характеру Глинки живость, темпераментность, отмеченные его современниками¹. Но неверно и игнорировать упомянутую чуткость нервной организации, которая обусловила в творчестве Глинки особую тонкость и нежность чувства; особую склонность к лиризму.

Сам Глинка сообщает о себе в письме к Н. Кукольнику (19 января 1855 года): «Я не был никогда Геркулесом в искусстве, писал по чувству и любви...»². Важно, однако, что особая мягкость душевного строя Глинки не помешала его способности высоко ценить сильное, мужественное, героическое. Она только окрасила героические, мужественные образы Глинки тонами лиризма. В этом смысле глубоко лиричны и Сусанин и Руслан, так как кульминации их образов суть кульминации высшего, самоотверженного чувства любви к Родине, к справедливости, к правде. Могучим трепетом лирического чувства напоен величавый хор «Славься». Этой тайной волновать сердца до самых их глубин, вызывать слезы восторга Глинка владел, как, быть может, никто из композиторов.

Но столь же эмоционально, столь же глубоко лирично воспринимал и сам Глинка любимую им музыку. «Музыка — душа моя!» — воскликнул он в возрасте

_________

¹«Я скор и пылок...», — пишет сам Глинка матери (Письма М. И. Глинки, стр. 90).

²Письма М. И. Глинки, стр. 412.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание