Выпуск № 5 (162) | 1952 - страница 38

За последние годы наши композиторы обратились к большим и важным темам — темам труда, темам борьбы за мир, темам великих строек. Бесспорно, соответствие произведения его теме является важнейшим эстетическим критерием. Но у нас принято считать, что это соответствие должно проявляться только в одном виде, только в одном жанре — жанре монументально-эпическом. От песни требуется, чтобы она была «солидной», важной. Почему у нас песни о мире только маршевые? Да потому, что любая лирическая песня о мире, любая раздумная или шутливая песня сейчас же вызывает страхи некоторых «классных дам», заседающих в комиссиях, комитетах, редсоветах и худсоветах. «Это не соответствует важности темы» — вот что вы услышите в первую очередь. А почему нельзя решать любую тему во всем жанровом многообразии? На каких эстетических «скрижалях» написано, что этого делать нельзя? По-моему, это печальное недоразумение. Но оно существует и мешает нам осуществлять наши творческие желания и замыслы, толкает наc на штамп, унифицирует наши песни. Оттого и получается, что наши песни, посвященные большим темам, как правило, страдают риторичностью, напыщенностью, условной парадностью. Они оставляют слушателя равнодушным и таким образом бьют мимо цели, а в худшем случае дискредитируют тему.

Нужно освободить песню от критического штампа. Нам нужны не только маршевые песни о мире, но и лирические. Нам нужна «уличная» песня о борьбе с поджигателями войны.

Когда я сочинил песню об испанском мальчике, замученном фашистами за то, что он написал на стене слово «Сталин» («Окрыляющее слово»), генеральный секретарь Союза композиторов Т. Хренников резко раскритиковал эту песню за то, что я использовал в ней испанский танцевальный ритм, похожий, по его мнению, на танго. Как-то поэт Матусовский дал мне стихотворение «Встреча Волги с Доном», на которое нужно было написать песню для радио. Но песня не была создана, так как редактура отвергла этот текст:

Как краса-невеста
С женихом влюбленным,
Голубая Волга
Ждет свиданья с Доном.

Эти строчки показались редакторам «не соответствующими величию темы». Я заговорил о текстах, но ведь тексты песен питают наши музыкальные образы и те схоластические путы, которыми у нас связывают тексты песен, сковывают и музыку.

Надо нам решительно бороться со всякими жанровыми ограничениями. Путей решения больших тем в песнях много, и все они должны быть для композиторов открыты. Но прежде всего мы должны изжить схоластику и критический штамп в нашей собственной среде.

Особенно вреден начетнический подход в оценках легких, лирических или шуточных песен, предназначенных главным образом для эстрады. Вы, Матвей Исаакович, высказали с трибуны пленума возмущение по поводу куплетов моряков из моей оперетты «Вольный ветер». Вы спросили, каким образом я позволил себе дать морякам-коммуниотам столь легкомысленный напев, как «дили-дили». Вы в этом «дили-дили» усмотрели угрозу для здоровья нашей песни и ее слушателей. Но, во-первых, ни мои соавторы по либретто оперетты, ни я сам не знали о принадлежности этих двух моряков к коммунистической партии. Во-вторых, эти два моряка — прежде всего славные, веселые, добрые люди, положительные персонажи театрального спектакля. И песенка их о бесстрашии моряков, об их любви к морю, песенка веселая, живая, танцевальная хорошо аттестует эту положительность образов. В-третьих, я писал эти куплеты для театральной постановки, имея перед собой не образы моряков вообще, а конкретных лиц, действующих в пьесе. Нужно поменьше заниматься мелочной и придирчивой опекой массовых вкусов, а больше прислушиваться к массовому требованию хороших веселых песен. А их у нас мало. Вы ужаснулись моей песне-романсу «Золотая звезда». Я, Матвей Исаакович, не приходил еще в ужас ни от одной вашей песни, хотя не все они мне нравятся. Но нечто близкое по ощущению я испытал от характера вашей критики. Вы так исказили мысль лирического стихотворения М. Исаковского, что можно наверняка сказать, что текста вы не читали. Как же можно было превратить хорошие, теплые чувства советского молодого человека, стремящегося стать в труде вровень со своей любимой девушкой, чтобы

быть достойным ее любви, в песню «орденопросца», как вы изволили выразиться? Как можно было слова «Приди же, приди, загорись предо мною, моя золотая звезда» принять за тоску по ордену? Критик И. Нестьев в «Литературной газете» считает, что это стихотворение вообще шутливо-ироническое, и с этой точки зрения указывает на несоответствие музыки тексту. Но шутливость можно усмотреть только в двух строчках всего текста: «Ее наградили звездой золотою, а я без награды хожу». Остальные четырнадцать строк текста ничего общего с шуткой или иронией не имеют. И я, композитор, прочитавший это стихотворение, как лирическое, как мечту о любви, не мог окрасить музыку в шутливые тона, пожертвовав четырнадцатью строчками ради двух.

Критикуя музыку «Золотой звезды», композитор А. Новиков оказал, что она архаична. Странным образом получилось совпадение в том, что, слушая «Белую березу» Новикова, я записал на программе концерта, что эта музыка архаична. Очевидно, здесь надо о чем-то условиться. Как литературный русский язык со времен Пушкина живет и здравствует по сию пору, подвергшись за прошедшие 125 лет лишь незначительным и несущественным изменениям, так и музыкальный русский язык, утвержденный Глинкой, до сих пор является неисчерпаемым и богатейшим средством выражения наших музыкальных идей и образов. Поэтому нельзя называть архаичным музыкальный язык, не содержащий усложненных гармоний, ломаных ритмов и т. д. Но архаичным можно называть примитивный музыкальный язык, примитивный, фактурно бедный музыкальный прием, неспособный выразить полноту образа и чувства. Ведь именно образ человека, характер его чувств коренным образом изменились за время, прошедшее от Глинки и Чайковского, но не язык, не его основные свойства. В песне особенно нетерпимы всякие излишества языкового и фактурного характера.

Но, безусловно, существуют и отжившие или отживающие интонации и приемы музыкального мышления. Они уже неспособны выражать новые идеи, новые чувства и мысли человека, а потому и являются архаичными, несовременными. Значит, упрек, который мы бросаем друг другу, должен быть обоснован только с этой точки зрения. И очевидно, мы с тов. Новиковым в этих двух песнях оказались не на высоте положения.

Нельзя подвергать произведение критике с точки зрения задач, которых автор перед собою не ставил. Можно обвинять автора в том, что он не ставил себе тех или иных задач, кажущихся критику правильными и нужными, но судить о произведении надо в первую очередь с точки зрения замысла автора. Если я сделал пепельницу, то нельзя меня упрекать за то, что я к ней не приделал автомобильных колес. Надо сказать мне, хорошо или плохо я сделал эту пепельницу.

В каждой теме есть множество ходов и путей, по которым может идти творческий замысел автора. Мой «Школьный вальс», в котором А. Новиков почему-то услышал звон гусарских шпор, не является и не может являться единственным решением песни о школе. Я и не помышлял об этом. Но мне хотелось создать теплую, лирическую песню-воспоминание о школьных годах, о милой, хорошей первой учительнице. Фоном для этого воспоминания я избрал вальс. Творческим импульсом для песни послужила хорошая, прочно сложившаяся у нас традиция встреч со школой ее бывших питомцев — нынешних инженеров, врачей и т. д. «Школьный вальс» — не песня школьников. Это песня воспоминаний, песня чувств, рождаемых этими воспоминаниями. Имел я на это творческое право? Думаю, что да. Исключаю ли я необходимость создания других песен для школьников, о школьниках, об учебе, об учителе? Конечно, нет. И я убежден, что такие новые песни появятся и что я буду одним из их авторов. Только так, мне кажется, должен стоять вопрос об отношении автора к теме. Чем шире, разнообразнее мы будем подходить к теме, тем больше разнообразных и хороших песен у нас будет, тем меньше штампа окажется в наших песнях, тем охотнее народ будет их петь и слушать.

3. О некоторых других эстетических критериях в оценке песен. Внимательный профессиональный анализ музыкального произведения включает также и рассмотрение его интонационного строя. Но является ли это единственным критерием качества? Разумеется, нет. А между тем мы часто преувеличиваем значение интонации, а отсюда рождаются всякие кри-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание