образы Данте: зловещее, мрачное тромбоноподобное начало сонаты словно провозглашало грозную надпись на дверях дантовского ада, затем шли картины страшных страданий и мучений за дверями ада, далее следовали картины нежной любви... Не было ни одного не оправданного замыслом звука; поэтические образы раскрывались с поразительной выпуклостью и убежденностью. О необыкновенной рельефности исполнительских образов Рахманинова свидетельствует и хорошо известное (по механической записи) исполнение им «Хоровода гномов», где выпуклость контуров, упругие, резко очерченные формы, стальная ритмика и предельное техническое совершенство производят поистине неизгладимое впечатление.
Можно с уверенностью сказать, что история вряд ли знала, кроме самого Листа, пианиста столь могучей внутренней силы воздействия и столь безукоризненного, гениального мастерства. Случайный промах, скомканный пассаж, неполное преодоление трудностей — все это в игре Рахманинова было исключено. От его пальцев не ускользала ни одна деталь, ни один элемент музыкальной ткани. Технических трудностей словно не существовало, и они действительно никогда не замечались слушателями. Все внимание пианиста было направлено на образ и звуковое воплощение его, на то, чтобы максимально приблизить звучность фортепиано к звучности человеческого голоса. Подобно Ант. и Ник. Рубинштейнам Рахманинов стремился «петь на фортепиано», и это составляло одно из драгоценнейших качеств его пианизма.
Немало есть еще фактов, свидетельствующих о подлинно глубоком интересе и своеобразном подходе русских пианистов к творениям Листа 1. Но и сказанного вполне достаточно, чтобы сделать некоторые решающие выводы о характере истолкования фортепианного наследия Листа в России. При всем том различии индивидуальностей, какое нам являют Ант. Рубинштейн, М. Балакирев, Ник. Рубинштейн, С. Рахманинов и другие русские пианисты, мы находим в их интерпретации сочинений Листа, как и во всех прочих исполнительских деяниях, нечто общее. Прежде всего все они видят в произведениях Листа новые идеи, новые пути и возможности выражения. Для них важна не столько форма исполняемых произведений, сколько содержание, заключенное в той или иной форме. Технические эффекты, элементы, детали не существуют сами по себе — они подчиняются идейному замыслу. Виртуозное мастерство, как бы велико оно ни было, никогда не является самоцелью; его ценят лишь постольку, поскольку оно служит идее, помогает ее выразить в конкретных музыкальных образах. По меткому выражению Ант. Рубинштейна, «исполнение на фортепиано — это движение души», т. е. под пальцами рождается образ, причем образ не сухой, не надуманный, а согретый теплым, живым человеческим чувством. Далее, для всех них исполнительское искусство является содержательной речью, которая строится по определенным законам. С большим или меньшим успехом каждый из них стремится приблизить звучание фортепиано к выразительности человеческого голоса. И наконец, все они высшим критерием искусства полагают правду, т. е. реалистически верную передачу исполняемого произведения. На первом плане всегда находится авторский замысел, причем этот замысел не воспринимается пассивно, а как бы преломляется сквозь призму исполнительского сознания.
Иначе сложилась судьба листовских произведений на Западе. За немногими исключениями западноевропейские пианисты пошли по пути искажения основных принципов Листа. Меньше всего они стремились вдуматься в идейное содержание его творчества. Широту взгляда, смелость мысли, чуткость, умение вслушаться в авторский текст подменяли стабильным, неподвижным, лишенным жизненной динамики толкованием; главное внимание обращалось на виртуозную сторону, на чисто техническую отделку произведений. Забывали о том, что для Листа виртуозность никогда не была самоцелью, а всего лишь средством выражения больших идей, «необходимым элементом музыки» 2. Пренебрегали Листом-художником с его страстью и гневом, с его тоской по родной Венгрии и призывами к борьбе, с его гуманистическим пафосом. Игнорировали программные указания Листа и то великое дело («обновление музыки путем ее внутренней связи с поэзией» 3), которое сам Лист считал главной целью своей жизни.
Так сложилось «листианство», несшее на себе тяжелый груз модернистических и формалистических влияний. Одни «листианцы» использовали произведения Листа для демонстрации свочх чисто технических достижений; они стремились к блестящему, декоративно-пышному исполнению, не понимая того, что внешний блеск без внутреннего содержания — ничто, что он лишь поикрывает духовное убожество и пустоту исполнителя 4. Другие «листианцы» односторонне выпячивали и преувеличивали исключительность и мощь листовского пафоса, превращая его в экспрессивное неистовство; они пытались подменить красочное богатство пианистической палитры Листа колоритной пестротой, изобилием эффектных случайностей. Третьи вольно или невольно подменяли содержательность и эмоциональность исполнения приторной сентиментальностью, манерностью
_________
1 Можно, например, указать на исполнение листовских произведений Анной Есиповой (Концерт Es-dur, этюд f-moll, полонез c-moll, полонез E-dur, ряд рапсодий и транскрипций), где в полной мере проявился блистательный талант пианистки, или на концертную деятельность русских учеников Листа — Ивана Нейлисова (впервые в России исполнившего Концерт Es-dur), Марфы Сабининой и особенно Веры Тимановой, превосходной исполнительницы виртуозных сочинений Листа.
2 F. Liszt. Gesammelte Schriften. Лейпциг, 1882. т. IV, стр. 192.
3 Там же, т. III, стр. 135.
4 Отдавая предпочтение внешнему, поверхностному, «листианцы» этого типа в сущности уклонялись от тех внутренних усилий, с помощью которых создается подлинное исполнительское искусство; они забывали о том, что нельзя получить извне то, что приходит к нам изнутри, что нельзя избавить себя от огромной внутренней работы, предшествующей всякой художественной деятельности.
слащавостью, вычурностью фразировки, преувеличенной чувствительностью. Четвертые, напротив, пытались придать произведениям Листа несвойственный им академический характер; стремясь быть точными и объективными как в замысле, так и в его воплощении, они на деле приходили к сухости, холодности и надуманности интерпретации, к ликвидации непосредственной, живой эмоциональности. Большинство «листианцев» обращалось с авторским текстом весьма свободно. Пользуясь тем, что Лист, как опытный художник-исполнитель, предоставлял необходимый простор творчеству толкователя и не определял заранее каждого шага пианиста, они дополняли его замыслы всякого рода «тонкими» нюансами, поправками, фактурными изменениями и тому подобными вещами (чаще всего сомнительного свойства). Под флагом своеобразия понимания и технического удобства они вводили самую настоящую отсебятину.
Конечно, и среди западноевропейских пианистов встречались подлинно выдающиеся исполнители, способные правдиво и ярко воплотить замыслы Листа. Достаточно назвать имена Рейзенауэра, д’Альбера или некоторых венгерских пианистов — учеников Листа, чтобы не осталось каких-либо сомнений на этот счет. Выдающимся исполнителем Листа был и Ферруччо Бузони. Он обладал всесторонне развитым музыкальным интеллектом, первоклассной техникой и несомненно являлся одним из крупнейших знатоков листовского творчества. Но его ошибочные эстетические позиции, экспрессионистические и конструктивистско-формалистические устремления не позволили ему подняться до полного осознания и раскрытия художественных образов Листа (лишнее подтверждение того факта, что полноценное истолкование листовского наследия зависит не только от величины дарования, но и от его направления). Бузони порой был субъективен до крайности; попытки его переосмыслить сочинения Листа и приспособить их к своему толкованию приводили к измельчанию, искажению и извращению авторских замыслов. Ибо в этом приспособлении чужого к своим возможностям Бузони далеко не всегда считался с определенными требованиями Листа, с его текстом, его ремарками, общим духом его музыки. Бузони думал показать тем самым свою силу артиста, которой действительно был наделен в высокой степени, а в сущности демонстрировал лишь слабость, шаткость своих идейных позиций. Таким образом, в общей картине мирового пианистического искусства работа русских пианистов (утверждение идейного реалистического начала) приобретает глубоко принципиальное значение. Это значение неизмеримо возрастает, если учесть, что деяния русских пианистов были умножены и расширены советскими пианистами. Никогда Лист не исполнялся в России так широко, никогда его произведения не пользовались такой любовью и популярностью, как в советскую эпоху.
Большую роль в становлении советского стиля исполнения Листа сыграли представители старшего поколения советских пианистов К. Н. Игумнов, Л. В. Николаев, Ф. М. Блуменфельд, А. Б. Гольденвейзер, Г. Г. Нейгауз и С. Е. Фейнберг. Если не все они сами много играли Листа на концертной эстраде, то зато все были крупными знатоками его творчества, воспитателями целой плеяды выдающихся советских пианистов — исполнителей Листа 1.
Особенно интересен и значителен путь, пройденный в листовском репертуаре одним из самых замечательных советских пианистов старшего поколения — К. Н. Игумновым. Уже самый объем этого репертуара и многообразие его свидетельствуют о непрестанных пытливых поисках пианиста. Игумнов играл свыше ста произведений Листа различных жанров.
Не все в этом обширном листовском репертуаре Игумнова было равноценно; в его исполнении подчас имели место и шероховатости и спорные моменты. Но никогда не было в нем пустоты, равнодушия к исполняемым произведениям, стремления к дешевым эффектам. Чем больше Игумнов играл Листа, тем больше открывал в нем нового, идейно ценного, поэтичного, не замеченного раньше. Его многолетняя работа над Листом — это не только история создания исполнительских образов, более или менее удачных, это вместе с тем и неустанные поиски нового, советского стиля исполнения Листа.
Интерпретируя Листа, Игумнов с поразительным художественным чутьем угадывал и вызывал к жизни центральную идею произведения. Он как бы вбирал в себя музыкальные образы, созданные Листом, сживался с ними и по-своему, по-игумновски мягко, просто, без нажима раскрывал их слушателям. Вспомним, например, исполнение Сонаты h-mo!l, вариаций на тему Баха, трех «Забытых вальсов», «Похорон», пьес из «Годов странствий», транскрипций песен Шуберта. Меньше всего Игумнов был склонен к эффектным общим местам, к вычурности или напыщенности нюансов, к произволу воображения. Его исполнение вариаций на тему Баха подкупало кристальной чистотой чувств, стройностью и ясностью линий, скупой выразительностью средств. Одна подробность вытекала из другой с необходимой последовательностью, одна краска незаметно дополняла другую. Тема росла, изменялась, становилась богаче по колориту, приобретала то более светлый, то более сумрачный характер, то рельефно выступала, то тонула в общем звучании. «Похороны» в испочнении Игумнова словно воссоздавали картину народного горя; погребальный звон сменялся медлительно-мерным похоронным маршем, как бы выражавшим возвышенную скорбь народа; далее всплывали воспоминания о павших в борьбе близких людях; затем в торжествующих звуках фанфар возвещалась победа над смертью, триумф погибших (герои бессмертны!); и наконец снова с величайшей силой звучал похоронный марш... «Забытые вальсы» производили ни с чем несравнимое впечатление. Неизъяснимо странная, благоухающая атмосфера окутывала все исполнение. Здесь сквозили чувства, казалось, давно утраченные; то неслись задумчивые звуки, словно настороженные в предчувствии возможных взлетов, то лились звуки спокойно-тихие, словно доносящиеся издалека: перед вами проносилась вереница трепетных и смутных образов, возникавших и чередовавшихся с пленительной гибкостью.
_________
1 Из старшего поколения советских пианистов следует еще упомянуть Е. А. Бекман-Щербину, превосходную пианистку, одну из первых исполнительниц в России некоторых оперных фантазий и транскрипций Листа.
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Содержание 1
- Композитор и музыковед 3
- Декада узбекской литературы и искусства 8
- Цикл хоров Дмитрия Шостаковича 10
- Мысли оперного дирижера 17
- Достижения и трудности украинской музыки 24
- Выкорчевать до конца остатки буржуазного национализма 32
- Против чуждых влияний в курсе истории музыки народов СССР 41
- Заметки хоровика 44
- Песни Сибири 48
- О марийском народном песнетворчестве 52
- Лист в исполнении русских пианистов 55
- Идейно-художественное воспитание советского концертного певца 65
- Искусство, вдохновленное борьбой 67
- Праздник народного искусства 70
- Обсуждение творчества карело-финских композиторов 75
- Собиратель русских народных песен Н. А. Львов (К 200-летию со дня рождения) 77
- Выдающийся польский композитор (К 75-летию со дня рождения Мечислава Карловича) 82
- Поездка в Албанию 87
- По страницам польского журнала «Muzyka» 91
- «За мир и за счастье народов» (Кантата Сальвадора Бакариссе) 96
- Хроника 97
- В несколько строк 101
- Книжные новинки 103
- Знаменательные даты 104
- Указатель к журналу «Советская музыка» за 1951 год 107