Нам приходилось слышать мнение, что музыка поэмы-кантаты Г. Попова все же русская, народная и в этом ее достоинство. Но какую Русь изображает здесь Г. Попов? Способны ли эти тяжеловесные старинные звучания, эти древние обрядовые распевы отобразить Россию 1917 года? Можно ли поверить, что в этой музыке изображаются революционные солдаты и рабочие, которых Ленин, партия повели на штурм капитализма? Нет! Скорее эта музыка говорит о дремучих заволжских китежских лесах или о «стольном граде Киеве». Идиллическое заключение скорее рисует «царство счастливых берендеев», а не ту новую жизнь, которую завоевал себе народ в Октябре.

Ошибка Г. Попова заключается отнюдь не в том, что он обратился к народным былинным напевам. Великие русские композиторы прошлого не раз использовали в своем творчестве мелодии былин и достигали замечательных результатов. Укажем на сцену под Кромами из «Бориса» (напев Варлаама и Мисаила «Солнце, луна померкнули») или на хор «Высота» из «Садко». Сколько силы, сколько жизни в этих гениальных страницах! Они звучат несравненно действеннее, жизненнее, чем музыка «Былины» Г. Попова. А все потому, что Мусоргский и Римский-Корсаков не шли путем стилизации, подделки под старину: они широко, творчески развивали былинные темы, они смотрели вперед, а не назад. Г. Попов избрал противоположный путь, путь эстетского любования архаическими интонациями и звучностями, что привело композитора к большой неудаче.

Оркестровка музыки «Былины» изобилует всевозможными выкрутасами и изысками, но они нисколько не помогают улучшению дела, так как сам музыкальный материал не симфоничен.

Ошибка, допущенная Г. Поповым, имеет серьезное принципиальное значение. Она еще раз убеждает нас в том, как важно находить именно те выразительные средства, те приемы, которые соответствовали бы данной теме.

К сожалению, мы почти перестали в последнее время анализировать в произведениях советских композиторов все элементы музыкальной формы, все стороны музыкального языка как средства для передачи содержания. Отвергая мертвенный, внешне-инвентарный, формалистический анализ, культивировавшийся в годы увлечения музыкальным модернизмом, мы нередко приходим к иной крайности — к игнорированию вопросов формы и языка при оценке новых произведений, к подмене точного и профессионально убедительного музыкального анализа общими суждениями эмоционально-вкусового или рассудочно-декларативного характера. Отсюда случайности в оценках, произвольность суждений, отсутствие необходимых эстетических и профессионально деловых выводов, которые должны быть сделаны из любой значительной творческой удачи или неудачи советского композитора. Все это, вместе взятое, свидетельствует об известной недооценке вопросов специфики музыкального искусства, проблем формы и языка в советской музыке.

Глубже и смелее разрабатывая вопросы художественного мастерства, уточняя на живых, конкретных примерах особенности музыкального языка нашей советской эпохи, осуждая все искусственное, мертвое и формальное, мы тем самым поможем советской музыке быстрее продвигаться вперед. Пришло время всерьез разработать проблемы мелодии в советской музыке, проблемы гармонии, инструментовки, полифонии, формы, вкладывая в изучение этих проблем всю глубину и пытливость марксистской музыковедческой мысли. Материалом для этих изысканий должен явиться прежде всего богатейший опыт нашего музыкального искусства, особенно те наиболее жизнеспособные, сильные произведения различных жанров, которые определяют магистральный путь развития советской музыки, путь социалистического реализма. В то же время тщательному профессиональному разбору должны подвергаться и те произведения, в которых допущены существенные отклонения от реалистических принципов, от великих классических традиций. Надо доказать, почему не удалось то или иное произведение, в чем конкретные погрешности его музыкального языка, и сделать из этого необходимые выводы.

Таковы некоторые пожелания к нашему музыковедческому коллективу в связи с изучением гениальных трудов товарища И. В. Сталина о марксизме в языкознании.

Учение И. П. Павлова и некоторые задачи советского музыкознания

М. БЛИНОВА

У нас, к сожалению, недостаточно разработана
та область теории, которая говорит
о физиологическом влиянии музыки на человеческий организм.
А. А. Жданов

Значение Павлова в советской науке исключительно велико. Подвергнув научному анализу деятельность органов психики, высших отделов головного мозга, Павлов уничтожил последнее прибежище идеализма в естествознании. Тем самым результаты его исследований вышли за пределы одной науки, приобретая значение для материалистической теории познания в целом.

Павлов установил законы кортикальной динамики. Он изучил основные нервные процессы в коре больших полушарий, их наклонность к иррадиации, концентрации и взаимной индукции¹, вскрыл качественные особенности высшей нервной деятельности человека (вторая сигнальная система)², подошел к изучению патологии мозга, описав механизмы возникновения экспериментальных неврозов.

Мощный рост и дальнейшее развитие учения Павлова привели к усилению его влияния на смежные области. Медицина, физиология, педагогика и другие науки, имеющие объектом человека, черпают в нем богатый материал.

Неоспоримую ценность имеет это учение и для музыкознания; давно настало время проанализировать ряд вопросов музыкальной теории и практики с точки зрения павловских позиций.

Сам Павлов неоднократно упоминал о музыке. Говоря о разучивании музыкантами новых музыкальных произведений, он отмечал при этом роль процесса торможения, обусловленного утомлением. Разбирая физиологические механизмы произвольных движений при обучении игре по нотам, он отмечал путь следования возбуждения от клеток зрительных к кинэстезическим.

«Наши условные рефлексы годятся для объяснения многих важных вопросов музыки»³, — говорил он, однако сам систематической работы в области музыки не вел.

Первый шаг в этом направлении сделал ученик Павлова, профессор А. Г. Иванов-Смоленский, в начале двадцатых годов одним из первых применивший павловский метод для изучения поведения человека. Читая в Ленинградской Государственной консерватории курс физиологии высшей нервной деятельности (1928–1934), Иванов-Смоленский с присущим ему талантом излагал основы павловского учения, освещая с этой точки зрения ряд вопросов, связанных с творчеством, исполнительством, музыкальным восприятием и музыкальной педагогикой. Тогда же в его лаборатории при институте имени Герцена была начата экспериментальная работа по изучению влияния музыки на высшую нервную деятельность ребенка⁴. Испытуемыми являлись десяти-одиннадцатилетние учащиеся Государственной Академической капеллы. Изучалось влияние на них музыкального произведения в целом и его компонентов, выяснялась природа абсолютного слуха. В опытах с ними удалось установить, например, что реакции детей на мажор и минор или изменения темпа и высоты различны в зависимости от типологических осо-

_________

¹Иррадиация — «разлив» по большим полушариям» возникнувших в них процессов возбуждения и торможения, концентрация — последующее «собирание» их к начальному пункту. Положительная индукция — увеличение эффекта от положительного условного раздражителя при применении его непосредственно после тормозного. Отрицательная индукция — возникновение торможения непосредственно после положительного раздражителя. «Закон иррадиации и концентрации и закон взаимной индукции тесно связаны друг с другом, взаимно ограничивая и укрепляя друг друга... обусловливая точное соотношение деятельности организма с условиями внешней среды» (И. П. Павлов. Полное собрание трудов. Изд. Академии наук СССР, М.—Л., 1949, т. III, стр. 564–566).
²Раздражения, получаемые от окружающей действительности специальными клетками различных рецепторов организма, оставляющие след в больших полушариях, т. е. то, что «мы имеем в себе как впечатления, ощущения и представления» от внешней «общеприродной» и социальной среды, исключая слово устное и печатное, Павлов называл первой сигнальной системой. Она есть у человека и у животных. «Слово составляет вторую, специально нашу сигнальную систему действительности, будучи сигналом первых сигналов... Не подлежит сомнению, что основные законы, установленные в работе первой сигнальной системы, должны... управлять и второй, потому что это работа все той же нервной ткани» (И. П. Павлов. Полное собрание трудов. Изд. Академии наук СССР, М.—Л., 1949, т. III, стр. 568 и 569).
³Павловские среды. Изд. Академии наук СССР, М—Л., 1949, т. II, стр. 186.
⁴Опыты проводились автором данной статьи.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Учение И. П. Павлова и некоторые задачи советского музыкознания

М. БЛИНОВА

Содержание