ная «поступь», государственная мудрость и дар предвидения, его трогательная сердечность и всепоглощающая любовь к родине неплохо выражены в музыке. Но разве только в этой государственной мудрости, спокойной величавости и сдержанности весь Хмельницкий? А где его неукротимые страсти, его горячая кровь? Где казак Хмель, о котором поют кобзари на Украине?

Разве не странно, что во всей опере вообще нет ни одной фигуры, в которой по-настоящему олицетворялась бы стихийная, могучая красота вольной Запорожккой Сечи? Плотью от плоти, кровью от крови ее был, например, Максим Кривонос — ненавидящий панов лютой ненавистью казацкий полковник с душой орлиной и с орлиными крыльями, который появлялся всюду, где страдал украинский люд, и от меча которого полегло «тысяч со сто шляхтичей проклятых» (как поется в одной из дум, сложенных о храбром и верном первом помощнике, правой руке Хмельницкого). А ведь в опере Кривонос показан совсем тихоней!

В «Богдане Хмельницком» нет и народных сцен, где бы поддерживавшая Хмельницкого в его политике соединения с русским народом вольница запорожская в полную мощь давала знать о себе.

Но если народ и народные герои в опере показаны однобоко, «усеченно» и, значит, мелко и неверно, если в опере нет драматических событий, в горниле которых формировались бы, росли, закалялись человеческие характеры, можно ли говорить о том, что композитору удалось создать народную музыкальную драму? Конечно, нет.

А неверно, неполно обрисованные герои и исторические события неминуемо влекут за собой искажение правды жизни, искажение истории. Это мы и видим в оперном спектакле «Богдан Хмельницкий». Почему же все это произошло?|

На следующий же день после открытия в Москве декады украинского искусства и первого спектакля «Богдана Хмельницкого» на сцене Большого театра, а затем в специальной редакционной статье «Правда» с исчерпывающей точностью определила причины всех этих серьезных исторических искажений и изъянов в опере Данькевича, идущих прежде всего от неудачного либретто. В опере «Богдан Хмельницкий» нет польской шляхты — извечного врага, с которым украинский народ в то время вел кровопролитную войну не на жизнь, а на смерть. Война эта изобиловала многими важными событиями, кровопролитными сражениями (при Желтых Водах, у Корсуня и т. д.). А в опере говорится лишь о битве при Желтых Водах, причем только говорится, но победа Хмельницкого никак не показана сценически: во всем спектакле нет ни одной батальной картины.

Трудно понять, зачем понадобилось это отступление от исторической истины. Ведь польская шляхта всегда являлась злейшим врагом не только русского и украинского, но и польского народа. Она разваливала польское государство. Насильственно полонизируя Украину, она без особого сопротивления отдавала немецким псам-рыцарям исконные польские земли. И вполне уместно было бы в опере «Богдан Хмельницкий» показать шляхту как врага всех трех народов. А тема Ватикана, совершенно обязательная в такой опере, как «Хмельницкий»? Надо ли говорить о том, как актуальна, злободневна эта тема не только для эпохи Хмельницкого, но и для сегодняшней действительности! Устранившись от решения этой темы в опере, авторы ее уклонились от своей прямой политической задачи.

То, что в опере нет лагеря врагов Хмельницкого, нет панов-угнетателей, нет батальных сцен, уже само по себе является искажением исторической правды. В свою очередь, это привело к тому, что в опере, как мы видели, нет вообще борьбы, нет действия. Значит, композитору негде, не на чем было и показать своих героев, ему нехватило драматургического материала, чтобы обрисовать их характеры.

Огнем и мечом стремилось польское панство усмирить и покорить непокорный украинский народ. Виселицами усеяна была земля украинская там, где ступала шляхетская нога. Черный дым пожарищ стлался по полям, заслоняя солнечный свет. Горе и нищету, страдания и смерть несли паны народу Украины. Об этих злосчастьях Украины опять-таки только повествуется в опере, а на сцене, по существу, показывается страна вполне «благополучная», «нейтральная», «Украина вообще», вне времени и пространства. Нет в опере жестокого и кровавого заговора шляхты против украинского народа, нет страданий народа и нет его героической освободительной борьбы — значит, нет в «Хмельницком» реальной Украины XVII века. Отсюда следует и то, что не показана в «Хмельницком» та реальная обстановка, в которой Украина должна была искать защиты у братского русского народа, те политические условия, в которых осуществлялось ее объединение с Россией. В тот момент для украинского народа это было подлинным спасением от шляхетского рабства.

Обо всем этом не узнать из оперного действия. Поэтому-то последний, четвертый акт оперы, никак не подготовленный, не вытекающий из предыдущих трех, воспринимается как совершенно изолированный и, пожалуй, даже неожиданный. Он вовсе не итог, не естественный результат борьбы, а стандартный и холодный присочиненный апофеоз. Может ли нашего слушателя удовлетворить подобный апофеоз? И это вместо сцены радостной, живой, искренне взволнованной народной встречи двух побратимов! Не свидетельствует ли это о том, что тема дружбы русского и украинского народов в опере Данькевича решена формально, художественно неубедительно и в значительной мере неверно?

Там, где не показаны враги, не показана понастоящему и ненависть к ним. А там, где нет кипящей ненависти к врагам, нет и глубокой любви к друзьям.

Кто повинен во всем этом? Либреттисты, в первую очередь, но, конечно, и композитор. Почему Данькевич принял такое либретто? Плохо, когда композитор выступает только как иллюстратор либретто. А нам кажется, что именно эту незавидную роль выбрал себе Данькевич. Предоставив решение идейных вопросов в опере либреттистам, композитор оставил себе труд «чистого» музыканта, творящего по чужим предначертаниям и выполняющего чужие требования. Иначе чем можно объяснить, между прочим, и то, что опера «Богдан Хмельницкий» лишена художественного единства, цельности музыкального замысла? Ведь музыкальная идея обязательно должна присутствовать в оперном сочинении. Музыкальные образы не могут не возникать у опер-

ного композитора еще до того, как готово либретто будущего произведения.

Если бы любому из нас сказали: представьте мысленно или расскажите, каким вы себе рисуете образ Украины XVII века и, в частности, Запорожской Сечи, что мы вспомнили бы прежде всего? Ну конечно, гоголевского «Тараса Бульбу», репинских «Запорожцев», вспомнили бы стихи Шевченко. Эти художественные образы явились бы к нам даже помимо нашей воли. А вот именно этих черт, этих образов вольного народа, хохота украинских богатырей над своими врагами, над всеми опасностями нет в опере Данькевича. Не увидел в своем воображении, не услыхал героев «Богдана Хмельницкого» композитор, когда брался писать свое историческое полотно.

Данькевич, вообще говоря, не чуждается заимствования некоторых приемов из классики. Он зачастую применяет, например, выдержанные октавы у валторн, остинатные басовые ходы, совсем «под Мусоргского»; его тембровая характерность моментами совершенно явно связана с влиянием Чайковского. В лирических эпизодах тоже часто слышатся отзвуки Чайковского. Все это говорится не в осуждение. Но хотелось бы, чтобы Данькевич брал у классиков не только технические приемы. Как было бы хорошо, если бы враждебный лагерь шляхты был показан в его опере с такой же художественной силой и остротой, как у Глинки и Мусоргского (сколько бы добавило это конкретных красок в партитуру «Хмельницкого»!), если бы в его опере была, например, сцена или хор вроде «Расходилась, разгулялась сила молодецкая!», если бы русская тема в содружестве с украинской постепенно росла, поднималась в опере, заливала всю сцену и оркестр, как «Славься» в «Сусанине»!

Еще одно замечание по поводу музыкального замысла оперы. Мы уже говорили, что идея дружбы украинского и русского народов решена в опере поверхностно. А музыкально русское начало во всей опере представлено только одним мотивом «Славы». Песня эта сама по себе прекрасна и выразительна, но ограничиться только одним этим мотивом значит в какой-то мере обеднить оперу, недооценить или даже не понять ее идей. Как же в такой опере, как «Богдан Хмельницкий», не сопоставить русскую и украинскую музыку, вернее, даже не сопоставить, а показать их содружество, союз в борьбе с шляхетским музыкальным элементом? Ведь это должно было бы быть одной из главных, ведущих музыкальных идей для Данькевича. Между тем композитор об этом забыл и этой заманчивой художественной возможностью не воспользовался.

Таковы положительные и отрицательные черты оперы «Богдан Хмельницкий». Опера Данькевича лишний раз убеждает нас в том, что идейные и музыкальные достоинства или недостатки оперного произведения находятся в полнейшей и нерушимой «гармонии», не существуют раздельно. Мы разбирали вначале оперу Данькевича, идя от партитуры, от музыки, и видели, как самый характер музыкальной обрисовки народа, героев эпопеи Хмельницкого — односторонний, неполный, а порой и ошибочный — не позволил опере стать подлинной исторической народной драмой. И что же? В основе всех неудач композитора лежит, как мы видим, неудачное либретто. В порядке своеобразной «цепной реакции» один коренной идейный недостаток породил ряд других идейных и художественных просчетов. Отказавшись от батальных сцен в опере, авторы либретто предоставили Данькевичу написать музыкальный антракт между второй и третьей картинами, рисующий сражение при Желтых Водах. Но до чего же убогую — именно убогую — музыкальную «картину боя» написал Данькевич! Это бесконечное повторение одной музыкальной фразы, идущее по ступеням снизу вверх, оглушающий, надоедливый, истошный крик медных духовых, грубый натурализм всей этой музыки производят гнетущее впечатление на слушателя, с нетерпением жаждущего только одного — чтобы эта «пытка медью» кончилась!

* * *

Великая Октябрьская революция открыла перед украинским народом необозримые возможности творческого развития. Из рук вождей Октября Ленина и Сталина Украина получила свою независимость, свое счастье. Нерушимая дружба навеки объединила украинский народ с русским народом, со всеми народами Советского Союза. Глубокие исторические истоки братского содружества русского и украинского народов восходят к знаменитой Переяславской раде, связываются с Богданом Хмельницким. Это делает таким дорогим имя великого гетмана для украинского народа. Это делает тему о Богдане Хмельницком вечно живой, неумирающей, всегда желанной для украинской литературы, для украинского искусства. Поэтому нельзя допустить, чтобы опера «Богдан Хмельницкий» сошла со сцены. Но нельзя примириться с тем, чтобы она оставалась в нынешнем своем виде, со столь серьезными идейными пороками и художественными недостатками. Вывод напрашивается сам собой: опера Данькевича может и должна быть кардинально переделана в части либретто и доработана музыкально.