Полонского и других. Исключение составляет только «Украинская пойыка», сочиненная Кузнецовым.

К сожалению, обработки народных танцевальных мелодий не всегда интересны. Очень бледное впечатление производит обработка танца «Крыжачок» (композитор Тышкевич). Автор, видимо, предполагал сделать обработку в форме вариаций (на это указывает ремарка «Вариация 1»), но на деле остался в пределах простой трехчастной формы.

Танцевальная музыка требует большой четкости и ясности, но нельзя омешивать понятие художественной простоты с примитивными штампами.

Белорусский танец «Юрочка» (обработка того же автора) показывает, что Тышкевич может гораздо интереснее развить народную тему в ряде разнохарактерных вариаций.

К числу удачных обработок следует отнести «Бульбу» Полонского, «Молдавскую польку» Акуленко, уже упоминавшуюся «Айру» Инзова и некоторые другие.

Ценность сборника значительно снижается из-за небрежности редакции. Встречается немало грубых опечаток в знаках (например, «Выйду ль я на реченьку», стр. 3, 6-й такт от конца страницы, стр. 7, 3-й такт; «Русская пляска», стр. 14, 2-й такт от конца страницы). Есть и еще более существенные промахи. В «Русской пляске» встречаются параллельные квинты (стр. 14, 1-й такт), в «Гопаке» мы видим безграмотное голосоведение: ход на большую септиму вверх в басу (стр. 22, 4-й такт от конца страницы).

Эти недостатки Совершенно недопустимы особенно в сборнике, выпущенном большим тиражом (27 ООО экземпляров) и рассчитанном не только на профеосионалов-музыкантов, но и на широкий круг любителей.

Обратимся к другому сборнику. В отличие от первого он состоит из танцевальных пьес, сочиненных композиторами. Только два танца являются обработками народной музыки. Танец «Явка» обработан композитором Прицкером. Другая обработка — танец «Молдовенска» — помещена без указания автора.

В сборник вошли многие уже давно известные и широко популярные у нас танцы: «Чардаш» Вермана, «Венгерка» и «Па де катр» Лоберди, «Па д’эспань» Эйхеруса и другие. Преобладают в нем танцы, сочиненные советскими композиторами.

Создавая новую музыку для танцев, советские композиторы по-разному подошли к своей задаче. Одни написали просто танцевальную музыку, более или менее интересную, другие стре мились передать в музыке национальный колорит, насытить ее народной песенностыо. В качестве примеров можно сослаться «а «Русский бальный» Кизнова, интонационно близкий со ветской массовой песне, «Украинский бальный» Носова, приближающийся к украинским народным плясовым мотивам. Особого упоминания заслуживает изящный «Краковяк» Гросса. Танец этот привлекает свежестью и разнообразием тематического материала, основанного на польском песенно-танцевальном фольклоре.

Среди удачных танцевальных пьес необходимо отметить белорусокий танец «Зика» Прицкера. Автор проявил большой вкус и изобретательность, сочинив яркий, жизнерадостный танец, брызжущий радостью и весельем. Привлекателен и «Вальс» Прицк^ра, написанный в традициях русской танцевальной музыки.

Однако наряду с этими удачными образцами в сборник вошли малоинтересные произведения, например «Мазурка» и «Вальс медленный» Владимирцева. Музыка этих сочинений надумана, безлика, она не вызывает желания танцевать. Вообще сборник неровен в смысле подбор пьес. С другой стороны, от первого сборника его выгодно отличает тщательность редакции.

Создание новых бальных танцев — важная и ответственная задача, стоящая перед деятелями советского искусства. Советские композиторы должны отнестись со всей серьезностью к написанию подлинно профессиональной, художественной танцевальной музыки.

И. Петрова

Книга об А. П. Бородине

Книга Н. А. Фигуровского и 10. И. Соловьева является популярным очерком жизни и деятельности замечательного русского химика и гениального композитора А. П. Бородина. «Авторы не претендуют, — говорится в предисловии, — на сколько-нибудь полное освещение деятельности А. П. Бородина как композитора, так как ставили перед собой прежде всего задачу показать менее известные области жизни и творчества А. П. Бородина — ученого и общественного деятеля» (стр. 7). При жизни Бородин пользовался широкой известностью не только в России, но и за ее пределами как ученый, автор ряда талантливых научных исследований. Однако вскоре после его смерти научная деятельность Бородина была забыта.

Многие великие имена творцов русской культуры были преданы рабвению из-за нелепой традиции низкопоклонства перед Западом. Авторы новой книги о Бородине решительно опровергают ложную идею о зависимости русской науки от науки Запада. «Нередко в книгах и статьях, написанных низкопоклонствующими перед Западом историками, командировки за границу молодых русских ученых рассматривались как поездки за «идеями» и «темами», — говорят авторы. Но это далеко не соответствовало действительности: «Хорошо известно, например, что А. М. Бутлеров ехал за границу с идеями и замыслами более передовыми, чем те. которые господствовали за границей» (стр. 41). Совершенно самостоятельные и оригинальные работы выполняли за границей Менделеев, Бо-

_________

Н. А. ФИГУРОВСКИЙ и Ю. И. СОЛОВЬЕВ. Александр Порфирьевич Бородин. Научнопопулярная серия. Изд. Академии наук СССР, Институт естествознания, М. — Л., 1950.

родин и другие русские химики. Более того, западные ученые зачастую присваивали себе их идеи. В книге описаны факты столкновения Бородина с Шутценбергером, Кекуле и Вюрцем по вопросу о приоритете в некоторых исследованиях.

Авторам удалось восстановить истину и дать яркую характеристику Бородина — талантливого ученого, передового общественного деятеля, по борника женского образования, выдающегося педагога.

Изложение работ Бородина носит специальный характер, что могло бы лишить книгу доступности популярного очерка. Однако этого не случилось благодаря ясности изложения и хорошей планировке материала. Очень украшают книгу цитаты, взятые большими отрывками из писем Бородина: характеристика Н. Н. Зинина — учителя Александра Порфирьевича, выдающегося русского химика, описание встреч с Листом, рассказ о «походе» княгини Елены Павловны против дерзких критиков В. В. Стасова и Ц. А. Кюи.

Очень кстати использованы авторами высказывания современников и друзей Бородина великих русских ученых Бутлерова, Менделеева, Сеченова, близкие мыслям самого Александра Порфирьевича. Они не только помогают раскрыть образ Бородина, но и показывают единство мышления передовых ученых-шестидесятников.

Значительный интерес книге придают новые материалы о Бородине, опубликованные в ней впервые (например, письма и другие документы, вошедшие после в IV том его переписки). Нельзя не отметить большую работу, проделанную О. П. Ламм. Знакомясь с составленным ею списком трудов Бородина по химии, невольно думаешь — сколько упорных розысков и кропотливого труда кроется за этими четырьмя страничками подробных библиографических све дений.

Таковы достоинства этой своевременно появившейся книги. Существующие работы о Бородине-химике крайне малочисленны, и к тому же они уже устарели. А ведь научные заслуги Бородина, несомненно, недооценивались и в наши дни; об этом свидетельствует, например, тот факт, что в вышедшем в 1948 году двухтомном сборнике очерков «Люди русской науки» статья о Бородине отсутствует. Книга Н. А. Фигуровского и Ю. И. Соловьева восполняет серьезный пробел в истории естествознания.

Музыкальная сторона деятельности Бородина обрисована в книге менее ярко. И дело не только в том, что радделы, посвященные музыке, меньше по объему, что они беднее фактическим материалом. В этих разделах ощущаются меньшие заинтересованность и продуманность. Есть и некоторые досадные детали. Например, на стр. 29 говорится о том впечатлении, какое в молодости произвела на Бородина музыка Глинки. «Впоследствии, — пишут авторы, — он всегда давал высокую оценку творчеству Глинки [разрядка моя. — Т. К.]. Эти слова, конечно, совсем не отражают трепетного восторга и преклонения, с которыми относились кучкисты к Глинке, к его творчеству, бывшему для них знаменем Новой русской школы.

В седьмой главе, озаглавленной «Могучая кучка», давая краткий обзор исторических корней кучкизма, авторы совершенно справедливо отмечают: «Основоположником русской классической музыки был великий композитор Михаил Иванович Глинка» (стр. 69). Но от Глинки авторы переходят непосредственно к композиторам «Могучей кучки», не сказав ни слова об исторической роли Даргомыжского. А между тем остановиться на его роли было бы .не менее важно, чем перечислять имена всех профессоров, возглавлявших кафедру химии в МедикоХирургической академии, начиная с ее основания...

Вызывает недоумение и окончание седьмой главы, в которой затронута сложная проблема взаимоотношений между «Могучей кучкой» и РМО, «Могучей кучкой» и братьями Рубинштейн, «Могучей кучкой» и Чайковским. Тема эта требует широкого освещения, и ограничиваться двумя-трамя нечетко сформулированными фразами здесь нельзя.

Самым основным принципиальным недостатком книги является представление о двойственности творческого облика Бородина — ученого и художника. Авторам не удалось показать единства всех разнообразных граней таланта Бородина. Они рассматривают созревание художественного таланта композитора в отрыве от формирования его научного мышления и мировоззрения в целом. Так. на стр. 56 авторы утверждают, что «жизнь в Гейдельберге не благоприятствовала развитию музыкального таланта Бородина». Вряд ли можно с этим согласиться. Жизнь в Гейдельберге была богата разнообразными музыкальными впечатлениями, воспринимавшимися сквозь призму тех идей, которые господствовали в небольшом, но дружном кружке молодых русских ученых. Достаточно вспомнить, что вместе с Бородиным здесь были Менделеев и Сеченов; все они были преданы Родине, вели «горячие шумные русские споры... о русских делах... А тут на столе Герцен, Пушкин; возьмет кто-нибудь и прочтет любимое место» (стр. 46) В этих условиях музыкальный талант Бородина не мог дремать в ожидании каких-то досужих часов. Он развивался вместе с идейным ростом композитора, он зрел, мужал и под воздействием положительных явлений и .в столкновениях с явлениями отрицательными, которым молодой художник учился давать верную оценку.

Известно, что В. В. Стасов удивлялся тому, как быстро Бородин превратился из «ярого мендельсониста» в русского национального композитора. Повидимому, влияния гейдельбергского кружка сыграли немаловажную роль в подготовке почвы для такой перестройки. Формирование идейных установок влекло за собой формирование художественного вкуса, определяло направление будущего творчества.

Авторы постоянно подчеркивают отсутствие у Бородина времени для занятий музыкой. Нам представляется, что наличие свободного времени не являлось определяющим фактором в творчестве Бородина. Есть художники, дарованию которых свойственно глубоко скрытое созревание художественных замыслов, происходящее медлительно и незаметно для окружающих. Им не .нужно свободного времени для творческой работы. Она происходит всегда, ежечасно, ежеминутно.

Необыкновенная, поразительная монолитность произведений Бородина с предельной убедитель-