Выпуск № 5 (150) | 1951 - страница 34

«Колыбельной». Но и здесь, в этом лучшем по мелодической плавности и лирической проникновенности эпизоде оратории, инструментальная природа интонаций дает себя знать: «Колыбельная» очень трудна для певческого интонирования; это чувствовалось даже по исполнению такой замечательной певицы, как Зара Долуханова. Трудна эта мелодия не только тем, что в ней много скачков на большие интервалы — септимы, ноны и т. д.; септима может быть и очень удобной — вопрос в том, что ее окружает и насколько твердо осознается слухом ее появление в данной тональности. Сложность «Колыбельной» создается, очевидно, как излишней обостренностью скачков, так и неустойчивостью отдельных звуков, которые должны были бы служить прочной опорой голосу (например, си-бекар во втором такте):

Нотный пример

То же ощущается и в других эпизодах — в них часто проглядывают специфически инструментальная жесткость и суховатость мелодической линии. Но возможности и требования инструментов и голоса не одинаковы. В произведении вокальном подобная манера становится неестественной, она противоречит свободному дыханию и фразировке, необходимым для пения. Неестественность мелодической фразировки не может не отражаться и на произнесении текста, на его внятности и выразительности.

Разумеется, Сергей Прокофьев — композитор, обладающий остро индивидуальным почерком, и трудно ожидать, чтобы он внезапно отказался от органически присущих ему особенностей музыкального письма. Но можно ли считать, что «инструментальность» мелодии — столь непреодолимое качество в творчестве композитора? Ведь тот же Прокофьев в кантате «Александр Невский» дал образцы прекрасной, вполне естественной вокальной напевности. Стоит вспомнить хотя бы меццо-сопрановую «Песню девушки», по-русски распевную, близкую к народному мелосу. Нельзя не отметить, что именно в этом сочинении ярче всего ощущаются народность интонационной основы, русский национальный ее склад. К сожалению, в оратории национальная природа музыки выражена гораздо слабее. Можно говорить о русском мелодическом характере главным образом в основной теме произведения — теме мира, впервые звучащей в оркестре (перед чтением стихов «Встают из праха города») как символ мирной жизни на освобожденной земле. Тема мира проходит в оратории несколько раз, постепенно кристаллизуясь. Она становится мощным призывом в конце маршеобразного эпизода «В Москве на мирном торжестве», сопровождая слова: «За мир бороться все должны. Долой зачинщиков войны!».

В хоровом финале тема мира звучит особенно мощно и грозно, появляясь на словах:

«Не заслонить вам свет дневной
Тревожной тенью ночи.
Весь мир готов к войне с войной,
Весь честный люд рабочий».

Ею же, вернее, ее сокращенным оркестровым проведением, заканчивается и вся оратория: образ борьбы за мир, постепенно выросший и окрепший, логически завершает собой все произведение. Начальные интонации этой ведущей темы, темы мира, родственны интонациям русской народной песни — есть в них ее вольный размах, широта, свобода дыхания. Может быть, только окончание темы, более сложное и изощренное, переводит ее в несколько иной план:

Нотный пример

Еще более отчетливую связь с народной песенностью имеет короткий, но превосходный по музыке оркестровый эпизод, соединяющий первый хор — «Когда опомнилась земля от грохота войны» со вторым — «Кому сегодня десять лет». Печальны сожженные, разрушенные села, тяжкую боль рождает зрелище жестоких

бедствий, которым подверглась родная земля. Этой печалью овеяна тема (meno mosso), порученная английскому рожку и альтам; она, хоть и отдаленно, родственна теме мира, но звучит мягче и напевнее:

Нотный пример

В противовес эпизоду meno mosso, где инструменты звучат напевно и выразительно, подобно человеческим голосам, следующий хор («Кому сегодня десять лет, тот помнит день войны») сразу переключает в иную сферу интонаций, сугубо инструментальную. Хор этот оставляет двойственное впечатление: в нем удачно передано настроение тревоги и настороженности и дан своеобразный живописный колорит; в то же время этот хор может служить типичным примером сугубо инструментального использования голосов. Вот, например, отрывок из партии первых сопрано (а ведь исполнители этого хора — дети!):

Нотный пример

Вряд ли нужно умножать примеры подобного рода; некоторая искусственность, инструментальная изощренность хорового стиля здесь слишком очевидны и неоспоримы; это, к сожалению, снижает впечатление от музыки.

Лучшими номерами оратории являются ее лирические эпизоды: светлый, овеянный спокойной и радостной уверенностью в завтрашнем дне «Урок родного языка», хор «Из соседней голубятни голубь вылетел ручной» и обаятельная «Колыбельная». Каждой из этих частей автор придал своеобразную выразительность, свежие краски, но вместе с тем между ними много общего, и это не удивительно: все они посвящены мирному и счастливому детству. Они хороши своей прозрачностью, кристально ясной, подлинно детской чистотой, обилием света. В них много чудесных деталей — например, трогательная перекличка женского и детского голосов на словах «Скворчата спят, галчата спят, и ты, малыш, усни» в «Колыбельной», где теплому темброво насыщенному меццо-сопрано отвечает мальчишеский альт, точно ребенок, засыпая, повторяет про себя слова матери.

Эти три эпизода — лирическая середина оратории, контрастирующая со зловещими образами войны. Слабее, по сравнению с ними, вся заключительная часть сочинения, особенно финал: величавого и мощного подъема, который необходим здесь по самому содержанию, автор стремится достигнуть несколько внешними и формальными средствами. Финал оратории, посвященной борьбе за мир, хотелось бы услышать более ярким, героически приподнятым; но для этого потребовалась бы более широкая и эмоционально насыщенная мелодика, которая так обогатила бы звучание всей оратории.

Сюита «Зимний костер» — сочинение, значительно более скромное по замыслу. Если в оратории образ детства служил одним из преломлений грандиозной политической темы, то сюита — это скорее серия жанровых картин, написанная «о детях и для детей». В ней много остроумия, блеска, исключительно удачных оркестровых находок; еще по сюите «Петя и волк» мы знаем, как чудесно могут развернуться творческая изобретательность и выдумка Прокофьева в сочинениях подобного плана, сколько живого обаяния и оптимизма он может вложить в свои музыкальные беседы с детской аудиторией.

Первый номер «Зимнего костра» принадлежит именно к таким страницам Прокофьева. Как много здесь душевной бодрости, жизнерадостности, стремительной динамики, как хорошо передан в музыке веселый бег поезда, на котором пионеры едут за город! Невольную улыбку вызывает мастерски выполненное оркестровое подражание пыхтению паровоза и стуку колес — остроумный и вполне уместный изобразительный штрих без каких-либо натуралистических излишеств.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Нотный пример

Нотный пример

Нотный пример

Нотный пример

Содержание