метно уступает свежей, увлекательной музыке Трошина. Энке пассивнее, чем Трошин, относится к народным музыкальным источникам, предпочитая цитировать их или подвергать весьма незначительным изменениям. Народная мелодическая основа обнаруживается у него лишь в некоторых ариях и хорах, но в речитативных эпизодах эта основа теряется и музыка становится, абстрактной, невыразительной.

В ряде эпизодов, принадлежащих Энке, проявились спешка, недоразвитость материала. Сценически сильная сцена разрыва Маринки и Згары не нашла в музыке правдивого выражения.

К сожалению, и музыка Трошина, написанная 12-13 лет тому назад, не всегда отвечает требованиям простоты и естественности музыкального языка. Так, в первой картине оперы встречаются нарочитые интонации и попевки, жесткие гармонии и ненужные оркестровые контрапункты, порой заслоняющие основную мелодию. В наибольшей степени эти гармонические «изобретения» связаны с партией Ковыньки. О характере их можно судить, например, по следующей «кривой» мелодического рисунка в его арии:

Нотный пример

Очищение музыки от налета некоторой эксцентрики пошло бы на пользу, так как привело бы к большей цельности музыкального стиля оперы. Это касается также и оркестрового языка, в котором порой нехватает необходимой простоты и ясности.

Львовский театр оперы и балета, его художественное руководство в лице дирижера И. Зака, постановщика В. Скляренко, художника А. Сальмана, переводчика С. Масляка и весь актерский коллектив вложили много труда в постановку «Богатой невесты». Ансамбль исполнителей основных ролей — А. Юровская (Маринка Лукаш), Т. Ткаченко (Палага), П. Кармелюк (Згара), В. Кобржицкий (Ковынька), М. Шелюжко (Сенька), М. Торчинский (Будяк), И. Крымчак (парикмахер), Ю. Лисянский (дед Наум), П. Гаранжа (пасечник) — играет слаженно, с увлечением. Отдельные сцены в спектакле смотрятся с интересом, например, в пятой картине.

И все же приходится признать, что Львовский театр, творческая инициатива которого заслуживает быть отмеченной, не довел работу до конца. Спектакль получился в целом сырым, с очень существенными изъянами.

Изъяны эти прежде всего вытекают из недостатков самого музыкально-драматургического материала оперы. Неудачная сцена с трактором, неуместный апофеоз в середине оперы, ненужное перенесение начального хора за сцену, неправильная трактовка образа колхозного парикмахера — все эти дефекты являются также и дефектами постановки.

Немудрено, что львовская аудитория остается равнодушной к спектаклю, не верит в реальность и правдоподобность показываемых на сцене событий. Не находит живого отклика у публики и большая часть музыкальных номеров оперы.

В связи с этим вызывает недоумение восторженная оценка оперы «Богатая невеста» газетой «Советское искусство» (№ 9 от 30 января 1951 года). Общественность г. Львова, довольно холодно встретившая новую постановку местного театра, была крайне удивлена тем, как щедро раздает незаслуженные комплименты столичная газета.

Разумеется, обращение к современной теме в опере, а тем более создание веселой, жизнерадостной комической оперы на колхозную тему — задача очень заманчивая и благодарная. Любая удача в этом направлении вызвала бы большую радость у нашей массовой аудитории.

Но сама тема — без полноценного и яркого ее музыкального и драматургического раскрытия — еще ничего не решает. При поверхностном, скороспелом воплощении темы, при безжизненности и неправдоподобии многих сценических и музыкальных образов даже лучшие идейные намерения автора и театра остаются нереализованными. И об этом следует сказать откровенно.

Музыкальная эстетика

Дискуссия о программности

О подлинной и мнимой программности

Д. Шостакович

Дискуссия о программной музыке, проводившаяся на страницах журнала «Советская музыка» и газеты «Советское искусство», была очень интересной и содержательной. Мне кажется, что прекращать теоретическую разработку этой важной проблемы не следует. Поиски новой советской программности в симфонической и камерно-инструментальной музыке не могут быть успешными без помощи глубокой и пытливой теоретической мысли.

Программность в музыке — большой и животрепещущий вопрос, который всегда будет волновать не только музыкантов, но и всех слушателей и любителей музыки. Это далеко не узкий эстетический вопрос, как думают некоторые товарищи; это вопрос об идейном содержании нашего искусства, о его связи с нашей социалистической действительностью, об установлении живого контакта между композитором и нашим слушателем, который хочет услышать в советской музыке понятные, родные и близкие ему образы.

В печатных спорах о программности выявились две различные точки зрения: одни товарищи считают программной только такую музыку, которая имеет словесный текст, предпосланный автором данному произведению, или конкретное сюжетное наименование. Другие рассматривают понятие программности более широко — как внутреннюю идею произведения, его содержание, раскрываемое в соответствующих музыкальных образах.

Лично я отождествляю программность и содержательность. Не может быть полноценной, живой, прекрасной музыки без определенного идейного содержания (я говорю о музыке, а не о равнодушно-формальной звукописи). А содержание музыки — это не только детально изложенный сюжет, но и ее обобщенная идея или сумма идей. Самый богатый сюжет, выраженный словами, но не нашедший должного раскрытия в музыкальных образах, оказывается ненужным слушателю музыки.

Для меня глубоко содержательны, а значит, и программны такие произведения, как фуги Баха, симфонии Гайдна, Моцарта, Бетховена, этюды и мазурки Шопена, «Камаринская» Глинки, симфонии Чайковского, Бородина, Глазунова, некоторые симфонии Мясковского и многое другое. Скажем, в музыке cis-moll’ной прелюдии и фуги Баха из первого тома «Хорошо темперированного клавесина» ясно ощущаешь глубокое и волнующее выражение человеческого горя; наоборот, в прелюдии и фуге Cis-dur из того же тема мне лично представляется образ детства — простодушного, наивного и веселого. Выиграли бы в чем-либо эти произведения, если бы Бах дал им конкретные сюжетные наименования? Конечно, нет; содержание их от этого нисколько бы не изменилось.

А сколько совершенно реальных образов живого человеческого чувства ощущаем мы во многих мазурках Шопена! Для слушателя это отнюдь не просто картинки польского танцевального быта; это яркие образы душевного состояния человека. Содержание их понятно без слов, ибо такая музыка близка каждому, даже неискушенному, слушателю.

Мне кажется, что к числу программных произведений может быть отнесена и 1-я симфония Бородина, которую я люблю не меньше, чем 2-ю. Что касается 2-й, так называемой «Богатырской симфонии», то я лично воспринимаю ее не просто как картину встречи древних богатырей, а как могучее воплощение величия и непобедимости русского народа; недаром эта музыка так волновала нас в дни Великой Отечественной войны.

Что же является в таком случае «непрограммной музыкой»? Я лично отождествляю с непрограммной музыкой музыку сухую, невыразительную, построенную чисто логически, на основе определенных, заранее заданных схем. Таковы, например, многие произведения Макса Регера.

Непрограммны и несодержательны, на мой взгляд, разного рода «сказки», «ручейки», «прялки» и тому подобные ремесленные изделия всяких Раффов, Попперов, Лахнеров и им подобных. Не говорю уже о таких произведениях, как

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка