МУЗЫКАЛЬНОЕ НАСЛЕДСТВО

В. С. Калинников

(К 50-летию со дня смерти)

А. ГРИГОРЬЕВ

В начале нашего столетия в России был широко популярен романс Калинникова «На старом кургане». Люди заслушивались спокойной, величаво-печальной мелодией, простыми, но полными глубокого смысла словами:

На старом кургане, в широкой степи
Прикованный сокол сидит на цепи.

Этот поэтический образ продолжал оставаться глубоко жизненным. Над страной уже реяли буревестники, звучал смелый призыв: «Буря! Пусть сильнее грянет буря!» Но сотни и тысячи народных дарований еще томились и медленно погибали в затхлой атмосфере мещанства, косности и равнодушия.

Такая участь выпала и самому Калинникову. Он сам был скованным соколом. Широкие крылья поднимали его над выжженной солнцем степью. Но цепи снова увлекали вниз, опутывали все крепче, давили все сильнее, пока не наступила трагическая развязка. Большой, самобытный русский композитор был загублен безысходной нищетой, умер в расцвете творческих исканий, не успев развернуться во всю ширь своего могучего дарования.

Слушая его замечательную Первую симфонию, испытываешь чувство гордости за наше родное русское искусство, за композитора, сумевшего вопреки всем трудностям и лишениям создать этот вдохновенный гимн молодости и жизни. И в то же время глубоко скорбишь, думая о тех сокровищах искусства, которые мог бы подарить нам Калинников, если бы его жизнь сложилась по-иному.

Василий Сергеевич Калинников прошел очень тяжелый жизненный путь. Можно сказать с полной уверенностью, что никто из крупных русских композиторов не испытал такой нужды, не пробивался с таким трудом к музыкальному профессионализму. Калинников рос в семье, где любили музыку, где очень сочувственно были встречены его рано проявившиеся способности. Но родители не имели никакой возможности дать ему музыкальное образование. И мальчик Калинников сам по крохам вынужден был собирать обрывки сведений о том, что его интересовало с каждым днем все больше.

Он принимает деятельное участие в домашнем музицировании, при помощи друзей — любителей музыки приобретает навыки в игре на скрипке и флейте, в семинарии знакомится с нотной грамотой и основами хорового дела. Уже в четвертом классе семинарии он выступал в качестве регента хора, причем не без успеха. Хор привлекал его внимание и в последующие годы. Приезжая на каникулы в родные края, он продолжал заниматься с любительскими хорами. Сохранилась афиша хорового концерта, которым дирижировал двадцатилетний Калинников. В числе прочих произведений им исполнялись две русские песни в обработке Мусоргского.

Юноша Калинников принял твердое решение посвятить себя музыке. Летом 1884 года, когда ему исполнилось шестнадцать лет, он переезжает в Москву и поступает в консерваторию. В течение года он прошел курсы элементарной теории и сольфеджио. Из-за отсутствия средств для взноса платы за учение ему пришлось покинуть консерваторию и поступить в московское филармоничеокое училище, где он мог получить бесплатную вакансию. Правда, это было связано с обязательством изучать какой-либо духовой инструмент. Но это мало беспокоило юношу: начав заниматься по классу фагота, он отдавал свои лучшие силы классам теории.

Калинникову повезло: он встретил умного и отзывчивого наставника, оценившего его дарование и сумевшего направить его на верный путь. Этим наставником был Семен Николаевич Кругликов — выдающийся музыкальный критик, разносторонне образованный человек, пламенный энтузиаст русской музыки, близко стоявший к Балакиреву, Римскому-Корсакову и Глазунову. У него Калинников прошел только гармонию; контрапункт, фугу, оркестровку и свободное сочинение он изучал в классах А. Ильинского и П. Бларамберга. Но именно Кругликов оказал решающее влияние на музыкальное развитие молодого композитора и навсегда остался для него высоким авторитетом в вопросах музыкального искусства. Кругликов знакомил своих учеников со всеми выдающимися произведениями русской музыки, воспитывал любовь к ним. С полным основанием

Калинников писал впоследствии своему учителю: «Вы первый дали толчок и направление тем музыкальным вкусам и симпатиям, которыми я теперь живу в музыке и которым посильно служу».

Композиторское дарование Калинникова быстро привлекло к себе внимание. Уже в 1889 году было исполнено его первое оркестровое произведение — симфоническая поэма «Нимфы», написанная под впечатлением одного из стихотворений в прозе Тургенева. Тепло было принято симфоническое скерцо, исполненное тогда же на акте филармонического училища. Наконец, в 1892 году крупный успех выпал на долю его кантаты «Иоанн Дамаскин» (на слова А. К. Толстого), представленной в качестве экзаменационной работы к окончанию консерватории. Кантата «Иоанн Дамаскин» заслужила одобрение Чайковского.

Творческие успехи, радость общения с чутким, близким по духу педагогом и другом, каким являлся для Калинникова Кругликов, скрашивали его очень нелегкую студенческую жизнь. Не имея средств к существованию, он вынужден был работать в опереточном оркестре и все же жить впроголодь, расшатывая свой организм, подрывая силы. В эти годы он и заболел туберкулезом, ставшим причиной его безвременной смерти.

Нужда преследовала композитора и по окончании филармонического училища. Все попытки получить место не увенчались успехом, и талантливый музыкант, уже зарекомендовавший себя своими произведениями, отмеченный сочувственным отзывом Чайковского, не мог найти себе применения, продолжал жить в нужде, не имея никаких перспектив на улучшение своих жизненных условий. И в этой обстановке композитор не пал духом, продолжал творческую работу и создал свое лучшее произведение — Первую симфонию.

Эта симфония была написана в 1895 году и впервые исполнена в Киеве в 1897 году. Симфония имела громадный успех при первом же исполнении. Таким же успехом сопровождались московская премьера симфонии (1897 год) и последующие многочисленные исполнения ее в России и за границей. Имя Калинникова сразу стало известным в широких кругах любителей музыки, им заинтересовались и многие видные музыканты. Казалось бы, что положение композитора должно было коренным образом улучшиться. Однако этого не произошло и Калинников по-прежнему оставался без всякой надежды на улучшение жизненных условий. Издание симфонии тогда представлялось невозможным, получение какого-либо прочного места оставалось мечтой, и единственным материальным результатом успеха явилась сумма, собранная дирижером А. Виноградским (первым исполнителем и неутомимым пропагандистом симфонии) среди присутствовавших на киевском концерте. Это поддержало композитора, но лишь ненадолго.

В условиях полной необеспеченности и все более обостряющейся болезни были созданы и другие произведения Калинникова: Вторая симфония, симфоническая поэма «Кедр и пальма», музыка к трагедии «Царь Борис», пролог к опере «1812 год» (оставшейся незаконченной). Но работать композитору становилось все труднее и труднее, его физические силы быстро иссякали. Самым трагичным было то, что он сам отчетливо сознавал это. «Шестой год борюсь с чахоткой, но она меня побеждает и медленно, но верно берет верх. А всему виной проклятые деньги! И болеть-то мне приключилось от тех невозможных условий, в которых приходилось жить и учиться», — писал он в 1898 году Кругликову. Осенью 1900 года состояние здоровья Калинникова резко ухудшилось. В письме к В. Пасхалову (биографу композитора, по книге которого цитируются нами отрывки писем) он пишет: «О музыке забыл и думать, так как все время в постели при страшно повышенной температуре. Видно пришел мой конец».

Строки калинниковских писем нельзя читать без глубокого волнения, скорби и негодования. Скорби по безвременно погибшему крупному русскому таланту, негодования по поводу тех общественных условий, в которых оказалась возможной эта трагедия. И снова вспоминается образ скованного сокола, воссозданный в романсе Калинникова. Как бы высоко мог он взлететь, если бы не был задушен тяжелыми, невыносимыми жизненными условиями! Трагическая судьба замечательного композитора — еще один обвинительный акт царизму, сгубившему тысячи талантливых людей.

В своей уже упоминавшейся книге В. Пасхалов пишет: «Калинников — первый русский композитор, который приобрел известность исключительно благодаря симфоническим своим произведениям». Это совершенно справедливо — талант Калинникова ярче всего проявился в его симфоническом творчестве, в особенности в Первой симфонии, прочно вошедшей в мировой концертный репертуар. Она обладает замечательным качеством: общедоступность языка сочетается в ней с подлинной яркой оригинальностью, с тем своеобразием почерка, который сразу выдает имя автора.

Это не означает, что Калинников не был связан с традициями. Его музыка и, в частности, его лучшая симфония неразрывно связаны с русской музыкальной классикой. Два композитора в особенности близки Калинникову: Бородин (оперу которого он считал лучшей в мире) и Чайковский. От первого он воспринял эпическую широту (в особенности характерную для Второй — ля-мажорной — симфонии), от второго лирическую непосредственность и взволнованность симфонического повествования. Но Калинников не был бы тем, чем он стал, если бы ограничился только этим и не внес ничего своего, притом такого, что определило основные черты его стиля.

Симфоническое творчество Калинникова очень своеобразно. При всей несомненной преемственности от традиций Чайковского и Бородина, оно отмечено яркой индивидуальностью, выделяющей его среди других явлений русского симфонизма. Если вспомнить о наиболее выдающихся русских симфониях второй половины девяностых годов (Пятая и Шестая Глазунова, до-минорная Танеева), то это станет особенно ясным. Калинников проложил особую линию лирического симфонизма, покоряющего искренностью и сердечностью эмоций. Преждевременная смерть не дала ему возможности полностью завершить начатое, но и две его симфонии явились ценным и высоко оригинальным вкладом в сокровищницу мирового симфонизма. Симфонии эти открывают перед композиторской мыслью широкие перспективы, новаторское начинание их автора ждет еще своего дальнейшего развития.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

МУЗЫКАЛЬНОЕ НАСЛЕДСТВО

В. С. Калинников

А. ГРИГОРЬЕВ

Содержание