зались ее выдающееся природно-вокальное дарование и удивительное мастерство.

Есть, правда, еще одна запись А. В. Неждановой в русском оперном репертуаре — ария Дамаянти из оперы Аренского «Наль и Дамаянти». Это чудесная народного склада колыбельная песня, исполненная с глубокой экспрессией и присущим артистке благородством вокального рисунка. Но само произведение это по характеру своему более приближается к камерному, да и фактически оно входило в концертный, а не в оперно-сценический репертуар А. В. Неждановой.

Этими двумя названиями и ограничивается звуковое наследие великой русской певицы в разделе русской оперы.

Несколько шире представлен в звукозаписи западноевропейский оперный репертуар А. В. Неждановой. Эту диспропорцию можно объяснить лишь личными вкусами владельцев дореволюционных русских граммофонно-пластиночных предприятий (или их ориентацией на западноевропейского буржуазного покупателя). Достаточно вспомнить сценическую биографию покойной артистки или хотя бы просмотреть список ее оперных партий, чтобы убедиться, что оснований для таких соотношений в ее оперном звуковом наследии не существует.

Ария Царицы Ночи («Волшебная флейта»), арии Розины («Севильский цирюльник»), «Легенда» («Лакме»), арии Лючии («Лючия») и Лейлы («Искатели жемчуга») могли бы представить громадный интерес для самой широкой массы советских слушателей. К сожалению, качество звучания этих записей, восстановленных по старым матрицам, также оставляет желать много лучшего. Тем не менее, этот раздел звуковых записей А. В. Неждановой обладает огромной художественно-исторической ценностью. Исключительная красота фразировки, легкость, блеск, интонационная чистота, ясность пассажей, фиоритур, отделанность каждой нотки и законченный план художественного целого — все это характеризует певицу как выдающуюся представительницу русского колоратурного певческого искусства. Но у А. В. Неждановой оно отнюдь не ограничивается блестящей, виртуозной вокальной техникой. Вслушайтесь в «Легенду» Лакме или в арию Розины — и перед вами сразу возникает законченный разносторонний художественный образ, печальный и смятенный в одном случае, своевольно-кокетливый, капризный в другом. Техника, виртуозное владение колоратурой служат лишь средством, но не целью.

Если в иные периоды жизни А. В. Неждановой возникали нелепые и беспредметные споры о том, является ли эта певица только лирическим или вместе с тем и колоратурным сопрано (в своей монографии об А. В. Неждановой М. Львов убедительно опроверг высказывания критиков, отрицавших или преуменьшавших ее колоратурное дарование), то названные оперные записи дают документальные доказательства ее непревзойденного колоратурного таланта и мастерства.

Почему же так количественно невелико звуковое наследие А. В. Неждановой как оперной певицы, особенно в разделе русской классики?

Могут сказать, что советская звукозапись датируется с 1929 года, когда сценическая деятельность А. В. Неждановой уже подходила к завершению. Но ведь основная масса записей ее на пластинку и тонфильм производилась в 30-е годы, и эти записи убедительно показывают, что певица была вполне «в форме» и могла увековечить лучшие страницы из своего оперного репертуара, в первую очередь русского. Здесь, несомненно, была допущена огромная ошибка, и необходимо, чтобы она в дальнейшем не повторилась в отношении наших выдающихся артистов-современников.

Кстати, в начале 30-х годов были записаны и два оперных дуэта с участием А. В. Неждановой, имеющие особое историко-художественное значение: дело в том, что партнером певицы здесь записан величайший русский певец Л. В. Собинов. Это дуэты из «Лоэнгрина» и «Искателей жемчуга».

Нет нужды повторять, что ценность этих записей огромна (хотя качество звучания их несовершенно, особенно в воспроизведении голоса Л. В. Собинова). Примечателен дуэт из вагнеровского «Лоэнгрина». Великие русские артисты сделали живыми, человечными, земными отвлеченно-«граальские» образы Вагнера, спустили их с божественно-мифологических высот, насытили их теплом глубокой, искренней, волнующей любви. Такая смелая трактовка «Лоэнгрина», идущая вразрез с зарубежными традициями, представляет собой значительное достижение русского искусства.

Значительно шире, многограннее записана А. В. Нежданова в камерном репертуаре. В повседневном художественном обиходе имеется до сорока записей (на пластинку и тонфильм), довольно полно характеризующих А. В. Нежданову как исполнительницу романсной музыки. Большая часть названий камерного репертуара певицы в записях принадлежит творчеству русских композиторов (классиков и современников). Подавляющее большинство записей было произведено, как мы уже отмечали, в 30-х годах, в условиях относительно высокой звукозаписывающей техники, и отличается, таким образом, удовлетворительным качеством звучания. Можно сказать, что для советского слушателя эти сорок записей, т. е. камерно-вокальные записи А. В. Неждановой, составляют основную и наиболее ценную часть ее звукового наследия.

Среди этих записей имеются подлинные сокровища художественного исполнения: они всегда будут волновать и пленять слушателей. Такова, например, запись романса «Ночь» Рубинштейна, произведенная в начале 30-х годов. С исключительной ясностью переданы в этой записи все обаяние чудесного тембра А. В. Неждановой, легкость, непринужденность звуковедения, особо тонкий артистизм фразировки, своеобразная, но предельно четкая дикция. Нежданова — великий мастер певческого искусства, как живая, представляется слушателю этой пластинки. Но особая ее ценность заключается и в другом: здесь певица исключительно ярко, с неотразимой силой продемонстрировала всю глубину большого художника-интерпретатора, способного не только полностью донести до слушателя гениальные пушкинские строки в талантливом музыкальном перевоплощении А. Рубинштейна, но и еще более углубить, опоэтизировать это превосходное музыкальное произведение. В исполнении этого романса А. В. Нежданова глубоко оригинальна. Она решительно отказывается от тех неумеренно «томных», подчеркнуто романтических интонаций, которыми часто ради дешевого эффекта пользуются исполнители, поющие этот романс. В устах Не-

ждановой он приобретает черты высокой этической чистоты, почти классической строгости и вместе с тем силу живой человеческой страсти. Насколько же, в самом деле, такая трактовка романса А. Рубинштейна глубже, убедительнее, прекраснее.

В целой серии романсов А. В. Нежданова дает образцы того искусства, которое иногда не совсем точно называют «инструментальным» пением. Действительно, у многих выдающихся вокальных мастеров предельная ровность звуковедения, точная, математическая рассчитанность динамических нюансов и полное отсутствие малейшего напряжения при звукоизвлечении заставляют слушателей забывать, что источник музыки — живой человеческий организм; кажется, что это отлично налаженный, великолепно настроенный механизм, музыкальный инструмент воспроизводит данную мелодию. Конечно, такое совершенное владение голосом доставляет большое эстетическое наслаждение. Но когда знаменитые мастера начинают злоупотреблять этой стороной своего мастерства и забывать о художественном образе романса, о его содержании, их искусство превращается в холодное ремесленничество.

Можно привести целую серию записанных на пластинку или радиопленку романсов в исполнении Неждановой, в которых ее мастерство звуковедения достигает уровня этой так называемой «инструментальности». Таковы, например, романсы Рахманинова — «Сирень», Римского-Корсакова — «Песнь Зюлейки» и «Не ветер, вея с высоты», Аренского — «Все тихо вокруг», «Давно ль под волшебные звуки», Даргомыжского — «Юноша и дева», Глазунова — «Романс Нины», Чемберджи — «Улыбка». Такова целая серия романсов Грига («Песнь Сольвейг», «Колыбельная», «Лебедь», «Тайная любовь» и др.), а также отдельные романсы Гурилева, Алябьева, Шоссона, Дебюсси и др. Но ни в одной из названных (или других) записей нет ни одного такта, где самый процесс «инструментального» звуковедения настолько увлек бы певицу, чтобы она отвлеклась от образа, содержания каждого данного романса. И при всем техническом совершенстве, исполнения слушателя во всех названных записях увлекает прежде всего их глубокая поэтичность, одухотворенность, неотразимая внутренняя проникновенность.

Каждая запись А. В. Неждановой из ее камерной серии представляет огромный художественно-исторический интерес (кроме названных, в записи имеются также романсы Глинки, Кьерульфа, Равеля, Регера, Векерлена, Делиба, Штрауса, советских композиторов Кабалевского, Потоцкого, Голованова, Кочетова). И тем не менее можно выделить группу романсов, записи которых в исполнении Неждановой уже на протяжении многих лет пользуются особой любовью и симпатией слушателя, действительно выделяясь даже из звукового наследия А. В. Неждановой своим исключительно высоким уровнем исполнения. Мы уже назвали некоторые из них — «Ночь» Рубинштейна, «Романс Нины» Глазунова, «Сирень» Рахманинова, «Песнь Сольвейг» и «Колыбельную» Грига. К ним же надо присовокупить и такие шедевры, как «Не пой, красавица, при мне» Рахманинова, «Не искушай меня без нужды» Глинки, «Соловей» Алябьева, «Пастушка» Векерлена.

Небольшая, но исключительно ценная серия записей А. В. Неждановой представляет ее репертуар русской народной песни. Подобно Ф. И. Шаляпину, подобно всем корифеям русского вокального искусства А. В. Нежданова умела находить в народной песне наиболее совершенные, наиболее глубокие по своей выразительности художественные образы и исполнительски воплощать их с предельной простотой и недосягаемым мастерством. И в золотой фонд нашей художественной и историко-документальной звукозаписи войдут исполненные чудесной поэзии, проникнутые неувядающим тонким ароматом такие записи А. В. Неждановой как «Вечерком за речкой», «Не велят Маше», «Потеряла я колечко», «Как за горенкой», «Что на озере вода», «Ноченька».

Сохранились записи А. В. Неждановой и в репертуаре песен других народов: чешская песня «Приди ко мне, мой милый», французская песня «Сердце», тирольская песня «Мюзетта», испанские песни «При луне» и «Гвоздика».

Сравнительно небольшое и далеко не полное с точки зрения всесторонней творческой характеристики звуковое наследие А. В. Неждановой имеет, тем не менее, неоценимое историческое значение. К сожалению, искусство А. В. Неждановой как русской оперной певицы в своей значительнейшей части утрачено для будущих поколений. Но А. В. Нежданова как камерная певица, как исполнительница народной музыки живет в сохранившихся записях большой художественной жизнью и всегда будет трогать и волновать сердца слушателей. Живет, звучит по радио и на пластинках изумительный по красоте и обаянию голос А. В. Неждановой, живут ее мастерство, ее пленительное и художественное чувство правды.

«Вместе с Л. В. Собиновым и Ф. И. Шаляпиным А. В. Нежданова утвердила на русской оперной сцене реализм, вносила в образы, создаваемые ею, подлинную народность. В ее пении всегда звучала правда чувств и искренность, свойственная всем великим русским артистам» — так писала в некрологе об А. В. Неждановой группа выдающихся советских художественных деятелей. Эту «правду чувств и искренность, свойственную всем великим русским артистам» мы ощущаем в каждой из сохранившихся записей А. В. Неждановой. Ее звуковое наследие несомненно будет предметом глубоких исследований не одного поколения советских вокалистов и музыковедов. Вместе с тем оно навсегда останется источником огромных эстетических наслаждений для миллионов слушателей. Надо глубоко и любовно пропагандировать это прекрасное творческое наследие, сделать его в полном смысле слова достоянием всего нашего советского народа. Мы надеемся также, что дальнейшие пытливые поиски в архивах звукозаписи, в общественных и частных фонотеках, кропотливая, любовная творческая работа топмейстеров-реставраторов еще несколько расширят, обогатят это неоценимое звуковое наследие великой певицы.

С. Корев