МУЗЫКАЛЬНОЕ НАСЛЕДСТВО
М. А. Балакирев
(К сорокалетию со дня смерти)
А. Гозенпуд
Высокая значительность творческого дела М. А. Балакирева при его жизни была оценена немногими правда, величайшим представителями русской художественней культуры. Подлинно всенародное признание исторических заслуг Балакирева наступило лишь в наши дни, когда творческое наследие замечательного композитора, педагога, пианиста, дирижера, пламенного пропагандиста отечественной музыки раскрылось во всей своей полноте. Художник, воспринявший заветы Глинки непосредственно от самого автора «Руслана и Людмилы», оказался воспитателем нескольких поколений русских музыкантов, которые в свою очередь передали эти великие заветы новым поколениям.
Величайший подвиг жизни Балакирева это, конечно, создание «Могучей кучки» и творческое воспитание ее членов. Самая идея подобного содружества, совместного деятельного обсуждения каждого нового произведения, когда, по слову Балакирева, «сообща вырабатывалось критически все направление нашей композиторской деятельности», была необычайно смелой и прогрессивной. Творчество художника сочеталось с учебой, овладением мастерством и опиралось на деятельную товарищескую критику.
Как справедливо отмечает Б. В. Асафьев, такой артельный «способ обучения художественному мастерству Балакирев решительно противопоставлял профессионально-консерваторскому, как обезличивающему и противному индивидуальной природе каждого дарования» 1.
Балакирев отвергал не учебу, не необходимость овладения мастерством, — сам он учился всю жизнь вплоть до старости, по преимуществу изучая партитуры замечательных мастеров — от Глинки до Чайковского и Римского-Корсакова; он отрицал ту схоластическую систему преподавания, которая процветала в немецких консерваториях и, как ему казалось, легла в основу петербургской. В пылу полемики Балакирев нападал на самый принцип консерваторского воспитания, как принцип охранительный. Нельзя забывать о том, какое значение имел для передовых деятелей, какими были Балакирев, Стасов и их друзья, самый термин «охранительный», являвшийся символом реакционного.
Задача консерватории, как казалось главе «Могучей кучки», состояла в том, чтобы охранять все старое и косное, бороться со всем передовым и прогрессивным. В. В. Стасов не случайно писал Балакиреву в 1882 году, в неопубликованном письме, что новаторство «Могучей кучки» всегда «было всего противнее и несноснее всем бесталанным ретроградам, охранителям (консерваторам старых порядков и преданий). Эти люди постоянно нападали на новый «почин», на новые «пути» и «затеи».
Таким образом понятия консервативность, консерватизм и консерватория как бы совпадали для деятелей «Могучей кучки», по крайней мере в 60-е−70-е годы. Балакирев не разглядел в созданной Рубинштейном консерватории живых ростков будущего развития русской музыки, могучего источника профессионального музыкального образования в России, и в этом, конечно, была его ошибка. По существу же, создавая сначала Бесплатную музыкальную школу и впоследствии организуя в Придворной певческой капелле совместно с Римским-Корсаковым научные классы, Балакирев утверждал систему рационального музыкального образования, призванного воспитать не абстрактно-универсального професеионала-музыканта, но прежде всего деятеля русской музыки, воспитанного на лучших традициях отечественной культуры, прежде всего на традициях Глинки. Многое из того, о чем мечтал и к чему стремился Балакирев, осуществилось как раз в ненавистной ему консерватории: здесь в школе Римского-Корсакова, Глазунова, Лядова, как и в школе Чайковского, достигнуто было недостижимое ранее слияние национального и профессионального, передовой идейности и высокого, не безличного мастерства, но мастерства, безраздельно отданного на служение русскому народу и родной стране.
Вне активного, деятельного участия в жизни Балакирев не мыслил себя. Он был по самой природе своей деятелем, призванным играть руководящую роль в развитии русской музыки. Создатель и вождь «Могучей кучки», он сыграл значительную роль и в творчестве Чайков-
_________
1 Б. В. Асафьев, Их было трое. «Советская музыка», сборник второй, Музгиз, 1944, стр. 7.
М. А. Балакирев
ского, так как помог ему, по верному замечанию Асафьева, утвердить себя в сфере программного, философско-обобщенного симфонизма. Подобно тому, как Балакирев открыл для русской музыки Мусоргского, Римского-Корсакова и Бородина, он открыл и Глазунова. Уже уйдя от активного участия в строительстве русской музыки, отказавшись от публичных дирижерских выступлений, Балакирев в 1886 году писал Стасову в неопубликованном письме, что собирается проститься с публикой концертом, на котором будет исполнена симфония С. Ляпунова: «Ляпунов — единственный, который не успел еще быть представлен мною публике, как подобает».
Объединив и сплотив группу передовых молодых музыкантов, Балакирев сумел воодушевить ее общей задачей, — задачей развития национальной русской музыкальной культуры. Исходной точкой и основой программы «Могучей кучки» явилось наследие Глинки. И в этом также сказались историческая проницательность и прогрессивность дела Балакирева. Водораздел между «кучкистами» и их врагами определялся прежде всего отношением к творческому наследию Глинки. Вопрос сводился не к подражанию, не к копировке приемов Глинки, но именно к методам развития в новых условиях, на новом мастерстве наиболее жизненных творческих принципов автора «Камаринской» и «Руслана». Отсюда опора на те жанры, которым отдал преимущественное внимание Глинка: историческая и эпически-сказочная опера, романс и программные симфонические формы, опирающиеся на народную пеоню. Обращение к тем жанрам, которые не занимают ведущего места в наследии Глинки, — фортепианным и камерно-инструментальным пьесам, также было обязано творческим идеям великого композитора. Для Балакирева верность Глинке была и оставалась основой основ при определении ценности любого деятеля русской музыки.
Подобно тому, как «Борис Годунов» и «Хованщина» Мусоргского вырастают на базе освоения традиций «Ивана Сусанина», а Бородин в «Князе Игоре» претворяет традиции «Руслана», к которым восходит и сказочный цикл опер Римского-Корсакова, Балакирев в своем творчестве опирается на наследие Глинки. «Увертюра на три русские темы» была бы невозможна без «Камаринской», как невозможен был бы и «Исламей» без лезгинки из «Руслана», а «Король Лир» — без «Князя Холмского». Многие фортепианные пьесы Балакирева, в особенности те, в которых он выразил свою любовь к польскому народному мелосу и ритмике, его мазурки, в том числе входящая в состав сонаты для фортепиано, восходят не столько к Шопену, сколько к польским танцам из «Ивана Сусанина».
Не случайно творческая мысль Балакирева так часто и настойчиво возвращалась к Глинке: в транскрипциях «Арагонской хоты», «Ночи в Мадриде», «Камаринской», концертных парафразах романсов «Жаворонок» и «Не говори», фантазии на темы «Ивана Сусанина», не называя уже произведений, созданных на темы, как бы завещанные Глинкой, Балакирев переносит достижения своего учителя из сферы симфонической и вокальной в фортепианную.
Опираясь на наследие Глинки, Балакирев, а вслед за ним и другие «кучкисты», утвердил принцип программности, то-есть конкретного, в слове закрепленного раскрытия идейной содержательности музыки. Балакирев понимал, что понятия с одержание и программа не совпадают, что если музыка всегда содержательна, — иначе она не искусство, — то далеко не всякая музыка программна. Он писал Стасову в 1858 году в ответ на предположение последнего, что квинтет Шумана ор. 44 содержит определенную программу: «Конечно, можно прибрать к квинтету программу; всякое хорошее произведение музыкальное носит в себе программу (особенно у новых сочинителей), об которой автор даже и не думает. Иначе он бы объявил об ней в овоих записках, или бы сказал близким к нему людям, как то и было с Es-dur’ной его (Шумана. — А. Г.) симфонией».
Балакирев, говоря о программности, защищал автора от произвольных, навязываемых слушателям толкований. Он не мог не вспомнить возмущения Глинки, когда тот услышал «объяснение» Ф. Толстым программы «Камаринской», как изображения пьяного мужика, стучащегося в дверь. Принцип творческого новаторства и верности живой традиции, программности, идейной содержательности, прогрессивной направленности музыки, опирающейся на народно-песенную основу, — краеугольный камень деятельности Балакирева и всей «Могучей кучки».
Программность в понимании Балакирева отнюдь не превращала музыку в служанку слова, не низводила ее до степени иллюстратора отдельных моментов поэтического пооизведения, но, напротив, обогащала музыку. История народа, борьба его за политическую независимость и создание мощного национального государства —
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Содержание 1
- О состоянии и задачах музыкальной критики 3
- Четвертый пленум Правления Союза советских композиторов 14
- «Хованщина» в Большом театре 16
- Героический советский балет («Юность» М. Чулаки в Ленинградском Малом оперном театре) 31
- О творчестве А. Спадавеккиа (Комическая опера «Хозяйка гостиницы») 34
- Песни Валентина Макарова 41
- Творческий смотр украинской музыки 46
- Письмо из Львова 53
- На смотре творчества белорусских композиторов 56
- Из ашхабадских впечатлений 58
- Десять лет Татарского оперного театра 60
- Музыкальная жизнь гор. Чкалова 61
- В стороне от главного 62
- Любят ли в Туле музыку? 65
- Говорит слушатель (На конференции слушателей Московский филармонии) 68
- Слушая музыку по радио (Письмо из Заполярья) 70
- Концерт из произведений грузинских композиторов 72
- Концерт польских артистов 73
- М. А. Балакирев (К сорокалетию со дня смерти) 75
- Два неопубликованных письма М. А. Балакирева 81
- Музыкально-эстетические взгляды Бизе 83
- Заметки о музыке в Чехословакии (Четыре спектакля в пражских оперных театрах) 88
- Зарубежная хроника 94
- Нотография и библиография 95
- Театр и его газета 104
- Хроника 107
- Музыкальный календарь 111