ственное совершенство является идеалом, которому должен служить творец таким образом, чтобы на своем художественном языке передать широчайшим массам народа переживания и волнения, присущие этим массам, а также чтобы воспитывать и развивать их художественное сознание.

Когда художник сумеет воплотить глубочайшие стремления, чаяния, печали, радости и задачи своей эпохи, когда сумеет охватить их и выразить в самых простых творениях, в самой ясной форме, тогда только мы сможем говорить о его величии и тогда возложится на нас долг сделать его творения доступными широчайшим кругам.

Глубоко понимая эту связь между артистом и народом, Шопен воспринял в народном творчестве не только элементы ритмов мазурок или полонезов. Народные ритмико-метрические образцы стали основой всех его произведений. Он открывал в них новые закономерности, переносил их на почву художественной музыки, развивал, преобразовывал, создавал заново. В звучании деревенских контрабасов, в созвучиях деревенских хоров он находил такие гармонические эффекты, которые позволили ему стать новатором гармонического языка на долгие десятилетия.

Все особенности индивидуального композиторского стиля Шопена расцветают именно на этой почве, и поэтому даже для чужеземцев Шопен является всецело и единственно польским композитором.

Мы, польские музыканты, отдаем себе отчет в том, что столетие со дня смерти Шопена имеет для Польши особенное значение. Юбилей обязывает нас вернуть польскому народу все, что получил он него Шопен, вернуть сторицей.

Быть достойным великого художественного пути Шопена — это значит быть достойным одной из самых великих эпох: эпохи перелома, эпохи рождающегося социализма.

Как часто цитируется сегодня высказывание Норвида о Шопене: «Национальный художник организует воображение, как, например, национальный политик организует государственные силы». Это почувствовал великий немецкий романтик Роберт Шуман, утверждавший, что музыка Шопена — это «пушки, скрытые среди роз».

Мы сегодня стремимся эти «пушки, скрытые среди роз» мобилизовать, открыть прекрасное в творчестве Шопена всему польскому народу, сделать доступным наследие Шопена тем массам, которые являются не только непосредствеными потребителями, но и непосредственными творцами новой культуры.

Б. Войтович

Все ближе к Шопену

Столетие, отделяющее нас от смерти Шопена, убедительно показало, что его музыка не только сохраняет свою жизненную силу, но с течением лет все расширяет круги своих почитателей, становясь всеобщим достоянием. И это потому, что творчество Шопена отмечено редкой особенностью: уступая иным композиторам количественно, оно не включает произведений слабых, все — на уровне его гения.

Музыка Шопена и сегодня находит свое место в нашей действительности, ибо дышит свежестью и молодостью. Почему так — объяснить нетрудно. Прежде всего — величие искусства Шопена: искусство подлинно великое не стареет никогда. Вторая причина: у его искусства здоровое, крепкое основание — родная народная песня (сколько раз в истории музыки животворное начало, таящееся в народной песне, хранило музыкальное творчество упадочных эпох от скатывания в пропасть декадентщины!). Третья, важнейшая, причина жизненности искусства Шопена — его революционность.

Разве возвышение народной песни до граней общечеловеческих ценностей не было свыше столетия назад в Европе делом вне всякого сомнения революционным? Не только «революционный» этюд делает Шопена подлинным революционером в искусстве, — даже в ритмах самой медленной из мазурок Шопена искусство его революционно.

Оценить революционность искусства Шопена можно легче, если приглядеться к постепенному расширению кругов его почитателей, общественных классов, которые признавали его искусство своим. Прежде всего — аристократия. Юноша Фридерик был любимцем салонов в Польше, а затем и в Париже, в среде польской эмиграции. Шопен, которому слабое здоровье мешало выступать публично, средства к существованию добывал уроками, даваемыми ученикам «высокого происхождения».

Об истинном отношении его к этой среде убедительно свидетельствуют собственные его слова, письма родным из Англии, где он оказался в ультра-аристократической среде:

«Обедал у леди Kinlogh, в большом обществе лордов, канцлеров, всяких там чертей с орденскими лентами под жилеткой... Тут что не скучное, то не английское. Тут только двоюродные братья и сестры великосветских фамилий, имена, о которых на континенте никто не слышал. Всякий генеалогический разговор всегда похож на евангелие: этот этого родил, тот того, тот другого, и так две страницы...».

Затем Шопена «присвоило» себе мещанство. Именно мещанство несет на себе главную часть вины за то, что прекрасные заветы шопеновской традиции остались погребенными в нашей стране вплоть до последних лет. Сотни созданных за эти годы мазурок и полонезов, неудачно подражавших шопеновским образцам, угрожали искажением чистоты искусства самого учителя. Подражатели пытались найти то, чего и следов не было в музыке Шопена: слезливый сентиментализм.

Шопен представлялся им пахнущим лавандой, одетым в белые перчатки героем романов.

Значит, по мнению подражателей, играть Шопена следовало «с чувством», по возможности «умирающим». Если, любопытства ради, заглянуть в сохранившиеся номера журналов тех времен, мы увидим, как они на свой манер старались отметить 50-ю годовщину смерти Шопена. Среди высказываний найдем, к примеру, такое размалевывание сентиментального фона: «Шопот тростника над рекой, шелест белых березок на тихих сельских кладбищах», и т.д., и т.п.

А тем временем подлинный облик Шопена, так долго скрытый для тех, кто не сумел его увидеть, ждал эпохи не слезливых сентиментов, а эпохи революционного подъема. Революционное искусство ждало эпохи истинно революционной. Сегодня у Шопена нас поражает прежде всего сила, бьющая из его творений. Сила, являющаяся настоящим ключом к пониманию огромного значения и влияния музыки Шопена на творчество других композиторов.

Г. Сволькен

Через народность— к человечеству

Личность Фридерика Шопена является прекрасным образцом животворной силы народных начал, в данном случае — польских. С родиной связывала его, казалось, только тоненькая нить переписки с родными. Однако вывезенные им из родной страны польские начала, традиции школьных лет, проведенных в Варшаве, были так сильны, что ни на минуту не дали подавить себя чуждым влияниям. Шопен жил и умер поляком, свое сердце он завещал родной Варшаве.

Крупный поэт Киприан Норвид, который лично знал Шопена, первый обратил внимание на то, что творчество Шопена возникло из духа народной песни, польской песни и стало достоянием всего мира. «Через народность — к человечеству», — так писал Норвид. Музыка Шопена — искусство целиком польское, национальное, народное, покорило весь мир и стало понятно и близко всему человечеству.

Фридерик Шопен сознательно черпал свое вдохновение из народной песни. Во время своих частых посещений деревни, в разных концах нашей страны, он вслушивался в народные мелодии песен и танцев. Наблюдал праздники урожая, прислушивался к неумелой игре деревенских музыкантов. Сердцем художника он ощущал всю скорбную долю крепостного крестьянства, выраженную в песне.

И музыка Шопена — польская, народная, наша. В ней ясно слышатся мотивы народных песенок, ритмы мазурки, оберека, краковяка. В полонезах слышатся отзвуки рыцарского прошлого, «возвышенного и мрачного». Во внезапных переходах от радости к печали, в прихотливости мелодии, в пафосе «революционного этюда», выражающего протест и возмущение против насилий, творимых царизмом над польским народом, Шопен всюду изобразил душу нашего народа, его характер, его настроение. Он облек все это в форму, столь прекрасную, столь идеально отвечающую содержанию, что творчество его стало достоянием всех, не только поляков.

Что оно стало близко народам славянским — вещь понятная. Взаимные культурные связи славянских народов очень прочны. Однако чем объяснить, что именно композитор столь национальный стал столь интернациональным? Дело в том, что элементы национальные и интернациональные образуют диалектическое единство. Чем прочнее данный народ стоит на собственных ногах, чем больше он множит свои культурные ценности, тем крупнее его вклад в мировую художественную культуру.

Музыку Шопена долгое время пытались монополизировать для себя имущие классы. Они отодвигали в тень народность и революционность его искусства, связь его с народом и его борьбой.

Польский народ, всегда любивший музыку, видит теперь, как она близка ему в нашу эпоху, как всесторонне отвечает Фридерик Шопен нашим современным представлениям о том, чем должны быть художник и его искусство в жизни народа и человечества.

Я. Курылюк

Перевод с польского С. Семеновского

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Б. Войтович

Все ближе к Шопену

Г. Сволькен

Через народность— к человечеству

Я. Курылюк

Содержание