этичностью и широтой синтеза, особенно xopoши страницы, посвященные григовским «колыбельным», песенному циклу «Дитя гор» и «сумеречному» вокальному циклу ор. 59.

Чутко вникая в музыку Грига, подходя к ней с ясными критериями реалистической эстетики, Асафьев обнаружил в творчестве норвежского композитора глубоко заложенные противоречия там, где до сих пор видели только нерасчлененное единство. Еще в 1935 году В. Музалевский в своей книге о Григе писал, что трудно отличить произведения молодого Грига от произведений Грига маститого, настолько едино его творчество. Это неверно. Григ, — указывает Б. В. Асафьев, — всю жизнь учился сочинять по-норвежски, преодолевая «общеевропеизмы», освобождаясь от индивидуалистического отношения к народной песенности. «Народно-национальное в Григе спасло его от салонного эпигонства пережитков шумановской романтики и от влияния душного субъективистского психологизма из "тристановских оранжерей"» (стр. 85). «Эволюция его творчества, столь, казалось бы, мирная и удачливая, гладкая, отмечена резкими скачками от опуса к опусу». Существенно, что Григ не остался в кругу так легко дававшейся ему мягкой, «семейственной» и «интимно салонной» романтической лирики и пришел к широкому реалистическому постижению жизни и искусства норвежского крестьянства, к слиянию с лирикой народной, к «осознанию национального, как нормы общечеловеческого душевного становления на народной основе» (стр. 82).

Эпизодически проявлявшееся в произведениях разных лет, это реалистическое постижение достигает своей вершины в «Норвежских народных напевах» (ор. 66) и «Норвежских крестьянских танцах» (ор. 72), необычайно высоко оцениваемых Асафьевым. Григ, пишет он, «выполнил бы свой долг перед родной страной.... если бы он ничего не сочинил, кроме музыки "Пер Гюнта", — экскурса в романтику старой Норвегии и квинтэссенцию его личного романтического мироощущения, — и двух опусов 66 и 72, — претворений народной лирики и инструментального "искусничества"» (стр. 111).

Этим поздним произведениям Грига, кроме весьма существенных упоминаний на стр. 36–37, 58–59, 61 и 64, посвящена специальная обширная глава, занимающая чуть ли не четверть всей книги.

Нет возможности хотя бы перечислить все интересные, яркие и плодотворные мысли, которые содержит в себе маленькая книжка о Григе. С завидной свободой Асафьев умеет очертить творческую личность Грига не только в его сильном, но и в слабом, не боясь «принизить» великого композитора осуждением его неудач или признанием присущих ему черт исторической ограниченности.

Григ «в поисках национального характера для своей музыки, — пишет Асафьев,— не раз попадал в плен обывательской психики и национализма маленьких городов с их национальным кругозором. Национальной эпопеи, как широко-развитой концепции, — словом, "Руслана", если взять масштаб Глинки, — Григ создать не мог... Ему нечем насытить большие вокально-инструментальные формы, как только там приходилось выходить за "звенья лирических монологов"» (стр. 82–83). Речь идет не только о личном складе композитора. Самая жизнь Норвегии второй половины XIX века, лишенная широких горизонтов и крупных народных движений, не давала ни материала, ни идей для подлинной национальной эпопеи.

Еще один пример чуткого ощущения «масштабности» художественных явлений: «Григ мыслит, но Григ не мыслитель, как Бетховен или Чайковский, или Брамс, или Танеев. "Память сердца" и дума о сердце и сердцем — все-таки основное качество его в данном смысле импровизационной музыки» (стр. 82).

На высоком идейном уровне дана характеристика главного и самого ценного в музыке Грига, «драгоценного дара, полученного им от касания психики норвежского крестьянства и его искусства» (стр. 85). Коренные черты художественного облика Грига Асафьев ярко и убедительно связывает с национальным характером норвежского народа.

Очень хорошо чеканное определение демократического, широко доступного искусства, основывающегося на утверждении человечности, гуманизма (стр. 32-33). Каждым своим звеном это определение разоблачает и клеймит формалистическую эстетику «искусства для искусства», с одной стороны, и практику подлаживающегося под слушателя лжеискусства,— с другой.

Книга Б. Асафьева написана подлинным музыкантом для людей, серьезно любящих музыку. Несмотря на яркость и образность языка и весьма экономичное употребление специальной терминологии, чтение ее порою требует известного усилия, впрочем, щедро вознаграждаемого. Широкому кругу исполнителей, музыкантов-любителей и вдумчивых слушателей она открывает нового, до того неизвестного им Грига, — более глубокого, более жизненного, более народного, чем тот, которого они знали.

«Григ сумел сразу и навсегда завоевать себе русские сердца»,— писал Чайковский шестьдесят с небольшим лет назад. Новая книга Б. Асафьева несомненно будет способствовать дальнейшему росту любви к замечательному норвежскому композитору.

И. Кунин

Пушкин в романсах и песнях русских композиторов для голоса с фортепиано. Общая редакция П. Полуянова. Государственное музыкальное издательство, М.-Л. 1949. Сборник вокальных произведений русских композиторов на слова А. С. Пушкина. Составили А. Големба и П. Полуянов. Государственное музыкальное издательство, М.-Л. 1949. Романсы и песни русских композиторов на стихи А. С. Пушкина. Пение с аккомпанементом семиструнной гитары. Составил и обработал В. М. Юрьев. Государственное музыкальное издательство, М.-Л., 1949. Старинные романсы на стихи А. С. Пушкина. Составитель и редактор проф. А. Б. Мерович. Государственное музыкальное издательство, Л.-М., 1949.

Среди нот, выпущенных в ознаменование 150-летия со дня рождения Пушкина, первое по количеству названий место занимают русские классики. Это естественно, — русская музыкальная «пушкиниана» так богата замечательными страницами, завоевавшими любовь широких народ-

ных масс. Обилие материала создавало для составителей своеобразную «трудность»: в необозримом море произведений на слова Пушкина легко было затеряться и, увлекаясь то одним, то другим действительно превосходным сочинением, позабыть о главном: о том, что надо дать лучшее из лучшего.

С этой точки зрения более всего удовлетворяет сборник «А. Пушкин в романсах и песнях русских композиторов» (составитель П. Полуянов), включающий произведения Глинки, Бородина, Даргомыжского, Мусоргского, Римского-Корсакова, Кюи, Глазунова, Чайковского, А. Рубинштейна, Рахманинова, Гречанинова. В него вошли лучшие, наиболее прославленные романсы этих композиторов на слова Пушкина. Можно пожалеть об отсутствии того или иного сочинения (например, великолепного романса Римского-Корсакова «Ненастный день потух»). Но и в этом случае речь может идти лишь о расширении сборника, а не о замене какого-либо из номеров, — так тщательно отобраны входящие в него романсы и песни. Этот сборник — прекрасный подарок для любителей и профессионалов.

Правильно поступило издательство, выпустив одновременно наиболее популярные романсы отдельными изданиями, — потребность в этом не меньшая (если не большая), чем в сборниках. И здесь подборка очень удачна: помимо ряда романсов, включенных в сборник, изданы такие превосходные вещи, как только что упоминавшийся романс Римского-Корсакова, «Грузинская песня» Балакирева, «Черная шаль» Верстовского и другие. Хочется сделать лишь одно замечание, имеющее значение не только для пушкинской вокальной серии. Как правило, романсы печатаются у нас в одной — основной — тональности. Другими словами, для одного высокого или низкого голоса. Это крайне неудобно для певцов, вынужденных переписывать ноты в транспорте. Необходимо возобновить обычай выпускать камерные вокальные произведения в двух вариантах — для высокого и низкого голосов. В особенности, если печатаются популярнейшие романсы, входящие в репертуар огромного большинства певцов.

«Сборник вокальных произведений русских композиторов на слова А. С. Пушкина» (составители А. Големба и П. Полуянов) предназначен для художественной самодеятельности и включает наряду с романсами вокальные ансамбли и хоры из опер. Это разнообразие — достоинство сборника, равно пригодного и для кружков сольного пения, и для хоровых коллективов. К сожалению, самый отбор материала не во всем удовлетворяет. За исключением арии Князя из «Русалки» и дуэта Татьяны и Ольги из «Евгения Онегина», здесь нет ни одного из широко популярных произведений. А ведь каждый из певцов-любителей рассчитывает найти их в юбилейном сборнике. Если составители стремились отобрать легчайший репертуар, то и в этом случае выбор мог быть интереснее. Во всяком случае, считая возможным включение в сборник для самодеятельности трудной арии Даргомыжского, можно было найти в нем место и для двух-трех известнейших, ставших классическими пушкинских романсов.

Очень полезен сборник «Романсы и песни русских композиторов на стихи А. С. Пушкина» (пение с аккомпанементом семиструнной гитары). Однако и здесь есть серьезные недостатки в смысле отбора. В сборнике, например, нет ни одного глинкинского романса. Конечно, составитель вынужден был останавливать свое внимание на романсах, фортепианное сопровождение которых без особого ущерба перелагалось для гитары. Однако ведь и ряд глинкинских романсов удовлетворяет этому требованию. Почему же любители-гитаристы оказались лишенными романсов Глинки — жемчужин русской вокальной лирики? Это ничем не оправданный пробел сборника.

Вышедший в Ленинграде сборник «Старинные романсы на стихи А. С. Пушкина» (составитель А. Мерович) отличается по своему характеру от всех предшествующих. Он составлен преимущественно из малоизвестных, а то и позабытых произведений современников Пушкина, написанных после смерти поэта, и произведений некоторых композиторов второй половины прошлого столетия. Сборник этот представляет несомненный интерес и для певца, и для музыковеда.

Ряд романсов, включенных в сборник, принадлежит к числу выдающихся достижений русской вокальной лирики. Таков, прежде всего, прекрасный романс А. Гурилева «Фонтану Бахчисарайского дворца», таковы незаслуженно забытые романсы П. Булахова («Я вас любил») и С. Донаурова («Юноша и дева»). Заслуживают внимания исполнителей и оба помещенных романса А. Алябьева («Я пережил свои желанья», «Старый муж, грозный муж»), Н. Титова («К морю»), А. Варламова («Мери»). Однако наряду с этими интересными образцами старинного русского романса в сборник попали и недостаточно яркие произведения. Едва ли следовало, например, печатать романс «Я вас любил» Б. Шереметьева (кстати, в сборнике помещены еще два романса на те же слова). Мало выразителен и романс «Зимний вечер» Н. Титова. Такие сочинения представляют лишь хрестоматийный интерес и не могут рассчитывать на широкое распространение.

Романсы и песни классиков русской музыки на слова Пушкина издавались и переиздавались по много раз. Однако получить их крайне затруднительно, — спрос намного превышает предложение, и выпускаемые в свет ноты быстро расходятся. Вероятно, большинство выпущенных изданий также не залежится на полках нотных магазинов. Ну что ж, — в добрый час! Пускай великолепные создания пушкинского гения в музыкальной интерпретации замечательных русских композиторов пойдут в самые широкие массы, неся с собою все богатство и глубину образов русского реалистического искусства.

И. М.