Выпуск № 6 (127) | 1949 - страница 46

Е. А. Мравинский

Фото А. Гаранина

известно, однако благодаря работе Мравинского и превосходной игре оркестра «Вакханалия» прозвучала особенно красочно. Все довольно большие оркестровые трудности были виртуозно преодолены, не отставали от других инструментов даже кастаньеты (артист Калиновский).

К сожалению, четкость и виртуозное выявление деталей пошло за счет некоторого замедления темпа. От этого «Вакханалия» проиграла в основном своем содержании. «Вакхического» было маловато. Некоторая вялость темпа лишила «Полет валькирий» свойственных этой пьесе блеска и эмоционального напряжения.

Менее удачным оказался концерт под управлением Мравинского с оркестром Всесоюзного радиокомитета.

В исполнении 5-й симфонии Чайковского на сей раз Мравинский изменил своим исполнительским принципам.

И в первой части, и во второй отсутствовали как раз динамичность ритма и единство целого, которым так отличается его искусство. Необоснованны были изменения темпов в обоих побочных партиях экспозиции первой части, некоторая небрежность проявилась в выравнивании звучности всех компонентов репризы второй части. Финал прозвучал торопливо, — все это так несвойственно Мравинскому.

Казалось, как будто весь концерт — случайный и сам Мравинский к нему подошел, не подготовив себя заново, а лишь использовав опыт старых исполнений. Если это верно, то результат естественен. Дирижерам-«постановщикам» обычно не удаются исполнения ранее игранных произведений, если они не прорабатываются ими перед новым исполнением заново. Поэтому и Мравинский особенно эффектен именно в своих первых исполнениях, в премьерах новых произведений (вспомним хотя бы премьеру 5-й симфонии Шостаковича).

Также не вполне удовлетворил нас концерт из произведений Берлиоза, Дебюсси и Равеля.

Мравинский — не импровизатор и не мастер rubato. «Фантастическая симфония» Берлиоза, особенно в первой своей части, не мыслится в ином исполнении, как именно в свободном от строгих темповых и метрических рамок движения, где определяющим является эмоциональный и интонационный ритм. Начиная с первой темы Allegro agitato, с постоянной общей сменой animato, ritenuto и a tempo, вся первая часть исполнительски держится на капризном чередовании различных по характеру, движению и эмоциональному тонусу построений, объединенных лишь единым тематическим материалом, единой мыслью-содержанием. Выдержать, сохранить это единство и довести до слушателей содержание этой части — задача, требующая вкуса к свободному, непосредственному импровизированию. Попытки Мравинского найти какую-то нить, связующую эту часть в единое целое, кончались неудачей. Все было эмоционально нелогично, кульминации — необоснованы, содержание — непонятно. Вторая часть — наибольшая удача Мравинского в исполнении этой симфонии, если не считать излишне большого ускорения в конце части. Порадовали гибкие каденционные ritenuto и прекрасное звучание струнных.

Многое в трактовке Мравинским последних двух частей показалось нам спорным.

Зачем понадобилось Е. Мравинскому ломать ритмы «Шествия на казнь», передерживать цезуры между фразами? Как мог он не разработать во всем многообразии оркестровые «чудеса» «Шабаша ведьм»? Зачем понадобилось ломать темпы фугато? Весьма часто применяемое здесь дири-

жерами tempo mosso в общей структуре исполнения может быть и целесообразно, но не в такой мере, как это сделал Мравинский. Правда, все стало удобно для исполнителей, но впечатление «шабаша» исчезло, как поблекло в свое время и ощущение вакхического в «Вакханалии» Вагнера. В финале «Фантастической симфонии» эта ошибка отомстила за себя в подходе к коде финала, которая прозвучала оторванно от фуги.

Если в исполнении «Фантастической симфонии» вина за неудачу исполнения почти целиком лежит на Мравинском, то в исполнении программы второго отделения основная вина за неудачу падает на духовую и ударную группу Государственного симфонического оркестра Союза ССР.

Большой упрек трем трубачам, не сумевшим добиться нужного эффекта в начале средней части — ррр con sordino. Это место было сыграно не вместе, грубо и в полном отрыве от явно выраженного программного содержания.

Исполнение «Болеро» Равеля было совершенно недопустимым для такого выдающегося оркестрового коллектива, как Государственный оркестр Союза ССР. Что ни соло духового инструмента — то неудача (за исключением флейты). У кларнета фальшиво ля, у кларнета -пикколо — соль и си-бемоль, саксофоны играли просто на 1/4 тона ниже. Чисто сыгранное соло фагота (артист Караулов) можно было по звучанию смешать с саксофоном, так не по-фаготному прозвучал у т. Караулова инструмент.

Труднейшее соло тромбона — гордость всякого солиста-тромбониста — сыграно было на этот раз не основным артистом оркестра, а гастролером, притом с такой джазовой интонацией, которая просто шокировала. Партия трубы-пикколо исполнялась, видимо, на обыкновенной трубе.

Разумеется, исполнители на саксофонах, трубе-пикколо, так же как и на вагнеровских трубах, не входят в постоянный штат артистов симфонического оркестра, но все же Государственный оркестр Союза ССР не имеет права допускать в свою среду инструменты, несоответствующие этому оркестру по общему строю и непроверенные во всех регистрах.

Также не все благополучно было и в ударной группе. В Государственном оркестре есть превосходные инструменты, но в «Болеро» маленький барабан звучал как том-том, а в «Фантастической симфонии» из двух звуков колокола (до и соль) один исполнялся на настоящем колоколе, а другой — на металлической трубке.

Повторяем, такие кляксы, вызванные организационной небрежностью, недопустимы в лучшем нашем оркестре. Они слышны и вызывают недоумение даже у неискушенных слушателей.

Неприятное впечатление, оставленное последними двумя упомянутыми концертами, совершенно рассеялось при посещении концерта 16 апреля, в котором были исполнены 4-я симфония Бетховена и 5-я симфония Шостаковича. Все лучшие стороны дирижерского дарования Мравинского раскрылись здесь во всем объеме.

Обе эти симфонии мы слышали у этого замечательного дирижера не раз (впервые — на первом конкурсе дирижеров в 1937 году). Многое изменилось в характере трактовки этих произведений с тех пор.

В исполнении 4-й симфонии Бетховена у Мравннского раньше было больше свежести, непосредственности и порывистости, особенно в первой части. Зато впечатление от исполнения всей симфонии на сей раз было более целостное, она хорошо слушалась, и содержание ее лучше дошло до аудитррии.

Значительны и принципиальны достижения Мравинского в новом исполнении 5-й симфонии Шостаковича. В первых исполнениях этой симфонии Мравинский делал упор на обострении и без того острых и жестких порой гармонических звучаний первой части, подчеркивая этим те элементы внутренней линии творчества Д. Шостаковича, которые привели потом к ужасам и мраку 8-й симфонии.

Во второй части в первых исполнениях симфонии Мравинским на главное место выдвигался элемент гротеска. Эта линия творчества Шостаковича, идущая от оперы «Нос», через первые акты «Леди Макбет», непосредственно к 9-й симфонии, была в первых исполнениях 5-й симфонии особенно ярко выражена.

Третья часть, всегда наиболее удававшаяся Мравинскому, также получала в его прежней трактовке скорее выражение ужаса и скрежета, чем глубины человеческого переживания.

Прослушанное нами в этом году исполнение 5-й симфонии резко и принципиально отличалось от этих первых исполнений.

В основу своего исполнительского замысла Мравинский взял теперь именно ту линию глубокой лиричности, идущей от напевности человеческой интонации, которая роднит здесь творчество Шостаковича с лучшими традициями русской музыки. Эта линия обусловила и сделала органичными успехи Шостаковича в киномузыке («Песня о встречном», «Златые горы», в последнее время «Молодая гвардия», «Встреча на Эльбе»).

В соответствии с этим в первой части 5-й симфонии исполнительский акцент был сделан на второй, светлой теме, которая и определила колорит всей части, сделав более понятной и коду этой части. Все гармонические жесткости были смягчены, и не они оказались в центре внимания. Во второй части не так назойлив, как прежде, звучал кларнет-пикколо — непременный участник оркестра Шостаковича, что смягчило звучание скерцо и несколько сняло элемент гротеска. Особенно удачным было исполнение последних двух частей. Третья часть целиком пошла по мелодической и интонационной линии начальной темы, — вместо интонаций отчаяния, тоски, ужаса акцентировались интонации большого человеческого горя; глубокая драма — вместо ложного и излишне приподнятого пафоса.

Стремительный финал, блестяще сыгранный Государственным оркестром, также очень удался Мравинскому.

Какие-то почти незаметные сдвиги в трактовке, и как значительно изменилось лицо произведения! Новое исполнение Мравинским 5-й симфонии Шостаковича может быть отнесено к его лучшим исполнительским достижениям.

В этом концерте и Государственный оркестр Союза ССР играл очень хорошо.

Струнная группа оркестра звучала безукоризненно, особенно в третьей части. Изумительна по красоте звучания и техническому совершенству группа первых скрипок.

М. Леонидов

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Е. А. Мравинский

Фото А. Гаранина

М. Леонидов

Содержание