Пушкина песня уже напечатана и так можно смело перепечатать ее с Вашею музыкой в Галатее.
Простите, примите уверение в совершенном моем почтении и искренней преданности

Вяземский.

Мой посланный растолкует Вашему кучеру, как найти дом, на который решитесь.

Письмо Вяземского не датировано. Его следует отнести к началу января 1829 года¹. В 1829 году, 26 января в журнале «Галатея», выходившем в Москве в 1829 и 1830 годах, были напечатаны «Два ворона» («Ворон к ворону летит...»), слова Пушкина, музыка Верстовского, «Посвящена Сергею Тимофеевичу Аксакову в знак дружбы».

Об этой песне Пушкина и говорит Вяземский в своем письме. В последних числах декабря 1828 года в «Северных цветах» на 1829 год были напечатаны «Два ворона» Пушкина. Упоминаемый Вяземским Жихарев в письме к А. И. Тургеневу от 5 января 1829 года писал:... «Вяземский в Москве и навещает меня иногда».

Степан Петрович Жихарев (1787–1860) — автор известных «Записок современника», член «Арзамаса» («Громобой»), свой человек в литературных и театральных кружках Москвы и Петербурга в начале XIX века.

Денис Васильевич Давыдов (1784–1839) — поэт, партизан, герой Отечественной войны 1812 года.

В мае 1829 года отдельным изданием был напечатан «Казак» Верстовского на стихи Пушкина из «Полтавы» («Кто при звездах и при луне». В письме к Шевыреву от 29 мая 1829 года Верстовский писал: «Пушкин ко мне пристал, чтобы я написал музыку Казака из "Полтавы". Посылаю его к Вам, — мысль пришла недурная выразить галопом всю музыку».

К 1829 году относится эпизод из литературной полемики, связанный с именами Пушкина и Верстовского. В конце декабря 1829 года в «Северных цветах» появилась статья Пушкина «Отрывок из литературных летописей» — о распре между редактором консервативного «Вестника Европы» М. Т. Каченовским и издателем либерального «Московского Телеграфа» Н. А. Полевым. «Г-н Полевой, — пишет Пушкин, — доказал, что почтенный редактор пользуется славою ученого мужа, так сказать, на честное слово». И далее: «Мы приняли совершенно сторону г. Полевого». Пушкин предъявляет в этой статье еще одно обвинение Каченовскому. «Г-н Каченовский, — пишет он, — ошибочно судил о музыке Верстовского: но разве он музыкант?».

Выпад Пушкина против Каченовского принято относить к заметке некоего Н. Д., напечатанной в «Вестнике Европы», 1829, № 1, которого Пушкин принял за Каченовского. В той заметке никаких упреков по адресу Верстовского нет. Быть может, Каченовский и высказался где-либо против музыки Верстовского, на что наводят на мысль слова Пушкина: «Но разве он музыкант?».

Единственное сохранившееся письмо Пушкина к Верстовскому, переданное Государственным центральным театральным музеем им. А. Бахрушина в 1935 году в Государственный литературный музей и напечатанное впервые в «Русском Архиве» 1874 г., кн. 1, стр. 1376, подтверждает личную близость на «ты» в эти годы между поэтом и композитором, а также близость Верстовского с другом Пушкина П. В. Нащокиным. Письмо написано из Болдина во второй половине ноября 1830 года:

«Сегодня должен я был выехать из Болдина. Известие, что Арзамас снова оцеплен, остановило меня еще на день. Надо было справиться порядком и хлопотать о свидетельстве. Где ты достал краски для ногтей? Скажи Нащокину, чтоб он непременно был жив, во-первых, потому, что он мне должен; 2) потому, что я надеюсь быть ему должен; 3) что если он умрет, не с кем мне будет в Москве молвить слова живого, т. е. умного и дружеского. Итак, пускай он купается в хлоровой воде, пьет мяту — и, по приказанию графа Закревского, не предается унынию (для сего не худо ему поссориться с Павловым, яко с лицом уныние наводящим)».

Пушкин и Верстовский были сверстниками; созвучно было и творчество поэта и музыканта в их молодые годы. Потом поэт опередил композитора, но в двадцатые годы из всех русских композиторов Верстовский был не только лично наиболее близким к Пушкину, но и самым значительным истолкователем его поэтического творчества. 23 декабря 1829 года поэт и композитор были избраны в члены Общества любителей Российской словесности при Московском университете.

_________

¹ Датировка письма и цитата из него приведены в статье А. Глумова «Пушкин, Верстовский и Виельгорский». «Советская музыка» 1934, № 1, стр. 80.

ИСПОЛНИТЕЛЬСТВО и ПЕДАГОГИКА

О перестройке композиторского образования

С. БОГАТЫРЕВ

Разгул реакции после революции 1905 года, как известно, ознаменовался в искусстве новым подъемом волны всякого рода упадочных, декадентских течений. Культ крайнего индивидуализма, утонченных переживаний, мистика сочетались с проявлениями грубого, кричащего натурализма и тягой к нарочито-примитивному, к «первобытности». Подобная же картина идейного разброда наблюдалась и в русской музыке того времени. Модернизм овладел умами значительной части музыкантов, и это вселяло тревогу в сердца сторонников реалистического направления.

Помню такой случай. Вскоре после окончания мною консерватории, ко мне, по рекомендации Глазунова, обратился Кюи с предложением заниматься по теоретическим предметам с молодой его знакомой — композитором. Рассказав, чего он хочет от меня, Кюи стал высказывать свои опасения по поводу того направления, какое приняла музыка в то время (это было в 1916 году). Осуждая модернизм, Кюи, естественно, стал противопоставлять его музыке «Могучей кучки» и, увлекшись, погрузился в воспоминания о своих товарищах «по нашей пятерке», как он говорил. В заключение, уже прощаясь, Кюи с воодушевлением, которого трудно было ожидать от 80-летнего человека, воскликнул, подняв вверх руки: «Заклинаю вас оберегать вашу ученицу от тлетворного влияния модернизма!». Тогда эти слова показались мне искусственным жестом маститого композитора, проявлением его слабости и даже известной ограниченности. И только много лет спустя я понял, какой глубокий смысл заключался в словах Ц. А. Кюи и чего он боялся.

Он видел то, чего мы, его молодые современники, тогда не видели, видел грядущее вырождение музыки, видел, наконец, явный отход от традиций русской музыкальной школы. В данном случае Кюи был прав в своей оценке модернизма и тех последствий, какие он за собой влечет.

Консерватории свой выбор сделали без колебаний: против модернизма, за классическую, в частности, русскую музыку. Это направление поддерживалось подавляющим большинством профессоров. В Петербургской консерватории его возглавлял А. К. Глазунов, бывший живым олицетворением традиций русской школы и принципиальным противником модернизма.

И все же, несмотря на то, что воспитание будущих композиторов и теоретиков проводилось в основном в традициях классической музыки, консерваторская молодежь не могла устоять перед «духом времени» и в той или иной степени отдавала дань новым модным течениям. Поэтому из недр консерватории в период между двумя революциями вышли композиторы, ставшие наиболее известными представителями модернизма в наши дни.

После Великой Октябрьской социалистической революции консерватории подверглись коренной перестройке. Однако новые формы работы были найдены не сразу: далеко не все реформы имели положительное влияние на учебную жизнь. В частности, в работе композиторского отделения не сразу были преодолены трудности, связанные с процессом идейно-художественного перевооружения композиторов старшего и младшего поколений и борьбой с различными крайними точками зрения.

Поэтому нелегко дать краткую, но исчерпывающую характеристику учебной жизни композиторских классов в первом десятилетии обновленной консерватории. Можно только отметить, что в связи с возникновением сперва в Московской, а затем в других консерваториях так называемых производственных объединений студентов их члены стали писать произведения на общественно-актуальную тематику и выносили их на суд широких слушательских аудиторий. Это — положительный результат деятельности этих объединений. Отрицательное значение имели попытки внедрения в педагогическую практику рапмовских, пролеткультовских установок, опаснейшей из которых была недооценка классического наследия.

С другой стороны, усилилось воздействие вырождающейся музыки Запада, рупором которой была ACM. В результате преподаватель метался между Сциллой РАПМ и Харибдой ACM, и ему нужно было иметь большое мужество, чтобы вести свой педагогический корабль по правильному фарватеру и не порывать связи с классической музыкой. Многим этого мужества нехватало. Русская классическая музыка, у одних — больше, у других — меньше, перестала быть первоочередным учебным материалом. В особенности это проявилось в работе композиторского отделения Ленинградской консерватории, где ста-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ИСПОЛНИТЕЛЬСТВО и ПЕДАГОГИКА

О перестройке композиторского образования

С. БОГАТЫРЕВ

Содержание