Оборин всегда отличался умением тщательно подбирать программы своих концертов, очень разнообразные и богатые, составленные из лучших образцов западной и русской фортепианной классики и советской фортепианной литературы. Этими программами Оборин на практике доказывает правильность своего убеждения в том, что пианист не должен ограничивать себя рамками одного стиля; он должен иметь в своем репертуаре лучшие произведения русской и западной классики и в то же время не засорять его хотя бы и модными и пользующимися успехом, но малоценными в художественном отношении пьесами.

В любом выступлении своем, будь то симфонический, камерный, эстрадный или шефский концерт, Оборин ставит перед собой не только исполнительские, но и большие просветительские задачи. Он стремится как можно убедительнее и ярче раскрыть все то ценное, прекрасное и значительное, что заключают в себе лучшие образцы музыкального искусства, хочет способствовать поднятию художественного уровня советской аудитории. Оборин нередко выступает как горячий пропагандист новых произведений советских композиторов. Он — первый и лучший исполнитель концертов Хачатуряна и Баланчивадзе.

Сфера деятельности Оборина отнюдь не ограничивается одним исполнительством. Мало кто знает о том, что он занимался в консерватории также и по классу композиции сначала у Г. Конюса, а затем у Н. Мясковского и имеет ряд изданных сочинений (симфоническое скерцо, соната и др.). Некоторое время Оборин занимался и дирижированием. Все эти «увлечения» (как их называет сам Оборин) имели важное значение для формирования творческой индивидуальности пианиста. Занятия дирижированием расширили его кругозор, помогли ознакомиться не только с фортепианной, но и симфонической литературой. Особенно большое значение для Оборина имели занятия композицией. Его композиторское сознание, творческая фантазия активно помогают ему передать любой стиль, художественный образ. «Художник должен быть всесторонне развит, он не должен замыкаться в узкой сфере исполнительства». Эти слова Оборина метко характеризуют творческий облик этого большого художника. Вместе с Д. Ойстрахом и С. Кнушевицким Оборин создает один из лучших ансамблей в нашей стране — трио, которое существует уже с 1941 года. А еще раньше, с 1936 года, Оборин — бессменный партнер Д. Ойстраха.

Участие в ансамбле, так же как занятия композицией и дирижированием, означает для Оборина в первую очередь расширение его кругозора и развитие его художественного вкуса. Оборин сам признает, что он любит камерный ансамбль не меньше, чем сольные выступления.

Оборин отличается изумительным чувством ансамбля. На память приходит исполнение «Крейцеровой сонаты» Бетховена, трио «Памяти великого артиста» Чайковского, где ощущается глубочайшее проникновение в художественный образ, идею произведения, а яркая индивидуальность каждого из исполнителей сливается при этом в гармоничное, неразрывное целое.

Нельзя не сказать несколько слов и о педагогической деятельности Л. Н. Оборина, одного из крупнейших советских педагогов, воспитавшего в стенах Московской консерватории (с 1928 года) целую группу талантливых пианистов.

Основным педагогическим принципом, по словам самого Льва Николаевича, является индивидуальный подход к каждому ученику, всесторонний учет его исполнительских возможностей, его индивидуальных склонностей. Цель педагога заключается, по мысли Оборина, в том, чтобы передать ученикам комплекс основных эстетических и художественных представлений в применении к индивидуальным особенностям каждого из них, без навязывания ученику своих убеждений и исполнительских приемов. Оборин очень далек от каких бы то ни было ограничений в отношении музыкального и художественного кругозора ученика. Наоборот, он стремится всячески расширить его, ставя перед учеником в каждом произведении новые серьезные художественные задачи.

Но наряду с выдвижением эстетических задач Оборин ведет с учениками и кропотливую работу над чисто пианистическими трудностями. Оборин считает основным и для ученика и для себя стремление к познаванию произведения сразу в плане эмоциональном и конструктивном, то есть предполагает обязательно параллельную работу над технической, звуковой стороной и над образом произведения в целом.

Как в своем исполнении, так и в игре учеников для Оборина самым важным является стремление к наибольшей простоте, естественности и выразительности, к полному отсутствию манерности, вычурности, ложных преувеличений.

Советское правительство высоко оценило долголетнюю исполнительскую деятельность и плодотворную педагогическую работу Оборина, наградив его орденами Ленина, «Знак почета», присвоив ему звание заслуженного деятеля искусств и удостоив его Сталинской премии. Этим самым оно отметило большие заслуги Л. Н. Оборина перед своей Родиной как одного из ярких представителей самого передового в мире советского исполнительского искусства.

Б. Ионин

Московские гастроли Мравинского

Гастроли в Москве Е. А. Мравинского всегда привлекают внимание самых широких кругов слушателей.

В истекшем сезоне Мравинский посетил Москву несколько раз. Его выступления во главе Государственного оркестра Союза ССР и с симфоническим оркестром Всесоюзного радиокомитета должны быть отнесены к числу важнейших событий московского симфонического сезона.

Любовь москвичей к исполнительскому творчеству Е. А. Мравинского вызвана огромными достоинствами этого дирижера, который вместе с Натаном Рахлиным и Константином Ивановым должен быть отнесен к лучшим симфоническим дирижерам Советского Союза. Это крупный мастер, умело поддерживающий высокий уровень симфонической культуры Ленинграда, вместе с прекраснейшим оркестром Ленинградской филармонии сохраняющий лучшие русские исполнительские традиции.

Е. А. Мравинский — дирижер с большим личным эстрадным обаянием; высокая, стройная фигура, выразительные руки, напряженное, но никогда не гримасничающее лицо, всегда ясные, четкие движения, не переходящие в жестикулирование.

По своему дирижерскому существу Е. А. Мравинский относится к числу дирижеров-«постановщиков», то есть тех, для которых дирижирование на концерте является завершением всей предварительной подготовительной работы, результатом тщательной проработки произведения как в деталях, так и в целом. Основная работа таких дирижеров (и в этом их ценность, как художественных руководителей коллективов) проходит на репетициях. На концертах же они больше «наблюдают» и «напоминают» оркестру, но обычно ничего нового по сравнению с заранее договоренным толкованием не вносят. И действительно, Мравинский славится исключительным репетиционным мастерством. Выпускаемые им на эстраду произведения блещут филигранной отделкой, исключительной приближенностью к авторскому тексту, не только по форме, но и по существу. Малейшая деталь как в гармонии, так и в полифонии или в инструментовке не только выполняется, но выполняется так, что доходит до слушателей. И при всем этом не теряется ни цельность произведения, ни его направленность и целеустремленная динамичность. Все это — редкие качества, которые и выдвигают Мравинского в первые ряды лучших . современных дирижеров-симфонистов.

Что касается непосредственно исполнительского дарования Мравинского, то оно не блещет такими же яркими красками, как все остальное в его дирижерском облике. С одной стороны, самый тип дирижера-«постановщика» в значительной степени ограничивает возможности импровизационного отклонения от предварительно задуманного плана. А между тем именно такой вид дирижерского исполнительства наиболее сильно воздействует на оркестр и, разумеется, на слушателей. Вершиной такого исполнительства следует считать дирижирование С. В. Рахманинова и Никиша. Огромное музыкальное дарование, непосредственная интуиция и импровизационный дар — главные предпосылки их исполнительских достижений.

Обладает ли таким даром Мравинский? Является ли самый «тип» его дирижирования специфичным для его профессионального дарования или это есть результат предвзятого самоограничения, боязнь выйти из рамок ложно понимаемого академизма? Этот вопрос очень занимает почитателей Е. А. Мравинского, искренне желающих ему дальнейшего роста и творческих успехов.

Первый концерт под управлением Е. А. Мравинского в истекшем сезоне состоялся 12 ноября в Большом зале консерватории с Государственным симфоническим оркестром Союза ССР.

Шестая симфония Чайковского звучит в исполнении Мравинского в Москве не впервые. Это одно из наиболее удачных его истолкований произведений Чайковского. Здесь он особенно подчеркивает классичность этой симфонии. Все противопоставления и конфликты показаны просто и выпукло. Течение экспозиции сонатного Allegro нигде не обрывается, разработка идет на одном дыхании, не давая нигде остывать восприятию, всегда удерживая эмоциональную связь между предыдущим и последующим. И, наконец, в этом исполнении найдено несколько интересных деталей и исполнительских оттенков, которых мы, несмотря на их логичность и естественность, еще не слыхали.

Прежде всего это хорошая выравненность звучания тромбонов, струнных и деревянной группы в конце разработки первой части, благодаря чему мы все время воспринимаем две эмоционально равноценные линии — патетическую певучесть струнных и дерева и возгласы-стенания (но не вопли и рычания) тромбонов.

Реприза трактуется Мравинским своеобразно, как начало расширенной коды, причем нужно отметить выдержку дирижера, сумевшего исключительно удачно решить эту трудную задачу, — ведь кода получается по протяженности очень длинной.

Более привычно, но так же ясно прозвучала 2-я часть, но именно в ней — повод для единственного серьезного упрека Е. А. Мравинскому. Переход к репризе в этой части всегда труден для исполнителя. Не «нашел» правильного и логичного решения и Мравинский. Предварительное длинное diminuendo ritardando и луфт-пауза перед репризой a tempo, — это, разумеется, не выход из положения, и подход к репризе воспринимается, как искусственный.

Очень искренне и впечатляюще прозвучал финал.

Оркестр играл в общем очень хорошо, чувствовалась большая репетиционная подготовка. Многие искони заигранные места на сей раз были выравнены и звучали ясно и чисто.

Во втором концерте под управлением Мравинского были исполнены 2-я симфония Брамса и отрывки из опер Вагнера. Следует отдать должное Мравинскому в том, что в программе второго отделения он не пошел по проторенной дорожке — увертюр к «Тангейзеру», «Мейстерзингерам», «Риенци» и проч. Выбор увертюры «Фауст», «Вакханалии» из «Тангейзера» очень удачен. Оркестровое мастерство Вагнера обще-