Выпуск № 2 | 1949 (123)

ТРИБУНА ЛЕКТОРА

ОТ РЕДАКЦИИ: Нет необходимости доказывать огромную важность музыкально-лекционной работы, особенно в условиях периферии. Однако деятельность лекторов, как и музыкальных лекториев, до сего времени не встречала настоящей поддержки руководящих организаций и в первую очередь Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР, как справедливо указывает лектор тов. Назарьян.

Долголетний опыт наших лекторов, практика их творческой работы, отраженная в публикуемых высказываниях, несомненно представляют большой интерес. Затронутые в них вопросы имеют серьезное значение для воспитания нашей лекторской молодежи, как и для дальнейшего развития и подъема всей массово-лекционной работы. Наша слушательская аудитория также должна принять активное участие в устранении недостатков, накопившихся в этой области. Освещение «опыта лектора» необходимо дополнить не менее ценным «опытом слушателя» лекций. Повышение идейного уровня и упорядочение музыкально-пропагандистской работы требуют незамедлительных мер и повседневного внимания учреждений и общественных организаций, ведающих вопросами искусства.

Заметки лектора

Г. НАЗАРЬЯН

Музыкально-лекционная популяризаторская работа имеет в нашей стране давние славные традиции. Глубокие по мысли и блестящие по форме изложения публичные лекции Серова; знаменитые исторические концерты-лекции А. Рубинштейна; общедоступные лекции, организованные московской, петербургской, казанской, саратовской народными консерваториями; лекции Ю. Энгеля, сопровождавшие Исторические симфонические концерты под управлением С. Василенко; цикл музыкальных лекций научно-популярного отдела Университета им. Шанявского — вот наиболее яркие факты, относящиеся к дореволюционному времени.

После Великой Октябрьской революции музыкально-лекционная работа впервые получила доступ к народным массам. Музыкально-просветительные начинания отдельных лиц и организаций постепенно складываются в чрезвычайно важную по своей общественной значимости и по объему область воспитательной работы.

Ее развитие стимулировалось огромным вниманием партии к научно-просветительной пропаганде и быстрым ростом советского слушателя, проявлявшего все больший интерес к вопросам искусства.

На этом фоне поистине поразительным является то равнодушное и пренебрежительное отношение, которое неизменно проявляли и проявляют к музыкально-лекционной работе как раз те организации и учреждения, которые призваны непосредственно руководить ею.

Трудно поверить, но Всесоюзный комитет по делам искусств никогда не изучал и не обсуждал вопросов, связанных с музыкально-лекционной работой. Не было принято ни одного решения, не было проведено ни одного специального совещания с участием хотя бы только московских лекторов. Много лет работая в качестве лектора, я не могу вспомнить ни одной попытки выслушать нас, узнать, чем и как может помочь нам Комитет по делам искусств. А ведь сколько наболевших вопросов, сколько жизненно-важных задач накопилось в этой области!

Работники Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР, как правило, не слушают музыкальных лекций. О музыкальных лекторах они имеют представление больше по наслышке. В этом отношении мы, лекторы, можем позавидовать певцам и инструменталистам, жанровым певицам, разным эстрадно-музыкальным эксцентрикам: их изучают, ими интересуются, их слушают и смотрят.

Настоящее руководство музыкально-лекционной работой Комитет по делам искусств подменил визированием планов и рассылкой по филармони-

ям отдельных инструкций. Неудивительно поэтому, что многие периферийные филармонии проявляют инертность и всячески отмахиваются от лекционной работы, почти ничего не делая для привлечения организованного слушателя.

Нельзя ничего утешительного сказать об отношении к музыкально-лекционной работе в недавнем прошлом и со стороны Музыковедческой секции Оргкомитета ССК. Лекционная деятельность в глазах подавляющего большинства музыковедов считалась делом маловажным. Многие и сейчас еще полагают, что авторы популярной брошюры или трех-четырех рецензий в 4050 строк, или даже автор труда, «выпуск в свет» которого ограничивается печатанием на машинке двух экземпляров и отзывом единственного вынужденного читателя — рецензента, делают гораздо более важное, общественно-полезное дело. Любая популярная брошюра объемом в 22,5 печатных листа, с тиражом в 5000 экземпляров, считается музыковедческой работой. А вот полуторачасовая лекция на эту же тему, равная этой брошюре по объему и прочитанная раз десять в больших аудиториях, — это уже не музыковедческая работа. Однако, если учесть, что музыкальная лекция часто проникает в такие аудитории (иногда весьма квалифицированные), которые по ряду причин не имеют возможности читать специальные музыкальные брошюры; если учесть несравнимо больший «тираж» лекций; если, наконец, учесть преимущество живого слова и все то ценное, что дает лишь непосредственное общение с аудиторией, — становится ясно, насколько тенденциозно такое противопоставление.

Само собой разумеется, что всякое противопоставление бесспорно жизненных и в одинаковой мере важных жанров музыковедческой работы являетс'я бесплодным и бессмысленным. Однако нельзя не сделать вывода, что именно в результате недооценки значения музыкально-просветительной работы Музыковедческая комиссия ССК и в новой обстановке еще не удосужилась поинтересоваться хотя бы таким вопросом: как обстоит дело с популяризацией, пропагандой советского музыкального творчества? А ведь от лектора-популяризатора многое зависит. Раньше чем зазвучит само произведение, он объясняет, «растолковывает» его слушателю. Он часто является связующим звеном между композитором и слушателем.

Нельзя не отметить, что и наши газеты и журналы (в том числе и те, которые обязаны заниматься вопросами искусства) не уделяют внимания музыкально-популяризаторской работе.

Наши учебные заведения, воспитывающие музыковедов в отрыве от многих жизненных запросов, менее всего готовят их к лекционно-популяризаторской деятельности. В марте прошлого года на страницах нашей прессы прозвучали горестные признания студентов-музыковедов Московской консерватории в том, что лишь очень немногие из них могут прочитать толковую лекцию на заводе, в воинской части, в школе.

Неудивительно, что попытки заинтересованных организаций привлечь молодых лекторов пока не увенчались успехом. Многие наши квалифицированные музыковеды, занимающиеся капитальными исследованиями, упорно не хотят выйти из стен своего кабинета и отказываются от чтения публичных лекций даже на темы, имеющие прямое отношение к этим многолетним исследованиям. Обычно отказ мотивируется отсутствием навыков в публичных выступлениях. Конечно, это немаловажное обстоятельство.

Достоинство лекции безусловно определяется прежде всего ее содержанием. Но публичное выступление имеет и свои особенности, оно действительно требует известных навыков. Нужна не книжная, а устная, живая, разговорная речь, «общительные интонации». Сила убедительности, образный язык, голосовые данные, отчетливая дикция, живость изложения, — все это нужно для полного «овладения» аудиторией.

Громадное значение имеет также умение четко и популярно излагать свои мысли. Вспоминается ответ одного знатного стахановца, который на вопрос: понятна ли ему симфоническая музыка, передаваемая по радио с пояснениями, ответил: «Симфоническую музыку послушаешь раз-другой и начинаешь ее понимать, а вот в пояснениях разобраться не так просто».

Бесспорно, иногда лектору приходится трудно: Что может быть, например, труднее для лектора, как неоднородная по культурному уровню аудитория? Как построить лекцию, чтобы не показаться одним слушателям слишком популярным, а другим непонятным?

Иногда и однородная аудитория бывает в своем роде «трудной». Около года тому назад автору этих строк пришлось выступать в одном из ремесленных училищ Барнаула. В перерыве между занятиями собрали мальчиков. Шум был очень большой. Директор училища никак не мог успокоить ребят. Оставив все тщетные попытки, он буквально прокричал: «Слушайте лекцию!», и спокойно отдал лектора на «растерзание» неунимавшихся ребят. Шум от «страшного» слова «лекция» еще более усилился. Спасло... пианино. Играю «Дороги» Новикова. В зале воцаряется тишина. Обращаюсь к притихшей аудитории: «Прошу тех, кто угадал песню, молча поднять руки». Мгновенно взлетает множество пук. Такой же «опыт» проделываю с песнями Соловьева-Седого и Блантера. Громко обращаюсь к директору училища: «Зачем вы меня пригласили? — Они все знают!» Взрыв смеха, довольные лица. Контакт установлен, лекция проходит в абсолютной тишине. Спасло «начало» лекции.

Вот иногда и обдумываешь такую, казалось бы, маловажную деталь, как начало лекции. Помню, как перед самым своим докладом один весьма известный и опытный оратор, музыкальный критик, в волнении расхаживая по комнате, сказал: «Все ясно — а вот начала до сих пор не придумал!» Когда я заметил ему, что аудитория очень квалифицированная и вряд ли это может иметь существенное значение, он ответил: «Не говорите! Лиха беда — начало».

Разумеется, нужны известные навыки. Но вся беда в том, что некоторые музыковеды не хотят их приобретать. А ведь «поэтами рождаются, а ораторами делаются». Все трудности приобретения этих навыков искупаются огромным моральным удовлетворением, которое дает непосредственное общение с живой аудиторией. Какие волнующие и незабываемые встречи!

Лето 1940 года. С группой артистов едем на Дальний Восток проводить концерты, посвяшенные 100-летию со дня рождения Чайковского. Прибы-

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет