Выпуск № 6 (111) | 1947 - страница 29

особую культуру»¹, не понимая того, что «только точным знанием культуры, созданной всем развитием человечества, только переработкой ее можно строить пролетарскую культуру»².

Об отношении Наркомпроса в целом к «новым методам» ОМО ясно говорит резолюция по докладу представителя Музыкального отдела на Внешкольном съезде в мае 1919 года. Эта резолюция настолько характерна для того времени, что ее стоит привести полностью: «Музыке должно быть отведено значительное место в работе внешкольных учреждений. Музыка должна входить в программы внешкольных учреждений как предмет общего образования. Работы по музыке должны идти в двух направлениях, — собственного творчества и исполнения музыки, главным образом коллективного, и слушания музыки. Руководители занятий должнй быть не только музыкально образованы, но и осведомлены в методах внешкольной работы, чтобы дать народу музыку не в виде схоластической дисциплины или технического уменья, а в виде непосредственного ощущения, простого отражения человеческого чувства.

Для правильной постановки дела внешкольного образования необходимы:

1) Подготовка персонала, могущего проводить на местах работу по внешкольному музыкальному образованию.

2) Издание руководств и пособий, в первую очередь, сборников народных песен и учебника музыкальной грамоты, в основу которого было бы положено представление о музыке, как о живой речи.

3) Организация сети народных музыкальных школ общего музыкального образования и художественных концертов.

4) Правильное финансирование мест в деле общего музыкального образования».

Но самый важный вопрос заключался, разумеется, в том, как принимали эти «новые методы» сами слушатели — рабочие в музыкальных кружках, в концертах и беседах о музыке.

Анкет подотдел ОМО не проводил. Но беседы со слушателями велись частые и откровенные, — и на занятиях хора, и на «слушании музыки», и после концертов и лекций о музыке. В этих беседах подтверждалось самое главное и ценное для ОМО: у слушателей возникало желание вникнуть в содержание музыки, услышать и почувствовать все произведение «от первого звука до последнего, от самого яркого голоса до самого незаметного».

«Я раньше не так слушал музыку, — говорил один из слушателей, — раньше я начинал слушать только тогда, когда появлялась мелодия, потом опять не слушал, и снова начинал слушать, когда повторялась эта мелодия». Уже приводились слова, сказанные другим слушателем: «музыка — живая жизнь».

Но именно это желание понять содержание музыки вызывало и особенно сильное желание услышать в ней то, что глубже всего заполняло мысли. Задавался вопрос: «Как отразилась в музыке революция?» — А этого мы не могли рассказать такими же ярко образными словами, какими рассказывали о «Яриле-солнце» в «Снегурочке» или о «Прекрасной пустыне» в «Китеже».

На периферии инструктора по внешкольному образованию хорошо принимали листовки и брошюры ОМО. Приезжавшие в Москву на созываемые Наркомпросом съезды и курсы рассказывали, что этих брошюр и листовок ждали на местах с нетерпением, специально приезжали в ближайшие центры, чтобы их скорее получить. В резолюцию Съезда организаторов музыкально-просветительных учреждений в 1919 году внесены пункты о том, что «надо создать народным массам своих собственных инструкторов, проводящих в жизнь новые методы и новую оценку искусства музыки». Предлагалось «организовывать музыкальные артели по примеру работающей в Наркомпросе Первой музыкальной артели» и даже «объединить артели во Всероссийский союз артелей».

Съезды и краткосрочные курсы, — двухмесячные, шестинедельные, десятидневные и даже трехдневные проводились подотделом ОМО ежегодно и даже иногда по два раза в год. На них читалась методика ведения хоровых кружков, музыкальной грамоты, слушания музыки, курсы по организационным вопросам — устройства концертов, организации народных музыкальных школ и т. д. Заслушивались отчеты с мест. Курсанты знакомились с московскими музыкально-просветительными учреждениями, музыкальными рабочими кружками, народными музыкальными школами, студиями Пролеткульта, посещали концерты и оперные театры. Во время одного из таких съездов-курсов по просьбе подотдела ОМО Большой театр специально для курсантов, — группы из нескольких десятков человек, — заменил уже назначенный другой спектакль оперой «Садко», так как о ней говорилось в методической беседе на курсах.

Но, разумеется, для дела подготовки нужных республике кадров по массовому музыкальному просвещению такие краткосрочные курсы могли быть только паллиативом; подготовить достаточное количество музыкантов-внешкольников и дать им достаточную квалификацию эти курсы не могли. В 1920 году мы решили обратиться к бывшему тогда ректором Московской консерватории М. М. Ипполитову-Иванову с предложением открыть в консерватории

_________

¹ В. Ленин. О пролетарской культуре. Сочинения, т. XXV, стр. 410.

² В. Ленин. Речь на III Всероссийском съезде РКСМ. Сочинения, т. XXV, стр. 387.

факультативные курсы «Сознательного восприятия музыки» и «Методики слушания музыки». Названия курсов опять же были очень своеобразны и необычны, особенно для консерватории того времени, старательно сохранявшей все академические традиции прошлого. Но «факультативные» курсы ни к чему не обязывали, и их было разрешено открыть.

Эти курсы не осуществились только оттого, что с начала 1921 года в консерватории было введено более радикальное новшество. По инициативе профессора консерватории Г. П. Прокофьева в консерватории был открыт Педагогический отдел (позднее факультет), и в его учебный план был включен ряд порученных мне предметов для подготовки педагогов и инструкторов по общему музыкальному образованию. Но история Педфака относится уже к более позднему периоду.

В то же время в Музыкальном отделе резко усилились нападки на ОМО со стороны некоторых руководящих работников МУЗО, не признававших иных форм работы по музыкальному образованию, кроме профессиональной учебы. Каждое начинание приходилось с усилием отстаивать, при обсуждении каждого вопроса давалось понять, что подотдел ОМО — лишний в системе Музыкального отдела. А. Лурье по-прежнему на словах как будто сочувствовал подотделу, на деле же не оказывал ему никакой поддержки. Сочувственное отношение наркома Луначарского не могло распространяться на разрешение оперативных, будничных вопросов. Не видя возможности продолжать работу в нужных масштабах, Артель решила уйти из Музыкального отдела. Ушли все работники подотдела ОМО. Большая часть вскоре перешла на работу в созданный при общей реорганизации Наркомпроса Главсоцвос, в Музыкальную подсекцию его Художественной секции, и несколько лет еще продолжала работу по ОМО в плане работы со школьниками.

Деятельность подотдела Общего музыкального образования после нашего ухода сильно сократилась, ряд его функций перешел в другие подотделы МУЗО и в Главполитпросвет. Это было, разумеется, естественным развитием событий. Работа ОМО рано или поздно должна была дифференцироваться. Не могло надолго сохраниться существование такого маленького «государства в государстве», каким был подотдел ОМО, с его небольшой группой энтузиастов музыкального просвещения, в общей системе Музыкального отдела. Тезисы ОМО, в основу которых была положена аполитичная борьба за «развитие и углубление человеческих чувств» вообще, конечно, не могли стать тезисами всей политики Наркомпроса по массовому музыкальному просвещению. Иное было бы, если бы в основу «новых методов» было положено развитие и углубление чувства советского человека, в октябре 1917 года добившегося глубокого перелома всей жизни и в те годы, в огне гражданской войны, отстаивавшего свои достижения.

Но все-таки многие из идей, проводившихся подотделом ОМО, — так же как раньше Московской Народной консерваторией, — глубоко внедрились в сознание передовых работников по музыкальному просвещению. Прежде всего, конечно, — в сознание нового студенчества консерватории, особенно тех, кто в эти годы сам работал инструктором по музыкальному просвещению и вместе с подотделом ОМО пытался организовать музыкальную жизнь народных масс.

Многим руководителям современных музыкальных кружков кажется, вероятно, извека существующим, — на самом же деле впервые введенный Народной консерваторией и впоследствии широко развернутый подотделом ОМО, — метод обучения музыкальной грамоте не в виде абстрактной теоретической дисциплины, а на основе собственного живого опыта, хорового пения. Вполне естественным кажется теперь то, что тоже в свое время было новшеством, — введение народной песни во все виды музыкальных занятий. Никто сейчас и представить себе не может, что можно было бы возражать против распространения общего музыкального образования среди широких народных масс, что будто бы музыкальные произведения — «особы царской крови», которых нельзя спрашивать. Есть, правда, и теперь музыканты и организаторы работы по музыкальному просвещению, которые с презрением относятся к возможности занятий по «слушанию музыки», видя в них непременно «вульгаризацию» музыки, — надо думать, потому, что не могут представить себе бесед о музыке без ее вульгаризации. Но и они не станут, разумеется, возражать против пояснения музыки перед концертами.

Но, конечно, нет сейчас советского музыканта, для которого «новые методы» ОМО не стали уже во многом пройденным прошлым, который не ощущал бы всем своим существом, что художники, «глашатаи искусства для народа», должны «воспитывать народ и вооружать его идейно», «должны помочь народу, государству, партии воспитать нашу молодежь бодрой, верящей в свои силы, не боящейся никаких трудностей...»¹.

_________

¹ А. А. Жданов. Доклад о журналах «Звезда» и «Ленинград».

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание