Выпуск № 6 (111) | 1947 - страница 22

ном искусстве я меньше сочувствую акценту на сценической игре. И пусть меня не осудят поклонники великого нашего певца, если я признаюсь, что оттенок мелодраматичности у Шаляпина в роли Бориса несколько охлаждал. Зато в «Псковитянке» Грозный — Шаляпин потрясал! Собинов, как и Нежданова, — носители именно музыкально-сценического, а не сценическо-музыкального искусства. И я понимаю, почему на «Лоэнгрине» (я имел счастье присутствовать на этом спектакле) Артур Никиш пролил слезу из-за ансамбля — Нежданова и Собинов. Высокий артистизм, предельное чувство художественной меры, такта — таков был Собинов, помимо, конечно, пленительных качеств его голоса и совершенной техники.

К моим впечатлениям от Большого театра следует добавить впечатления от частной — Солодовниковской оперы (где ныне — филиал Большого театра), особенно в тех спектаклях, где участвовала Н. И. Забела-Врубель. Я видел ее в «Снегурочке» и понимаю, почему для Римского-Корсакова она была лучшая исполнительница этой партии. Среди московских оперных дирижеров на меня глядит из-за своего пульта Михаил Михайлович Ипполитов-Иванов, уверенный, спокойный, благожелательный. Помню его в «Орлеанской деве», с замечательной московской певицей, любимицей московской молодежи Цветковой в главной роли; к этой опере Чайковского мы вернулись снова в советское время.

Перехожу к концертам. Здесь у меня наиболее яркое впечатление: Рахманинов, в Колонном зале нынешнего Дома союзов, за дирижерским пультом, а за роялем — Скрябин, исполняющий свой фортепианный концерт. Рахманинов, будто забывши про оркестр, которым он управлял, впился взором в клавиатуру, в пальцы Скрябина, — с их несравнимой беглостью, неисчерпаемым богатством нюансов, с их, будто у кошечки, мягкими и меткими прыжками.

Скрябин был кумиром молодежи, и каждую новую серенькую тетрадку его фортепианных сочинений, в издании М. П. Беляева мы ждали как откровения. Вместе с тем, философская премудрость мало радовала. Будучи введен в дом к Скрябину, в одном из арбатских переулков, я попытался даже спорить с обаятельным, радушным хозяином на философские темы, но натолкнулся на вежливо-уклончивый ответ.

Вот — Малый зал Консерватории. Здесь среди наиболее сильных впечатлений у меня — М. А. Оленина-д’Альгейм. Ее исполнение Мусоргского — «Песен и плясок смерти» потрясало до предела. Певица жила в том, что исполняла, а исполняла она такой избранный репертуар, в таком проникновенном стиле... С волнением перелистываю издававшиеся ею выпуски — «Дом песни» (1910−1911 гг.), с эпиграфом из Мусоргского: «К новым берегам!».

Если обратиться попутно к иностранным гастролерам, вспоминаю в Малом зале Пабло Казальса, в произведениях Баха для виолончели соло. Казальс нам раскрыл новый мир в музыке, я бы сказал — философскую сторону музыкального искусства. И его лицо, такое строгое, замкнутое, с опущенными веками, для меня незабвенно. Рад узнать, что наш великий — 70-летний уже — современник живет сейчас на юге Франции.

И, наконец, я в Большом зале Московской консерватории. Это, конечно, была моя музыкальная святыня. Затрудняюсь сказать, типична ли была моя музыкальная молодая позиция, но в те годы я был твердо уверен, что «чистая» симфоническая музыка есть альфа и омега музыкального искусства. Концерты в консерватории происходили по субботам, когда был свободен оркестр Большого театра. И, конечно, эти концерты с таким великолепным оркестром, с таким превосходным дирижером, как В. И. Сафонов, провели в моей душе наиболее глубокую борозду. Я до сих пор с теплым чувством поглядываю наверх, на галерку, где мы, молодежь, простаивали, учась слушать серьезную музыку. Бесспорно, эти сафоновские симфонические концерты имели громадное воспитательное значение для московской молодежи.

Скажу несколько слов о культуре народной песни в дореволюционной Москве. Прежде всего, шла внешне недостаточно приметная, но важная работа у Митрофана Ефимовича Пятницкого, основателя хора его имени. Эта была совершенно бескорыстная работа, равно как и работа Музыкально-этнографической комиссии Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете, описанная В. В. Пасхаловым в его статье «М. Е. Пятницкий и история возникновения его хора»¹.

В содружестве Пятницкого и музыкально-фольклорной науки, бесспорно, один из ценных штрихов московской музыкальной культуры того времени. Вообще, этой комиссии, с ее монументальными «Трудами» (I−IV, 1906−1913; был готов и V том, но тираж сгорел вместе с типографией; сохранилось буквально несколько экземпляров этого ценного тома с записями и комментариями грузинских песен проф. Д. И. Аракишвили), с ее до сих пор полезными «Школьными сборниками русских народных песен», — принадлежит одно из почтеннейших мест в росте русской музыкальной фольклористики. Том IV «Трудов» украшен именем С. И. Танеева, с его «Восемью малорусскими песнями», из собрания Н. Я. Янчука.

Концерты Пятницкого в те годы назывались «Крестьянскими концертами». Первый

_________

¹См. «Советскую музыку», второй сборник статей, 1944.

концерт, с участием крестьян — певцов и певиц Воронежской губернии, состоялся 17 февраля 1911 года. К сожалению, я не присутствовал на этом, поистине историческом, концерте. С Пятницким я был знаком; он был моим воронежским земляком. Помню его милое, задушевное лицо, с характерной «эспаньолкой» того времени. Жил Пятницкий на Девичьем поле: «крестьянские концерты» его никак не кормили; кормила должность счетовода при университетской клинике! Эти чудесные пионеры в пропаганде народной песни были в Москве того времени если не в полной тени, то, конечно, не на общественной авансцене. Различие в роли дела Пятницкого до революции и после революции с особенной ясностью вскрывает, чего не было ранее. Теперь это — государственный художественный коллектив, хор имени Пятницкого; раньше — это был лишь результат энтузиазма самого Пятницкого и скудной помощи благотворителей. В благотворительном порядке выпущено и описание «Концертов Пятницкого с крестьянами» (1913). У меня есть экземпляр с надписью, сделанной рукою Митрофана Ефимовича: «Русская песня — душа народа, будем любить русскую песню»...

Но вот прозвучала в Москве открыто, на улицах и площадях, иная песня, — рабочая, революционная. Всеобщая политическая стачка вырвала у царского правительства манифест 17 октября 1905 года о гражданских свободах и новой законодательной думе. Но реакция не сдавалась. 18 октября на Немецкой улице (ныне — улица Баумана) был убит только что вышедший из тюрьмы член Московского комитета партии большевиков Николай Бауман. Его похороны вылились в неслыханную по мощности демонстрацию, в акт всенародной печали. Звучал похоронный марш «Вы жертвою Пали», а прокламация Московского комитета говорила о том, что надо «взяться за оружие для решительного удара». Отчетливо сохранились в памяти октябрьские дни 1905 года, с их особым настроением и колоритом. Москва — во мраке, нет электричества. Но в окнах Московского университета горит свет. Идут митинги. Этот контраст — между уличным мраком и лучами света, идущими из старейшего очага русского просвещения, для меня незабываем. Москва была на историческом повороте. Декабрьское вооруженное восстание. Февральская революция... Штурм Кремля, к рассвету 3 ноября 1917 года, завершил победу московского пролетариата.

Современная московская музыкальная школа в своих лучших творческих проявлениях стремится передать пафос, глубину и широту нашей советской эпохи, ее темы, ее ритмы, ее краски. Эта школа вырастает на почве, возделанной творческими усилиями многих поколений московских мастеров, начиная от тех, чье лишь скромное имя мы знаем, и кончая теми, кто и ныне еще не утратил действенной роли у советской музыкальной аудитории.

Новая советская музыкальная культура сложилась в сердце того города, вокруг которого не только построилось новое русское государство, но и объединился русский народ, его великорусская ветвь, с ее трезвым, деловитым умом, с дисциплинированной волей, с потребностью в искусстве поэтичном, сдержанном, — не крикливом, не суетливом. Признать это — значит отдать дань Москве, где строилась многовековая русская культура, где закалялся наш характер для многих и многих исторических испытаний, где крепла непоколебимая вера в силы «сердца» страны, в силы Москвы!

_________

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание