писал: «О певцах, гастролировавших в этом году в роли Радамеса, можно образно сказать, что голос Петраускаса — сладок, голос Питталуга — тверд, как сталь, голос Витинга — железный; первое впечатление от Озерова, что его голос — тепел. Мягкая, бархатистая, вибрирующая теплота льется из этого большого одухотворенного голоса...».

Н. Н. Озеров не только выдающийся певец, один из достойных представителей русской школы пения, носитель славных традиций корифеев русской оперы. Не менее значительным было его участие в нашей музыкальной жизни и после того, как тяжелая болезнь и операция принудили его выйти из состава ведущих солистов Большого театра. Недаром Н. Н. всегда был мыслящим певцом, глубоко вникающим в вопросы вокально-сценического искусства, передовым в своих взглядах и убеждениях. Как выдающийся специалист, Н. Н. Озеров состоит с 1940 года зам. председателя экспертной комиссии по вопросам музыкального искусства (ныне — при Министерстве высшего образования СССР). На последнем съезде Всероссийского Театрального Общества Н. Н. Озеров избран членом президиума ВТО. Решением президиума он назначен председателем Вокальной комиссии.

Громадную высоко-патриотическую работу вел Н. Н. во время Великой Отечественной войны в качестве председателя Военно-шефской комиссии Большого театра. Свыше 5 500 шефских концертов, 85 шефских спектаклей провели артисты Большого театра, в том числе более 2 250 концертов непосредственно на фронте. Активный общественник, талантливый организатор, Н. Н. Озеров на протяжении многих лет является постоянным представителем творческих работников Большого театра на съездах, конференциях и различного рода совещаниях.

Перед нашим вокально-сценическим искусством история поставила огромные задачи. На его работниках лежит большая ответственность. Я уверен, что эти задачи будут уже в ближайшее время успешно решены. Не сомневаюсь, что богатый личный опыт и неукротимая кипучая деятельность Н. Н. Озерова составят яркий вклад в нашу общую большую работу.

Александр Пирогов

Н. Н. Озеров в роли Германа
Постановка 1927 года, в Москве

Опера Гречанинова — „Добрыня Никитич“¹

Какую цель преследовало исполнение этой малоизвестной и основательно забытой оперы, с заменой симфонического инструментария народным? Как истолковывать и расценивать его? — Легко угадать цель устроителей: поднять значимость оркестра народных инструментов, расширить, стимулировать его исполнительские ресурсы выполнением большой, ответственной задачи.

Цель хорошая и задача полезная.

Почему выбор пал именно на эту оперу, минуя многие другие заманчивые оперные сюжеты?

Думается, нахожу ответ и на этот вопрос. Совершенно очевидно, — требовался старинно-русский, сказочно-былинный сюжет, оправдывающий применение гуслей, жалеек, рожков, балалаек. Правда, таких опер в нашем оперном наследии не мало, есть оперы и со специально гусельными эпизодами: «Руслан», «Садко». Но «поднять» эти оперы силами народного инструментария — задача непомерно сложная и даже дерзкая. Насколько доступнее, безобиднее

_________

¹ В исполнении Государственного оркестра народных инструментов им. Н. Осипова и Ансамбля советской оперы ВТО (Концертный зал им. П. И. Чайковского, 30 мая 1947 г.).

исполнение «Добрыни», с его лаконизмом и технической простотой.

Так понимаю я выбор данной оперы руководством оркестра. Но «понимаю» — не значит «соглашаюсь». Об этом разногласии — в конце заметки.

Что представляет собой «Добрыня» в музыкально-творческом плане? Это поздний отзвук раннего Глинки — периода «Ивана Сусанина», с заметной модернизацией гармонической и инструментальной палитры, но без его песенного богатства. Народный колорит оперы — сентиментально-упрощенный, условный. Это — народность «Князя Серебряного» А. К. Толстого, но не «Купца Калашникова» Лермонтова или пушкинских сказок. Крупные достоинства оперы — в высоком мастерстве вокального и инструментального письма, в максимальной практичности вокальной фактуры сольных партий, ансамблей и хора. Эти достоинства частично компенсируют стилистическую бедность оперы. Яркий пример этому — широко бытующая песенка Алёши Поповича: «Расцветали в поле цветики».

В сюжетной основе оперы много общего с «Кащеем» Римского-Корсакова. То же противопоставление богатырской доблести темному царству, злой силе, та же пленённая царевна, освобождаемая витязем, те же колдовские чары прекрасной волшебницы, побеждаемые доблестью героя, тот же радостно светлый финал. Но насколько глубже сюжетно-драматургическая канва «Кащея», насколько богаче интонационный план, роскошнее оркестровая палитра! А ведь обе оперы создавались почти одновременно¹.

Не могу дать развернутой характеристики новой инструментовки оперы на народный состав, сделанной А. Я. Александровым; для этого потребовалось бы подробное сличение ее с партитурой А. Т. Гречанинова. Ограничусь слуховыми впечатлениями. Наличие мощного струннощипкового состава само по себе давало необходимую основу компактного звучания, а большое техническое мастерство исполнителей порою создавало иллюзию смычковой звучности. Ограниченность деревянно-духовой группы высокого регистра удовлетворительно возмещалась баянами и гармониками, в p и рр, но этого было недостаточно в моментах динамического подъема. Удивляет малое использование рожков. А ведь по своим тембровым и регистровым свойствам они должны бы выполнять амплуа и фаготов и валторн, а в случае нужды — и тромбонов. Художественно оправданы были расширенный состав и активность ударной группы. Она была использована и для колористических эффектов, и для динамической мощности (колоритный эпизод ксилофона, удачное применение колокольной звучности в финальной кульминации).

Вершиной тембральных ресурсов оркестра являются гусли. Чарующее впечатление создавала их фантастическая серебристая звучность, особенно в прекрасно исполненном дуэте двух гуслей, щипковых и глиссирующих.

Подытоживая изложенное, скажу: звучность оркестра достаточно целесообразна в сопровождении плавных песенных моментов — сольных, ансамблевых и хоровых. Много колористически удачного в оркестровом отображении завораживающих чар Марины. Наряду с этим есть тембрально-динамические пробелы в стихийно-бурных эпизодах (например, в полетах Змея Горыныча). В дальнейшем желательно расширение и активизация деревянно-духовой группы оркестра.

Исполнение оперы, хорошо слаженное и, видимо, тщательно подготовленное, выпукло передавало музыкальное содержание оперы и в вокальной, и в инструментальной его части. Вокальное исполнение, помимо интонационной чистоты и необходимой экспрессии, отличалось редкой дикционной четкостью. Особенно яркий музыкально-сценический образ был создан исполнительницей партии Марины — солисткой ГАБТ СССР А. Н. Турчиной. Вокальными достоинствами выделялась также исполнительница роли Мамелфы, лауреат Сталинской премии Е. И. Антонова.

На большой высоте было хоровое исполнение (хормейстер С. Попов). В музыке оперы хору отведено большое место как в его отдельных группах, мужской и женской, так и в смешанном составе. Интонационная и гармоническая ясность, выпуклая нюансировка отличали хоровое исполнение и в протяжно-песенных моментах, и в «игровых» эпизодах бытового содержания. Особенно же впечатляющим было хоровое исполнение в его торжественных tutti, где мощность звучания обогащалась уравновешенностью голосовых партий и выпуклой нюансировкой (те же достоинства хора мы ощущали и ранее, в исполнении танеевской «Орестейи»).

Исполнение литературных «интерлюдий» Н. Резниковой, помимо подлинно артистического обаяния и безупречного вкуса, обратило внимание высокоразвитым чувством эстрадного такта и ансамбля.

Центральная, «подытоживающая» роль в исполнении, естественно, принадлежала дирижеру — В. С. Смирнову. Она была выполнена им вполне хорошо. Со спокойной уверенностью управлял он мощным звуковым аппаратом оперы. Его музыкальная трактовка проста и естественна. Его дирижерский жест пластически ясен, без суетливости, без позы.

_________

¹ Опера Гречанинова закончена в 1901 году, Римского-Корсакова — в 1902.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Александр Пирогов

Н. Н. Озеров в роли Германа Постановка 1927 года, в Москве

Опера Гречанинова — „Добрыня Никитич“1

Содержание

Н. Н. Озеров в роли Германа
Постановка 1927 года, в Москве

Опера Гречанинова — „Добрыня Никитич“¹