должны быть подвергнуты такие труды, как «Очерки по истории теоретического музыкознания» Л. Мазеля и И. Рыжкина, «Учение о гармонии» Ю. Тюлина, «Полифонический анализ» С. Скребкова, «Учебник гармонии» (И. Дубовского, С. Евсеева, В. Соколова и И. Способина), и ряд других работ.
Преодоление глубоко-порочных влияний идеалистической по своим философским посылкам западноевропейской музыкально-теоретической мысли XIX и XX веков тесно связано с развитием жизненных, прогрессивных традиций русской мысли о музыке, идущих от Одоевского, Серова, Стасова и обогащенных в новых советских условиях Б. В. Асафьевым.
В неменьшей мере требует приведения в порядок запущенное философско-методологическое хозяйство историков музыки. Постыдное для историка забвение того краеугольного положения, что историю нельзя ни улучшить, ни ухудшить, подмена критического освоения классики некритическим восхвалением, в корне чуждое диалектическим представлениям изображение истории музыки как плавного процесса развития, без острой борьбы прогрессивного и отживающего, без столкновения враждебных творческих направлений, дают себя знать во многих работах и особенно в лекционной и популяризаторской практике (в частности, на радио и в филармониях); здесь марксистский метод, по причине методологической беспомощности лекторов и популяризаторов, по их неумению совместить активную критическую оценку с раскрытием идейно-эстетической ценности, фактически сплошь и рядом остается без применения. Характеристика идейной направленности подменяется в этих случаях употреблением в неумеренной дозе ярлычков «народность» и «реализм», без разбора и смысла прикрепляемых к любому композитору прошлого.
Недопустимое приукрашивание композиторов-классиков, стремление «причесать» их художественные произведения «под современность» сказываются и в области музыкальной практики. Отпор антиисторическим тенденциям в постановке «Бориса Годунова» на сцене Большого театра СССР дала не так давно в редакционной статье газета «Правда». Не могут не вызвать недоумения и некоторые эпизоды в фильме Л. Арнштама «Глинка», где образ великого русского композитора стилизован чуть ли не под демократа-шестидесятника. Столь же неправильно со стороны многих авторов работ о Рахманинове, появившихся за последние годы, затушевывать тот факт, что Рахманинов, при всей любви к родине и органической связи с русским дореволюционным искусством, не смог понять величайшего исторического значения Октябрьской революции и стал эмигрантом. Наконец, в области музыкальной педагогики, как и в области исполнительского искусства, еще не изжита тенденция поверхностного «осовременивания» великих музыкальных произведений прошлого, тенденция, в корне противоположная подлинному бережному раскрытию наиболее ценного и жизненного в их содержании.
Но и в работах исследовательского типа, в капитальных трудах наших историков музыки мы подчас встречаем резкие черты антиисторизма. Иногда они проявляются в устрашающем, почти автоматическом нагромождении плохо распланированного и еще хуже осмысленного фактического материала. Еще чаще — в чисто внешнем сочетании обстоятельного изложения фактов из истории музыки с маловразумительными, торопливыми характеристиками общественно-политических или экономических условий. Вместо раскрытия глубокой внутренней связи музыкального творчества с идейной жизнью и классовой борьбой
встречаются мало что разъясняющие ссылки на изменение форм бытования музыкальной культуры, имеющие в лучшем случае третьестепенное значение. Остро дает себя знать недостаток больших концепций, обобщающих музыкально-исторический процесс, или замена таких концепций абстрактно-механическими схемами, далекими от реальной истории музыкальной культуры. Единственным трудом, в котором автору удалось в некоторой степени приблизиться к разрешению этой проблемы, является «История музыкальной культуры» проф. Р. Грубера. Но и этот труд не свободен от ряда ошибок, вскрытых на критической дискуссии, прошедшей в январе — феврале 1947 года в Союзе советских композиторов в Москве1.
Одно из явлений, распространенных в работах на исторические темы, — неумеренное «воскурение фимиама» перед композиторами модернистского лагеря. Отдельные моменты в развитии творчества таких титанов, как Мусоргский и Бородин, и притом как раз моменты, свидетельствующие о глубоких противоречиях творчества, подчас именуются, видимо, в порядке высшей похвалы, «предвосхищением» импрессионистских достижений и откровений Дебюсси или Равеля. При характеристике таких сложных явлений, как творчество Скрябина или Рахманинова, нередко остается нераскрытым самое главное: что же является ценным и прогрессивным в их искусстве и что отражает чуждую нам идейную и художественную направленность.
Крупные недостатки нашей музыкальной науки, о которых идет речь, не являются чем-то изолированным. В своем выступлении 24 июня 1947 года на дискуссии по книге Г. Ф. Александрова «История западноевропейской философии» товарищ А. А. Жданов подверг резкой критике серьезное отставание на нашем теоретическом фронте. Он указал, что в работе философских работников «не чувствуется ни боевого духа, ни большевистских темпов», что они «видимо... не замечают фактов беспринципности и безыдейности в философской работе, фактов пренебрежения современной тематикой, фактов раболепия, низкопоклонства перед буржуазной философией».
Товарищ Жданов призвал работников теоретического фронта осуществить решительный поворот, призвал их «смелее двигать вперед теорию советского общества, теорию советского государства, теорию современного естествознания, этику и эстетику». «С небольшевистской трусостью,— сказал товарищ Жданов, — надо кончать. Допустить застой в развитии теории — это значит засушить нашу философию, лишить ее самой ценной черты — ее способности к развитию, превратить ее в мертвую сухую догму».
Источник жизненности и развития нашей теории — ее нерасторжимая связь с нашей практикой. Смелая постановка и разработка музыкально-эстетических проблем насущно необходимы прежде всего для нашей повседневной музыкальной работы.
Разработка четких эстетических понятий и критериев, развитие и обогащение марксистско-ленинского метода познания музыкальных явлений и закономерностей вооружают армию советских музыкантов в борьбе против чуждых и враждебных нам влияний, проникающих в наше музыкальное творчество. В свете наших высоких идейно-эстетических идеалов особенно недопустимыми предстают рецидивы формализма, дающие себя иногда чувствовать в отдельных симфонических и
_________
1 О результатах обсуждения труда профессора Р. И. Грубера см. статью А. И. Шавердяна в настоящем номере журнала «Советская музыка». — Ред.
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Смелее двигать вперед советскую музыкальную эстетику 3
- Москва — центр советской музыкальной культуры 11
- Кантата «Москва» В. Шебалина 18
- Симфоническое творчество Н. Пейко 25
- Николай Будашкин и русский народный оркестр 33
- Из музыкального прошлого Москвы 37
- Некоторые вопросы музыкального стиля С. И. Танеева 46
- Русская полифония и Танеев 57
- Письма Эдварда Грига к Чайковскому 64
- Пьер Дегейтер, автор музыки «Интернационала» 66
- Проблемы советской музыкально-исторической науки 69
- О некоторых проблемах вокального воспитания 75
- Даниил Шафран 80
- Н. Н. Озеров 82
- Опера Гречанинова — «Добрыня Никитич» 83
- Выступление Государственного украинского народного хора в Москве 85
- Концерт М. Соколова 88
- Новые произведения советских композиторов для духового оркестра 89
- Два конкурса 90
- Школа имени В. В. Стасова 91
- У композиторов Белоруссии 93
- Киевский музыкальный сезон 1946/1947 года 100
- Музыка в Узбекистане в 1947 году 103
- Письмо из Саратова 106
- Музыкальная жизнь Одессы 108
- В. П. Гутор 109
- Польские народные песни 110
- Нотографические заметки 112
- Летопись советской музыкальной жизни 115