Выпуск № 4 (109) | 1947 - страница 48

тончайшие динамические нарастания и спады. ПОВИСШАЯ СТРОКА

Характерным примером может служить проникновенная и глубоко трагичная интерпретация Софроницким первой части Сонаты Бетховена cis-moll, op. 27 № 2. Пианист ведет мелодическую линию динамически ровно, решительно отметая традиционное смягчение кадансовых углов с помощью diminuendo. В отдельных случаях он дает в этой части смену динамики «террасообразно». пластами, толчком (например, переход с 11-го к 10-му такту, считая такты с конца части). Пианист отказывается и от авторских «вилочек» в тактах 8–5 (с конца), пользуясь diminuendo лишь один раз, при переходе с предпоследнего cis-moll’ного аккорда к последнему.

Повторяю, мудрая расчетливость и экономия в использовании выразительных средств — характернейшая черта пианистического мастерства Софроницкого последних лет. Никакой расточительности. Но чем сдержаннее исполнение, тем действеннее каждый колористический или динамический штрих его искусства.

Простота сочетается у Софроницкого с монументальностью интерпретации. Монументальное в искусстве — синоним значительного, а не большого по размерам, и в этом смысле содержательная миниатюра может быть интерпретирована монументально. Впечатление монументальности прежде всего обусловливается очерченными уже сторонами искусства Софроницкого: отсутствием перегружающих деталей с целью сосредоточить внимание на самом важном; экономией средств, направленной на выявление основного и существенного; особенностями колорита и динамики, не допускающими никакой мути и неясности. Но монументальное проявляется в искусстве Софроницкого и в другом. Ритмический пульс его сейчас лишен нервозности — он стал устойчивым и стройным. Софроницкий играет почти ровно, почти не отклоняется от равномерной пульсации. Поэтому впечатляет малейшее нарушение ритмической поступи. В искусстве пианиста все явственнее проступают формообразующие принципы. Он видит интерпретируемое произведение насквозь и владеет тем мастерством органического сцепления кусков в целое с помощью объединяющей идеи, которое К. С. Станиславский называл «сквозным действием». Впечатление цельности достигается единством темпа, продуманным соотношением главного и побочного, рельефным, почти осязаемым, перспективным планом.

Звук художника стал материальным, плотным, компактным; акцентировка — определенной, порой даже резкой. Эта резкость звуковой акцентировки, воспринимаемая у артиста меньшего дарования как пианистический недостаток, — у Софроницкого становится впечатляющим средством огромной силы¹.

Акцентировка — важнейшее средство исполнительской выразительности у Софроницкого. Расстановкой акцентов пианист формует интонации, фразы и даже целые части произведения. Пианист любит напряженные синкопированные акценты, подчеркивание слабых долей, ударения на затактовых нотах — средства, усиливающие взволнованный пафос речи. Буйную трагическую стихию бетховенской «Аппассионаты» Софроницкому удается запечатлеть прежде всего благодаря особенностям его акцентировки.

Характерная акцентировка Софроницкого в огромном большинстве случаев способствует впечатляющему воздействию его интерпретации. Но не всегда. В тех случаях, когда эта акцентировка накладывается на плавную кантилену, она порой ломает гладко льющееся песенное начало. Примером может служить неубедительная интерпретация Софроницким начальной темы из b-moll’ной Сонаты Глазунова.

Впрочем, широкая напевность вообще не в природе искусства Софроницкого: пианист не столько поет, пленяя тембром и динамическими переливами своего голоса, сколько говорит, декламирует.

Софроницкий никогда не говорит всем известных вещей. У него есть своя точка зрения на интерпретируемое. При этом он проявляет исключительную смелость в оперировании музыкальным материалом, если это нужно для его художественной цели. Он оригинален, но не оригинальничает. Его индивидуальная точка зрения рождается в процессе проникновения в концепцию произведения. Домысливая эту концепцию, Софроницкий обретает себя, свое личное, и тем самым находит путь к творчески искренней передаче. Чужой образ перестает быть чуждым, и исполнитель получает возможность слить личное, индивидуально неповторимое с идеями, мыслями и чувствами, вытекающими из объективной сущности музыкального произведения.

Искусство Софроницкого — умное искусство. Но обдуманность, творчество с умом не сродни надуманности, творчеству от ума. Искусство пианиста умное, но не холодное: оно согрето большим чувством, хотя пианист и сдержан в проявлении своих переживаний.

В прошлом критика справедливо бросала В. Софроницкому упрек в том, что в его игре рассудочность порой подавляет эмоцию. Справедливо указывалось также и на то, что, слушая Софроницкого, порой каза-

_________

¹Вспоминается удачное сравнение в одной из рецензий о Софроницком: «Тяжеловесные акценты, как контрфорсы, держат на себе поднимающуюся ввысь конструкцию здания...». Из рецензии Д. Рабиновича, опубликованной в газете «Советское искусство» за 1940 год, от 24 мая.

лось, что присутствуешь в мастерской художника и становишься невольным свидетелем незавершенного процесса его внутренней работы над собой.

Лишь в последние годы Софроницкий достиг синтеза темперамента и мысли, добился того, что мысль, стягивающая и дисциплинирующая эмоциональное переживание, не подавляет непосредственного жизневосприятия. Быть может, именно благодаря органичности и силе его мысли, искусство его, кажущееся и по сей день недостаточно вдумчивому слушателю излишне рассудочным, сохранило свежесть и правдивость эмоционального тона. И это спасает художественные образы, вызванные к жизни фантазией пианиста, от опаснейшей болезни исполнительского искусства, когда созданное, сохраняя неизменным внешний облик, начинает сохнуть изнутри, подобно дереву, в котором загнивает сердцевина.

Мысли и чувства слушателей пианизм В. Софроницкого обогащает своеобразным способом. На последних концертах пианиста мне вспомнились в связи с этим слова Л. Н. Толстого: «Можно не нарушая иллюзии, не досказать многого — читатель или зритель сам доскажет, и иногда вследствие этого в нем еще усилится иллюзия, но сказать лишнее — все равно, что, толкнув, рассыпать составленную из кусков статую или вынуть лампу из волшебного фонаря...»¹.

Слушатель концерта, как и зритель театра или посетитель художественной выставки, тогда обогатит свой внутренний мир произведением искусства, когда воображение его, выведенное из состояния бездействия, выполнит часть творческой работы. Софроницкий понимает это. Поэтому часто не договаривает — лишь намекает, заставляя самих слушателей выполнить половину работы. Артист будит фантазию, указывает направление мысли и повелевает: «Додумайте сами!» И слушатели, им покоренные, становятся непосредственными участниками, а не только свидетелями творческого процесса.

Приведенные здесь мысли об искусстве В. В. Софроницкого я высказал одному музыканту. Он начал возражать мне: «Вы чрезвычайно высоко оцениваете пианизм Софроницкого, — говорил он. — Но не можете же вы не согласиться с тем, что искусство его значительно выиграло бы, если бы в нем было больше мягкости и закругленности, если бы звук был более певучим, акцентировка менее острой и резкой, колористическая гамма более широкой и разнообразной, динамика более утонченной, техника более яркой... Не спорьте: если к его искусству, убрав недостатки, прибавить кое-что от Гилельса и кое-что от Оборина, Софроницкий действительно стал бы превосходным художником».

История повторяется, и рассуждения моего собеседника напоминают высказывания одного из современников Дидро, которыми последний возмущался: «Ах, если бы Тициан рисовал и строил свои композиции, как Рафаэль! Ах, если бы Рафаэль так владел колоритом, как Тициан... Так умаляют достоинства двух великих людей». Есть ли нужда добавлять что-либо к сказанному? Пожалуй, только то, что, исполнись желание моего собеседника — Софроницкого как художественной индивидуальности не стало бы: он превратился бы в тех безликих пианистов-эклектиков, с именем которых не соединишь никакого определенного представления. Быть может, эти исполнители и доставляют нетребовательному слушателю мимолетное наслаждение, но двигают ли они вперед наше искусство?!

_________

¹Толстой Л. Н. О Шекспире и о драме (критический очерк) // Л. Н. Толстой. Собрание сочинений. Том XIX. С. 70. ИСПРАВИЛА ОШИБКИ В ЦИТАТЕ, НО ВЫХОДНЫЕ ДАННЫЕ ИЗДАНИЯ НЕ НАШЛА

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание