Выпуск № 4 (109) | 1947 - страница 37

и композитору. Максим Березовский возвращается в Россию, полный радужных надежд. Его ждет творческий труд, его ждет слава. Матильда на время остается в Италии.

Эпистолярная часть повести, раскрывающая простую и страшную своей правдивостью историю гибели музыканта, — резко отличается от нарядной романтики итальянских глав. Занимательная новелла постепенно перерастает в реалистическую повесть: прихоти сиятельных меценатов, глубоко равнодушных к судьбам русского искусства, интриги музыкантов-иностранцев, крепко державшихся за свои места при русском дворе, крах надежд Березовского и гибель его — эти страницы принадлежат к лучшим в повести. Благодаря эпистолярной форме, здесь отсутствуют пространные описания, столь характерные для литературного стиля Кукольника, слово предоставлено самим героям. Именно здесь раскрывается до конца образ Березовского — человека с честной, чистой и пылкой душой, не смогшего вынести неравной борьбы с косностью и равнодушием.

Письма композитора вначале полны радужных надежд, но встречи с товарищами по искусству цселяют в него тревогу и опасения. В придворном театре, в капелле полновластно царят иностранцы; русские музыканты, какими бы они талантами ни обладали, обречены на прозябание. Об итальянских триумфах Березовского никто здесь не знает н не хочет знать. Место заштатного певца в капелле — вот все, что ему предложили: «<...> Возвратившийся из чужих краев камер-певчий Максим Березовский сопричисляется к певческой Ее Величества капелле, с окладом по четыреста рублей в год. О чем объявляя, предписываю вам явиться в контору капеллы для получения дальнейших приказаний. Подписано итальянскими буквами: Sarti <...>»

Но среди отчаяния и безнадежности внезапно промелькнул радостный луч: музыканта благосклонно принял князь Пот`мкин и поручил ему организацию «Музыкальной академии» в Кременчeге. Березовский в восторге. Он пишет Матильде радостные письма, делясь с ней планами на будущее: «Я долго думал, откуда взять людей, и вспомнил, что теперь музыкальная ученость, кроме отца Мартини и его сподвижников, наилучше развита в Праге. Сверх того, как хочешь, а богемцы русским сродни, говорят схожим языком, по-русски выучатся скоро, полюбят Россию, как отчизну, с Кременчугом и в климате нет большой разницы... Друг мой, Матильда, если можно, бросай Вену и поезжай в Прагу, переговори с богемскими профессорами, согласи их на подвиг общий, славянский <...>»

Но Пот`мкин, увлекшись было проектом академии, быстро к нему охладел. И Березовский не только не может добиться средств для реализации своего плана, но даже и приема у князя. Ему остается только ждать и мучиться вынужденным бездействием, с каждым днем все больше убеждаясь, что ждать, в сущности, нечего и что все двери перед ним закрыты крепко и навсегда. Все мрачнее становятся письма Березовского, все чаще сознается он, что ищет утешения в вине. А в последних письмах — действительность и бред спутываются в его сознании:

«Кременчуг. Новый год. 1777. Его светлость поехал через Кременчуг двадцать минут назад. Я в парадном мундире, со звездою и шляпой с перьями провожал его по всему заведению, князь остался весьма доволен моею распорядительностью, но рассердился, зачем у меня на окне сидит черный кот. — «Это не кот, ваша светлость, это генерал-капельмейстер Сарти». — «А! Сарти! Очень хорошо!» И остался очень доволен, что черный кот был Сарти. Потом мы поцеловались с князем, я велел подать карету в мою комнату, и он уехал в это окно. Богемскими профессорами также очень доволен и расспрашивал, где же Матильда Березовская? Я совершенно смешался, не знал, что отвечать: сделай милость, уведоми, где Матильда, я обещал князю донести о том рапортом. И правду сказать, без хозяйки в этой огромной квартире ужасная скука, пустота такая, ничего не умеют ни подать, ни приготовить. Какой-то трактирный мальчишка вместо рому принес мне скверной французской водки. Не могу допить шестого стакана. Ужас, какой шум в Петербурге, все будто в барабаны стучат, кричат: князь уехал. Конечно, уехал вот в это окно... И я еду, но прежде запечатаю письмо <...>»

Получив письмо полубезумного музыканта, Матильда тотчас поехала в Петербург, но застала своего возлюбленного уже в гробу. Верная подруга несчастного музыканта не пережила его — их похоронили вместе.

Так кончается эта повесть, в которой романтический вымысел переплетается с жестокой правдой повествования о реальных людях и событиях. В ней ощущается живое сочувствие к судьбе невыдуманного героя, и потому ее и сейчас трудно читать равнодушно.

Для музыкантов она интересна не только тем, что воссоздает образ несправедливо забытого русского музыканта и атмосферу, в которой он жил, но также и тем, что она раскрывает малоизвестную сторону творческого облика Нестора Кукольника, в течение ряда лет ближайшим образом связанного с Глинкой.

Кукольник как литератор в наши дни почти совершенно забыт. Иногда вспоминают лишь его нашумевшую в свое время драму «Рука Всевышнего отечество спасла», отрицательный отзыв о которой в «Московском телеграфе» Н. Полевого послужил поводом к давно подготовлявшемуся

запрещению журнала. История запрещения «Московского телеграфа» и анонимная эпиграмма современника:

«Рука Всевышнего» три чуда совершила:
Отечество спасла,
Крест автору дала
И Полевого погубила, —

с тех пор аккуратно пересказывались во всех учебниках литературы и словарях и в конце концов вытеснили собою всю остальную деятельность Кукольника. А между тем литературная деятельность Кукольника никак не исчерпывается его quasi-патриотичеекими сочинениями вроде «Руки Всевышнего». Существует другая сторона его творчества, и, может быть, именно в ней-то и скрыта эстетическая основа его дружбы с Глинкой.

Одна из любимейших тем Кукольника — творчество, его любимые герои — поэты, художник», артисты; потому-то так часто он и обращается к жанру биографической повести. Это отметил в свое время еще Сенковский: «<...> Повинуясь своей любимой мысли, Кукольник изобразил, с редким талантом, с превосходным изучением и знанием предметов, со своим удивительным инстинктом путей, воззрений и чувств этого особенного класса людей, множество высоких или любопытных личностей, поэтических, литературных, художнических, музыкальных, разных сторон и веков — Торквато Тассо, Джулио Мости, Джакобо Санназара, Тартини, Доменикино, Лейзевица в драматических поэмах; Кострова в драме, которую теперь ставят на сцену; Пуссена, Каведано, Бюргера, Людо, Канову, Корреджио, Софью Миллер, Березовского и других — в романах и повестях»¹ .

Эта часть литературного наследия Кукольника никак не укладывается в рамки ходячего мнения о нем только как о выразителе официальной народности в русской литературе. И повесть о Березовском — наглядное свидетельство того, что творчество когда-то не в меру знаменитого, а теперь не в меру забытого литератора — интереснее, талантливее и разнообразнее традиционного о нем представления.

В. Васина-Гроссман

_________

¹ Барон Брамбеус (Сенковский). Сочинения Нестора Кукольника. 1853. (Серия «Библиотека для чтения»).

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

В. Васина-Гроссман

Содержание