Выпуск № 2 (92) | 1944 - страница 41

ты, серая, выплывай!» она подходит («выплывает») к жениху. После этого нареченных сажают за стол и поют величальные, беседные и плясовые песни.

Всеми «действами» во всех трех картинах руководил из-за кулис Пятницкий.

Успех концерта был колоссальный. Публика устроила Митрофану Ефимовичу овацию. Пресса дала ряд восторженных отзывов, причем ни одна газета не упрекнула устроителей (М. Е. Пятницкого и меня) в бутафорском методе оформления концертов, тем самым как бы признавая, что суть дела в данном случае не во внешнем оформлении, а в идее.

О правильности нашего с Митрофаном Ефимовичем «сценического» метода показа русских песен и хоровом исполнении крестьян свидетельствует отзыв Ю. Д. Энгеля:

«Это почти живые картинки быта, в которых песня предстает перед слушателем не в оторванном от действительности отвлеченном виде, а в связи со всей той реальной художественно-житейской атмосферой, одним из элементов которой они являются. Ведь настоящая народная песня — всегда "действо", прямое ли (рабочие песни, плясовые), символическое (хороводы, обрядовые песни) или только душевное (погружение в мир песенных переживаний).

И чем привычнее обстановка, в которой поют деревенские певцы, тем легче им войти в действо, даже чувствуя на себе взоры чужих людей (публики)...

Наиболее почетное место среди крестьянских певцов принадлежит глубокой старухе Аринушке. Любопытно видеть в действии живой очаг старой певческой традиции. Аринушка стоит посередине, обе ее дочери по сторонам, полуобернувшись к ней; часто, особенно перед выступлением, старуха вскидывается на них строгим, серьезным взглядом, они точно отвечают; во время пения все мерно покачиваются; словом, даже в самых, казалось бы, бездейственных песнях чувствуется особое песенное "действо".

С этнографической точки зрения интерес вечера, устроенного Пятницким, можно назвать крупным. Но он значителен и с художественной стороны, несмотря на то, что на наш городской взгляд исполнение песен далеко не всегда поднималось до высоты их чисто музыкальных достоинств».

В зрительном зале сидела чуть ли не вся артистическая Москва. Присутствовали и такие корифеи, как С. В. Рахманинов, Ф. И. Шаляпин, В. И. Сук и др.

Я не знаю, с какими мыслями и настроениями шли они на «Крестьянский концерт», но наблюдал их по его окончании. Поздравляя Митрофана Ефимовича, они не спешили покинуть зал. Бросалось в глаза их взволнованное состояние, которое обычно охватывает артистов, когда они сталкиваются с явлениями подлинного искусства.

В зале присутствовал и «этнографический цех». Но здесь — «немного лиц мне память сохранила». Хорошо помню, что концерт посетили Н. А. Янчук, А. Л. Маслов, Д. И. Аракишвили, А. В. Марков, Е. Д. Денисова, — то есть активная группа Музыкально-Этнографической Комиссии. Этой группе специфика организованного Пятницким вечера русской песни была более близка и понятна, чем другим московским музыкантам.

Мы чувствовали, что перед нами не театральное зрелище, а реальная жизнь.

«Как хорошо срепетован свадебный обряд!» — шептал мне на ухо сидящий рядом известный оперный дирижер Плотников, потрясенный «плачем» невесты. Даже квалифицированные музыканты в описываемое время не могли себе представить, что в услугах режиссеров, дирижеров и, в особенности, балетмейстеров народное музыкально-драматическое искусство не нуждается. Кратковременная репетиция перед концертом состояла в том, что Пятницкий сговорился с певцами, какие песни и в каком порядке надо петь и где кому стоять на сцене...

Удивившая некоторую часть публики непринужденность, с какою крестьяне держались на сцене, объясняется тем, что песенное «действо»

являлось для них ежедневным, будничным делом. Об огромном художественном значении этого дела, они, конечно, не догадывались. Участники хора не сознавали, что песни, которыми они очаровали столичную аудиторию, обязаны своим возникновением их творческому дару.

Возникавшие в публике предположения, что на приехавших из глухих мест крестьян новая, необычная обстановка не произвела никакого впечатления, были неправильны.

У приезжих был, конечно, целый ворох впечатлений, но они делились ими только друг с другом. Отвечать же на в упор поставленные, зачастую грубо-пошлые, вопросы бегавших за кулисы репортеров крестьяне просто не умели, так как не понимали, чего от них хотят.

Начальный текст афиши описанного концерта сформулирован был так:

Московский Литературно-Художественный Кружок. 27 и 29 января 1912 года в помещении кружка на Б. Дмитровке состоятся два концерта крестьян (III и IV) Воронежской, Рязанской и Смоленской губерний, устраиваемые М. Е. Пятницким.

Ни казенных, ни частных организаций, которые располагали бы средствами на устройство гастролей крестьянских хоров в 30 человек, в Москве не было. И в данном случае Литературно-Художественный Кружок (а 25 февраля — Русское Музыкальное Общество) взяли на себя возмещение путевых издержек лишь небольшой группы воронежских крестьян, с Аринушкой во главе.

Откуда же явились крестьяне других губерний? — Ломая голову над тем, как пополнить свою капеллу, Пятницкий остановился на мысли организовать резерв в Москве. Живя в фабричном районе, он случайно попал в общежитие рабочих одного из ближайших заводов. Там, к его радости, он нашел довольно большую группу страстных любителей старинных песен, бытующих в их родных селах Смоленской и Рязанской губерний. У них оказались прекрасные голоса, а репертуар — такого же типа, как у земляков Пятницкого.

Мне тоже захотелось познакомиться с этими певцами, и в одно из воскресений я пошел к ним вместе с Митрофаном Ефимовичем. На этот раз пения не было. Зато я был свидетелем «лабораторной работы» этой своеобразной певческой артели. Руководитель (не помню его фамилии) записывал в тетрадь тексты песен, сообщенные ему товарищами по заводу, уроженцами разных сел, — а в каждом селе, как известно, бытуют свои песни. Напевы песен, как оказалось, запоминались певцами сами собой, раз навсегда (что служит доказательством колоссальной музыкальной памяти русского крестьянина).

Довелось мне побывать и в лаборатории самого Пятницкого. Там, на его квартире, шел процесс «перенимания» песен. Участники Московского крестьянского хора (будем называть его так), выслушав фонограмму хоровой песни Воронежской губернии, «расшифровывали» ее своими голосами, не опуская никаких деталей. А потом сам Митрофан Ефимович становился хористом, пел и «перенимал» песни Смоленской и Рязанской губерний.

Едва ли в описываемое время кому-либо другому мог прийти в голову такой способ практического использования народно-песенной музыкальной сокровищницы. И едва ли кому-либо, кроме Пятницкого, она была по плечу.

Организация Московского крестьянского хора была закончена в 1913 году.

В апреле 1914 года скончалась воронежская Аринушка. Но в новом хоре уже блистала Аринушка рязанская, отлично исполнявшая старинные

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание