Выпуск № 2 | 1941 (87)

В. А. Давыдова умеет проникать в замысел композитора; она, как чуткий художник, бережно доносит до слушателя форму каждого романса; с большим мастерством подчиняет она себе капризные и сложные ритмы; с необыкновенной чистотой передает трудные интонации. Исключительным богатством своих вокальных возможностей преодолевает артистка огромный диапазон и подчас, казалось бы, невыполнимые по дыханию певческие трудности, сохраняя при этом декламационную выразительность.

В исполнении Давыдовой подкупают искренность и простота, соединенные с ясностью формы и замысла. Особенно это чувство формы проявлялось в романсах, наиболее сложных по форме и фактуре.

В пушкинском цикле наибольшего совершенства достигает Давыдова в романсах «Воспоминание» и «Заклинание». Она мудро «разворачивает свиток», давая нарастание с большой драматичностью, но очень сдержанно.

Артистка обладает тем секретом вокального искусства, о котором писал Глинка: «В музыке, особенно вокальной, ресурсы выразительности бесконечны. Одно и то же слово можно произнести на тысячу ладов, не переменяя даже интонации, ноты в голосе, а применяя только акцент; придавая устам то улыбку, то серьезное, строгое выражение...»1

В романсе «Заклинание» – опять та же сдержанность, то же умение распределить нарастание от почти шепотом спетой первой фразы «О, если правда, что в ночи»,– и дальше, к страстному, мучительному призыву: «Ко мне, мой друг, сюда, сюда!» В передаче всех этих оттенков Давыдова сохраняет чувство меры, нигде не переходя за грань, допускаемую искусством.

В «Элегии» Тютчева — «Еще томлюсь тоской желаний» — композитор с огромной лаконичностью и сдержанностью передает настроения и образы поэта. Этот романс Давыдова исполнила с какой-то особой проникновенностью и совершенством, давая тонкое, почти «бестелесное» pianissimo, в особенности, на последнем, словно истаивающем звуке, при большом диапазоне дыхания.

В. А. Давыдова и В. В. Владимирова

Наряду с образами, полными драматической напряженности и силы, Давыдова умеет создавать светлые, легкие образы, облекать их в прозрачное, невесомое звучание. Ярким примером может служить исполнение романса «Среди миров» (Ин. Анненский), необычайно трудного в гармоническом отношении, и романса на стихи Блока — «Твой южный голос томен...», чарующего прелестью вальсообразного ритма.

С неменьшим совершенством были исполнены романсы на слова Блока — «Ветер принес издалека», «Когда-то долгие печали...» и полный безнадежности романс на слова Тютчева — «Грустный вид и грустный час!»

И если в этом концерте певице все же не всегда удавалось давать игру света и полутеней, оттенять яркие, празднично богатые краски — мягкими бликами и полусветом, то виной тому небольшой, слишком тесный для ее мощного голоса зал.

К чисто внешним эффектам, идущим вразрез с остальным исполнением Давыдовой, нужно отнести исполнение испан-

_________

1 А. Н. Серов, Воспоминания о Глинке. Собр. соч., т. III. СПБ. 1895.

ских романсов и песни «Протоптала тропочку». Правда, и музыка в этих романсах становится несколько условной. Все же романс на слова поэта Щипачева, по характеру близкий ночной серенаде, следовало бы трактовать сдержанно, затаенно, легким звуком, с едва заметным трепетом. Праздничное настроение «Застольной песни» должно было быть передано без внешней драматизации и подчеркнутой мимики.

То же хочется сказать и о песне «Протоптала тропочку», которую следует петь «с хитрецой», при внешней простоте.

Несколько слов о новой редакции романса на стихи Тютчева — «О чем ты воешь, ветр ночной?» В ней не нашла полного воплощения поэтическая идея стихотворения. В этом романсе нехватает глубокого философского раздумья, в нем нет того леденящего страха (быть может, здесь нужны более «острые» и «страшные» гармонии), того «чувства космоса», которое отличает тютчевское стихотворение.

Хотелось бы большего развития, более подчеркнутых вопрошающих интонаций в строках «О чем ты воешь, ветр ночной? О чем ты сетуешь безумно?» Самое интонирование слова «хаос» в настоящей редакции маловыразительно, неприятно и трудно для исполнителя. При подчеркнутой заостренности вопрошающих строк более контрастно должна была бы прозвучать мольба: «О, страшных песен сих не пой...» Все это намечено композитором, но не доведено до философского уровня тютчевского текста.

Нельзя умолчать об исключительно восторженном приеме, доставшемся на долю композитора и прекрасного ансамбля В. Давыдовой и В. Владимировой. В этом ансамбле чувствовался общий замысел, единое дыхание, острое чувство формы. В. Владимирова прекрасно передала трудную фактуру фортепианного сопровождения, чутко сохраняя авторский текст.

Е. Даттель

 

«Франческа да Римини» Рахманинова

К постановке Всесоюзного радиокомитета

Постепенно гаснет свет. Зал погружается в мягкий полумрак, боковые галереи освещаются темно-красными лучами, — как будто вспыхивают отблески пламени. Звучит мрачная музыка, словно из какой-то глубокой пропасти раздаются стоны. Высоко над эстрадой, в конце галереи, появляются «тени Вергилия и Данте».

Так начинается «Франческа да Римини», драматический эпизод из пятой песни дантова «Ада», в театрализованном концертном исполнении силами Всесоюзного ради окомитета.

Своеобразна судьба этой оперы. 34 года назад она была впервые поставлена на сцене Московского Большого театра, в один вечер со «Скупым рыцарем»; в спектакле были заняты лучшие артисты, дирижировал автор. «Рахманиновский» спектакль имел явный успех, шел при переполненном зале, но после пятого представления Рахманинов уехал из России. Обе его оперы сошли со сцены.

А между тем, «Франческа» — одно из лучших произведений Рахманинова. Правда, это, в сущности, не опера, а скорее произведение ораториально-кантатного жанра, ряд сцен-иллюстраций к пятой песне «Ада» Данте: монументальная картина первого круга ада (пролог), рассказ Франчески и Паоло (две картины) — и снова мрачный адский пейзаж (эпилог). В «Рассказе» три эпизода: сборы Ланчотто Малатесты в поход, его размышления о неудачном браке с Франческой и диалог с ней и, наконец, сцена чтения романа (знаменитый дуэт Франчески и Паоло — лучшее место оперы).

Эта трагическая история любви и ревности развивается вне какого-либо бытового «фона». Даже в единственной жанровобытовой сцене сборов в поход все участники ее, кроме Ланчотто, почти «немые» персонажи.

Из трех главных действующих лиц наиболее полно и разносторонне раскрыт образ «ревнивца» — Малатесты. В сцене сборов в поход он характеризуется как решительный, смелый, суровый воин; в ариозо и дуэте раскрываются его страдания, ревность, его страстная любовь к Франческе и зарождающееся чувство недоверия («демонический» смех в конце дуэта). Франческа и Паоло у композитора менее яркие, менее «выпуклые» фигуры: это — бесплотные тени, томящиеся в мрачной адской пустыне.

Исполнитель роли Малатесты — Б. Дейнека — не только вполне овладел вокальной партией, особенно трудной для баса, но и создал запоминающийся сценический образ сурового, страстного человека. От-

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет