Выпуск № 3 | 1940 (77)

мере, известная доля ее придает вес и значение моим суждениям о музыке и о явлениях московского музыкального мира, то это только потому, что она видит во мне выразителя мнений и взглядов наиболее авторитетной в деле музыки среды»1.

Так здраво и последовательно сформулированы Чайковским принципы объективной критики.

Вместе с тем, не нужно полагать, что стремление к предельной объективности суждений могло заглушить в нем выражение непосредственнных симпатий и антипатий. В сущности, Чайковский, до конца жизни не принявший Вагнера, не принявший Брамса, — остался глубоко чужд творчеству этих композиторов из чисто субъективных чувств. В его личных высказываниях в отношении Вагнера, Брамса и многих других композиторов — чувствуется горячая и нескрываемая пристрастность художника-критика. Вот почему при оценке общих критических взглядов Чайковского ошибочно ставить знак равенства между субъективными мнениями художника и объективными намерениями критика, — несмотря на то, что в отдельных случаях субъективное восприятие все же брало верх, приводило к явно ошибочным оценкам, — например творчества Фолькмана, Раффа.

Фолькман — по мнению Чайковского — «едва ли не самый симпатичный из новейших немецких композиторов..., несомненно даровитее пресловутого Брамса, которого теперь в Германии стараются поставить на несоответствующий его посредственному дарованию пьедестал»... «Рафф принадлежит к числу замечательнейших современных композиторов германской школы». Его симфонию «Im Walde» Чайковский всерьез называет «лучшею симфонией из всех, какие были написаны в последнее десятилетие».. 2.

Но не в этом суть вопроса. Мы прекрасно понимаем, что отдельные высказывания и даже целые рецензии Чайковского ныне устарели. История развития музыкальной культуры внесла поправки, «сняла» субъективную остроту, а иногда и несправедливость его критических оценок. Но — не по этим случайным высказываниям мы судим о Чайковском-критике. Ибо основная линия его творческих убеждений, его эстетического мировоззрения проходит глубже.

Нельзя обойти молчанием и высказывания Чайковского, к сожалению, оброненные им как бы мимоходом, не развитые, но представляющие огромный интерес.

Так, в статье от 8 декабря 1872 г. мы читаем: «Случайное ли появление гениальных людей производит перевороты в искусстве, или, наоборот, само время целою совокупностью различных исторических влияний и взаимодействием их вызывает к деятельности призванных к тому людей, это вопрос, разрешение которого не под стать фельетонному хроникеру...»3.

В другом месте, снова говоря о том, что «скромному музыкальному хроникеру не под стать углубляться... в бытовые и исторические условия, под влиянием которых образовалось творчество Гайдна», — Чайковский задает вопрос: «Был ли бы Гайдн более трагическим, глубоким, страстным, еслиб родился в другое время? Не объясняется ли причесанность, изящная

_________

1 «Музыкальные фельетоны», стр. 286.

2 Там же, стр. 245–246,10, 84. Заметим, кстати, что Раффа очень высоко ставил и Лист.

3 Там же, стр. 83.

холодность его музыки теми нравами и той средой, в которой пришлось ему развиться?»1.

Робкий ответ на поставленные вопросы мы читаем на следующей странице: «Я намекнул выше, говоря о Гайдне, что каждое произведение искусства, как бы ни превышало оно художественный уровень той эпохи и того общества, в среде которого жил человек, его создавший, неизбежно должно носить на себе печать своего времени»2. (Разрядка моя. — Г. Б.).

Блестящие черты Чайковского-критика ярко проявились в отчетах о байрейтском музыкальном торжестве 1876 г. Здесь Чайковский достигает высшей точки развития своего литературно-критического таланта.

Нельзя не восхищаться тем высоким уровнем знаний, понимания и профессионального умения — в истинно творческом значении этого слова, — с каким Чайковский, подробно, не упуская деталей, излагает сложное содержание вагнеровской трилогии.

Что касается анализов, разборов сочинений, то они представляют собой, в большинстве случаев, популярное, подчас увлекательное изложение конкретного содержания музыки, — например, содержание А-dur’ной симфонии Бетховена, «Дон-Жуана» Моцарта, «Руслана и Людмилы» Глинки и др.

Не мало интересных и ценных наблюдений разбросано в многочисленных характеристиках композиторов. Эти характеристики обнаруживают замечательный ум и способность глубоко чувствовать, понимать и любить искусство, и, главное, — умение внушить это чувство своему читателю.

Таковы выдающиеся достоинства литературно-критических работ Чайковского, заслуживающих самого пристального внимания и изучения — как значительная веха в историческом развитии русской музыкальной критики. С горячей страстностью истинного художника-демократа Чайковский отстаивал великие традиции народности и реализма русской передовой критической мысли, словом и делом содействуя могучему движению русского искусства.

Чайковский-критик, как и Чайковский-художник, принадлежит к числу тех великих натур, которые, — по мысли Белинского, — работая для настоящего, подготовляют будущее, и по тому самому уже не могут принадлежать только одному прошедшему.

Статьи Чайковского о музыке стоят в одном ряду с выдающимися работами классиков русской музыкальной критической мысли — Серова, Стасова.

В этой связи нельзя не подчеркнуть огромное воспитательное значение работ Чайковского для молодых, растущих кадров советской музыкальной критики. Эти статьи учат высоко принципиальному, чистому и честному, объективному — в лучшем смысле этого слова — отношению к предмету критики, вдумчивому, серьезному и всестороннему анализу разбираемых произведений. Ибо они проникнуты духом борьбы за передовое искусство, за передовую народную музыкальную культуру, за подлинную — т. е. передовую научно-критическую мысль о музыке.

_________

1 «Музыкальные фельетоны», стр. 112–113.

2 Там же, стр. 114.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет