Выпуск № 6 | 1939 (69)

видно из слов самого композитора, — отнюдь не признававшего универсализм их контрапунктических достижений. И это понятно. «Существует мнение, что старые контрапунктисты еще в нидерландскую эпоху исчерпали все имитационные, в частности канонические, формы. Но в действительности ими вполне разработаны только некоторые из этих форм, а остальных они или касались мимоходом, или вовсе не затронули. Их огромная заслуга в том, что они нашли эти формы и выработали из них гибкое и послушное орудие музыкальной техники»1.

В совершенстве изучив предмет, отличавшийся не только путаной терминологией и несовершенной классификацией, но и, главным образом, наукообразной методологией, антинаучными традициями, превратившими живую, обусловленную практикой область музыкального знания в окостеневшее, догматическое «руководство», — Танеев поставил учение о контрапункте на подлинно-научную, рациональную основу. Это и позволило ему с беспримерной ясностью доказать, что подвижной контрапункт строгого письма «благодаря простоте своих принципов и последовательности их проведения... представляет явление единственное в своем роде по стройности, естественности и логичности. Все бесконечное разнообразие его сочетаний является лишь последовательным развитием простых и удобопонятных основ двухголосного контрапункта »...2 «Совлечь покров полумистической таинственности, долгое время окутывавший учение о подвижном контрапункте»... было под силу лишь выдающемуся музыканту, впитавшему лучшие достижения музыкального искусства, стоявшему на уровне передовой научной мысли. Таким музыкантом несомненно был С. И. Танеев.

Обращение Танеева к музыкально-теоретическим проблемам и, в частности, к глубокому изучению подвижного контрапункта строгого письма, было продиктовано прежде всего насущными потребностями музыкального искусства, — и отнюдь не стремлением к узкому эмпирическому теоретизированию или ненужным теоретическим абстракциям.

Абстрактные, метафизические принципы были глубоко чужды творческой натуре Танеева. Всем своим существом, всем складом мышления он стремился к широким обобщениям; эти обобщения, несмотря на отдельные, иногда весьма существенные противоречия, как бы произрастали на здоровой почве рационализма.

Более чем сорок лет жизни С. И. Танеев отдал непрестанной работе, неутомимому совершенствованию в своем искусстве — в области творческой и теоретико-познавательной. Если учесть, что работа над «Подвижным контрапунктом строгого письма» шла почти непрерывно в течение более двух десятилетий, — то можно сказать, что через всю деятельность композитора красной нитью проходит его теоретическое творчество, — служащее целям художественным3.

В свое время танеевская «система» встретила решительные возражения и даже опасения со стороны П. И. Чайковского за судьбу огромного дарования его ученика. Искренний протест вызывал в Чайковском и тот дух ученичества, «духовной диэты», преувеличенного недоверия к своим си-

_________

1 Вступление к «Подвижному контрапункту», стр. 5.

2 «Подвижной контрапункт», глава 11, стр. 189.

3 С. И. Танееву принадлежит еще один аналитический труд — «Учение о каноне», оформленный им в течение 1901−1903 гг., но сочинявшийся значительно дольше (подготовлен к печати В. Беляевым. Изд. Муз. Сектора Госиздата. М., 1929).

лам, который, по его убеждению, заглушал в Танееве непосредственную артистическую интуицию.

В письмах к своему учителю Танеев твердо и убежденно пытается рассеять его напрасные опасения. Он не устает утверждать, что для всестороннего и основательного знания прежде всего «нужна кропотливая и сухая работа, которая должна предшествовать художественному творчеству»1; что «контрапунктические «хитрости», так же как и гармонические, перестают быть таковыми, как только ими вполне овладеешь, и могут служить для целей вполне художественных»2.

Позднее Танеев весьма последовательно и определенно проводил ту же мысль в «Подвижном контрапункте»: «...развивается... способность... пользоваться бесконечно разнообразными контрапунктическими формами, как средством художественной выразительности, и подчинением себе всей области звукового материала открывается полный простор для творческой работы фантазии» (стр. 349).

И Танеев доказал это, по крайней мере в своих произведениях последнего периода. Мы имеем в виду, прежде всего, гениальную кантату № 2 «По прочтении псалма» (1912−1914 гг.), которая, по сути говоря, представляет собою для русской музыки явление всеобъемлющего, эпохального значения. Из его выдающихся произведений последнего периода можно назвать немало: прелюдию и фугу gis-moll, для ф-п., ор. 29 (1910); шестой струнный квартет B-dur, ор. 19 (1905); шестнадцать хоров для мужских голосов a capella, ор. 35 (1912); двенадцать хоров a capella для смешанных голосов на слова Я. Полонского, ор. 27 (1909); концертную сюиту для скрипки и оркестра, ор. 28 (1908−09) и, наконец, вдохновенный фортепианный квинтет g-moll, ор. 30 (1912).

Все эти произведения говорят о том, что творческое дарование Танеева не только не угасало под влиянием усиленных контрапунктических занятий, но наоборот, — благодаря этим занятиям оно обрело высокую зрелость и подлинное вдохновенье.

Для нас несомненно, что сочиняя свое последнее выдающееся произведение — кантату «По прочтении псалма», в которой непосредственное творческое вдохновение и богатство мысли соперничают с исключительным мастерством, — Танеев переживал гармонический расцвет жизненных сил. Такая сила, твердость, непреклонность в достижении намеченного — безусловно — свойство исключительных натур. На память приходят гетевские слова о том, что «...высший гений — тот, который все принимает в себя, умеет все усвоить, не нанося этим ни малейшего ущерба основному самоопределению, тому, что зовется характером, а наоборот, еще усиливая его и по возможности повышая его способности» (письмо к Вильгельму Гумбольдту от 1 марта 1832 г.).

Мистические бредни, упадочничество, индивидуализм — эти ужасающие отравы эпохи, в которую жил и творил композитор, не коснулись ясности его мысли. И если мы скажем, что творчество Танеева представляло собой великолепный порыв музыкального возрождения, порыв, проникнутый силой энтузиазма и разума — мы ответим на вопрос о том, каково должно быть наше отношение к его творческому наследию.

_________

1 Письмо к Чайковскому от 18 авг. (н. ст.) 1880 г. Цитир. издание, стр. 56.

2 Письмо от 6 апреля 1884 г., стр. 107.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет