Выпуск № 6 (47) | 1937 - страница 31

Зрительный зал Большого театра в 60-х гг. XIX в.

«Собственно русская опера, — рассказывает один из петербургских театралов, — не пользовалась особенным почетом в обществе. Туда ездили больше для спектаклей “gala” или по случаю каких-нибудь экстраординарных представлений. Все симпатии меломанов были попрежнему направлены в сторону казенной итальянской оперы »¹.

То же самое наблюдалось и в Москве. «Оперные спектакли, преимущественно итальянские, посещались из моды, из подражания Петербургу. Люди более и менее пожилые, воспитанные на итальянских мотивах, любили их заново слушать, сравнивая их настоящее исполнение с тем, какое доставляло им высокое наслаждение в пору их молодости. Наконец, было много таких, которые шли в оперу ради того, чтобы на других посмотреть, — благо весь московский “бомонд” был там. Но настоящие любители и ценители музыки составляли редкое исключение»².

Причины, по которым посетители абонированных лож и кресел встретили шиканьем оперы М. И. Глинки, раскрываются уже и в свидетельстве А. С. Пушкина и в воспоминаниях театралов: по одному тому, что это были русские оперы, они не могли встретить особенно благосклонного приема со стороны тупой знати, не способной помять всю глубину и художественную проникновенность народного искусства.

^_________

¹ Н. В. Дризен, «Сорок лет театра» (1875−1815 гг.).

² В. Голицын, «Мои театральные воспоминания», «Временник театров», вып. I, 1925.

Убежденный «русланист» В. В. Стасов уже семьдесят лет тому назад с большой проницательностью охарактеризовал отношение этой публики ко второй опере М. И. Глинки:

«Когда, широко развернув свои крылья, Глинка понесся орлиным полетом на высоты еще невиданные, еще нетронутые, русская публика отшатнулась от него, как от падшего таланта, как от врага. Глинку жалели, о нем говорили с состраданием, над ним трунили и насмехались. Один граф, тогдашний высший судия и оценщик музыкальный, погружая свой подбородок в галстух, говорил: “C’est un opera manque”¹; один очень известный тогда генерал обещался посылать своих проштрафившихся офицеров вместо гауптвахты на представление того же “Руслана”... Однако, за что вся эта напасть, за что так не любили всегда эту оперу, в чем ее обвиняли?..» «Во-первых, во всем, что создано Глинкой высшего и лучшего (а таков почти весь “Руслан”)... все дышит поэзией и глубоким самостоятельным творчеством... Потом, выражение всех душевных движений, чувств, слишком полно вдохновения и истинной красоты. Это большинству публики тоже покуда не годится... Далее, у Глинки такое творческое ясновидение и воплощение национального, древнего колорита, которое слишком грузно для желудка “меломанов”... Никогда им не надо такой правды, такой красоты, такого веяния истории !» ²

Новизна, самобытность, народность и, главное, стремление к музыкальной правде, к художественному реализму — вот что, по мнению В. В. Стасова, вызвало враждебное отношение высокопоставленных абонентов лож и кресел к операм Глинки.

Судьба продолжателей начатого Глинкой дела коренного преобразования русской оперы подтвердила прогноз дальновидного Стасова.

Дерзновенный лозунг А. С. Даргомыжского: «Хочу, чтобы звук прямо выражал слово, хочу правды в звуках!» — предопределил судьбу его «Русалки» и особенно «Каменного гостя», долгое время не получавших должной оценки.

«Помню, — рассказывает Н. В. Дризен, — сколько разговоров вызвал “Борис Годунов” Мусоргского... По поводу некоторых сцен, сейчас ставших классическими, например, сцены в корчме, говорили со скрежетом зубовным, — называли это верхом реализма в искусстве»...

Настроения и вкусы посетителей бельэтажа, бенуара и кресел предопределяли точку зрения дирекции императорских театров на русскую оперу.

В Москве был, по воспоминаниям В. Голицына, период, когда «итальянская опера почти совсем вытолкала русскую. Итальянцы занимали три дня в неделю, два дня были для балета, а русская опера должна была довольствоваться одним вечером в неделю, ибо в то время по субботам спектаклей не полагалось. Несмотря на то, что в русской опере были недурные силы, ее спектакли были весьма печальны: очень ограниченный репертуар, убогая обстановка, слабый хор, — и все это в почти пустом театре».

В Петербурге в репертуар русской оперной труппы входили преимущественно иностранные оперы. От постановки произведений русских

^_________

¹ «Это неудачная опера!»

² В. В. Стасов, «Верить ли?» Собр. соч., П, 1894, т. III, стр. 195−199.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Зрительный зал Большого театра в 60-х гг. XIX в.

Содержание