Выпуск № 3 | 1937 (44)

Вас. Яковлев

Пушкин и русский оперный театр

Глинка и Даргомыжский

1

«Первую мысль о „Руслане и Людмиле“, вспоминает в своих „Записках“ Глинка, подал мне наш известный комик (т. е. автор комедий. В. Я.) Шаховской...»

Вполне понятно, что Шаховской имел здесь в виду продолжение в оперном театре того репертуара, создателем и участником которого в течение более двух десятилетий он был в театре драматическом. По его предложению «роль Черномора следовало писать для Воробьевой» (А. Я. Петрова-Воробьева — замечательное контральто, для которой Глинкой был написан Ратмир). Таким образом, по Шаховскому, центр внимания — Черномор, волшебство, его партия должна быть отдана лучшей исполнительнице.

Творческая история оперы Глинки по своим внешним фактам крайне скудна, мы располагаем здесь лишь отрывочными сведениями, — в противоположность сценической истории, как известно, очень богатой перипетиями возникшей вокруг оперы горячей принципиальной борьбы.

Неизменным пропагандистом творчества Глинки и его «Руслана» — В. В. Стасовым — было брошено такое замечание: «Надо начать с того, что, когда Глинка еще задумал свою оперу, он никак не мог сладить с самым простым делом: найти себе либреттиста». Это было сказано в 1859 г. Вероятно, позднее, тот же Стасов (так много помогавший своим товарищам по «могучей кучке» выбором сюжетов для опер, составлением сценариев и т. д.) хорошо понял, что для оперного композитора найти себе хорошего либреттиста — не самое простое, а самое трудное дело...

Если такую мысль мог бросить уже тогда всесторонне образованный передовой публицист-мыслитель, то что же можно сказать об отношении к оперному либретто в 30-х гг., о тех традициях и навыках, какие господствовали в современном Глинке театре, и о тех литераторах, которые работали в театре.

«На одном из вечеров у Жуковского Пушкин, говоря о поэме своей „Руслан и Людмила“, сказал, что он многое бы переделал; я желал узнать от него, какие именно переделки он предполагал сделать, но преждевременная кончина его не допустила меня исполнить это намерение», пишет Глинка в своих «Записках». Этот разговор, по всем данным, относится к последним месяцам жизни поэта.

Трудно сказать, кого с потерей Пушкина можно было бы считать подходящим либреттистом для Глинки. Жуковский, как известно, очень немного участвовавший в работе над либретто первой оперы композитора и едва ли вообще чувствовавший себя способным к этому делу, передал выполнение его третьестепенному автору —

Розену. Ни Одоевский (к тому же живший в те годы в Москве), ни кто-либо другой из писателей-современников Глинки не имели тяготения к такого рода творчеству. Если вспомнить писателей разного ранга той эпохи, то окажется, что почти ни один из них не подойдет к работе в этой области по тем или иным причинам. К тому же и общение Глинки с литераторами, могло быть вполне случайным. С таким, напр., театральным писателем, как В. А. Соллогуб, у него были опыты в процессе создания первой оперы, — но положительных результатов они не дали. Другие же были вообще далеки от театра. Московские же «знатоки» — Загоскин, Шевырев, — не были выше Кукольника и его товарищей в этом деле. Говорить о выборе либреттиста, достойного Глинки, не приходится. Кроме Пушкина никого не было.

У всех историков литературы и театра на памяти письмо Пушкина к Вяземскому: «...Что тебе пришло в голову писать оперу и подчинить поэта музыканту? Чин чина почитай. Я бы и для Россини не пошевелился» (в черновике письма: «Что тебе пришло в голову оперу писать и закабалить поэзию музыке...» и т. д.). Но ведь письмо это писалось в ноябре 1823 г., в ответ на сообщение Вяземского о написании им, совместно с Грибоедовым, оперы-водевиля с музыкой Верстовского. С тех пор отношение к музыке и музыкантам у Пушкина во многом изменилось. Пушкин все глубже относился к явлениям музыкального искусства, да и к тому же здесь речь шла не об операх-водевилях, появлявшихся, чуть ли не ежедневно, для обихода театральных будней, а о серьезном замысле выдающегося композитора.

Разговор с Пушкиным, приведенный Глинкой, не мог не волновать воображение историков русской музыки. Какие именно переделки имел ввиду поэт? — Переделки ли своей поэмы, как таковой, или же применительно к либретто, или непосредственно обработку поэмы в либретто?

Вспомним сказанное Пушкиным в его «Критических заметках» (1830 г.): «...„Руслан и Людмилу“ вообще приняли благосклонно. Кроме одной статьи в „Вестнике Европы“, в которой побранили весьма неосновательно, и весьма дельных вопросов, изобличающих слабость создания поэмы, кажется, не было об ней сказано худого слова. Никто не заметил даже, что она холодна», и т. д.

Не считал ли Пушкин в данном случае, в разговоре с Глинкой, свою раннюю поэму слишком «холодной» для художественного темперамента композитора, для его будущей оперы?

Общеизвестно и закономерно объяснение, что Глинка увлечен был в поэме Пушкина не только звучанием пушкинского стиха, так сильно действующего на большинство музыкантов, но возможностями развернуть богатейшие колористические данные в оркестре, развернуться в вокально-тембровых характеристиках образов, вызванных образами поэтическими, музыкально воплотить все разнообразие картин, в яркой смене которых Глинка мог рассчитывать на «театрализацию» сюжета в достаточной мере полную.

Но план, интенсивность действия, основная линия сюжета? — Когда много позднее, под гнетом измучивших его упреков и глубокого разочарования в своей, столь дорогой для него музыкально-драматургической работе, Глинка явно старается оправдать себя

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет